Охота на министра - Колганов Владимир Алексеевич

Часть 1. Три кита

Глава 1. Мечты

Приснился Аркадию Евграфовичу сон. Будто поспорил он с довольно привлекательной девицей, что одной спички недостаточно для того, чтобы сжечь все волосы на голове. Дурацкая, в общем-то, затея, но ведь на то и сон… В жизни он бы такого, уж конечно, не позволил. Вот ещё! Только экспериментов над собой и не хватало. Итак, он ей и говорит, передавая коробок со спичками:– Сожжёшь, я тогда любое твоё желание исполню. А нет – ты мне… Ну, чем она обязана будет ему отплатить, если спор проиграет, это всем понятно.

Но вот чиркнула девица спичкой по коробку, и через несколько секунд вся голова Федюкина оказалась выметена, как под метёлку. Затем всё лицо покрылось волдырями, а с глазами сделалось такое, словно бы зрение напрочь потерял – кругом тьма и только искорки летают. Ужас охватил Федюкина, причём не смутило даже то, что волос на голове уже изрядно поредел к пятидесяти годам, так что и жечь-то по большому счёту было нечего. Проснулся весь в холодном поту и как ни пытался успокоить себя, что-то подсказывало – сон этот, несомненно, в руку.

Вообще-то во сне чего только не приходит в голову. Именно так однажды появилось неодолимое желание представить себя в образе потомственного дворянина, ещё лучше – графа или ещё кого-нибудь из придворной знати. Иногда это удавалось, то есть Аркадий Евграфович оказывался вдруг во дворце, среди шикарно разодетых дам, сверкающих эполетами офицеров, да и сам чувствовал, что он в этой зале далеко не последнее лицо, чему свидетельством расшитый золотыми нитками мундир то ли егермейстера, то ли камергера. Однако всё это было ненадолго – видение обычно возникало неожиданно и длилось всего несколько минут. И всё же заметный след в его сознании оно оставило, отсюда все эти странности в отношении к окружавшей его жизни: милицию он стал мысленно называть городовыми, ОМОН – жандармами, своих советников и заместителей – челядью, солдатиков – холопами, прочих граждан – быдлом, ну а главу государства величал исключительно и только «государем».

Надо сказать, такой поворот в мировоззрении пришёлся Федюкину явно по душе, словно бы открылось то, о чём втайне он давно уже мечтал, только признаться в этом не решался. Со временем желание обрести почётный титул стало настолько сильным, что как-то само собой перекочевало из области неподвластных разуму видений во всегдашнюю реальность. Федюкин даже графский герб заказал знакомому художнику, так, на всякий случай, хотя дворянином его категорически отказывались признавать – в Российском дворянском собрании, мягко говоря, послали, заодно ещё и прилюдно высмеяв. Им почему-то требовалась родословная, а где такую взять? Не мог же он признаться в том, что прадед служил старшиной сапожного цеха в ремесленной управе, ну а прабабка обреталась в Кубанском войсковом приюте для девиц, да и то, стыдно сказать, – числилась там надзирательницей. Ну где тут, скажи на милость, хотя бы крохотные намёки на дворянство?

Перешерстил Федюкин списки столбовых дворян и прочей местной знати по всем губерниям с начала восемнадцатого века. Перечитал все родословные, которые только удалось найти. Искал малейшую зацепку, ну хоть кого-нибудь с такой или похожей на него фамилией. Всё оказалось без толку! Ни подпоручика в пехотном полку, ни столоначальника в уездной управе – нигде ничего подходящего так и не нашёл. Можно, конечно, предположить, что кто-то из его предков был незаконнорожденным сыном генерала или статского советника – такие случаи бывали. Тогда этому бедняге назначалась фамилия как бы с потолка. Но кто же, прости господи, даст эту неказистую фамилию потомку дворянина?

Как-то пришла в голову мысль, а не поискать ли за границей. Многие «бывшие» там обосновались ещё с незапамятных времён. С тех пор и фамилии, небось, переменили на тамошний манер. Или же совсем наоборот – немало французских офицеров осело в России после разгрома армии Наполеона. Так ведь вполне могли позаботиться о том, чтобы приписать к прежней фамилии хотя бы пару букв, к примеру «ин». Вот только в этом случае первоосновой мог быть исключительно «Федюк», что уж совсем не увлекало. И всё-таки надежда сохранялась, поскольку наверняка имелись и более интересные варианты происхождения фамилии.

Недавно летал в Париж на переговоры – речь шла о разработке новой формы для солдатиков. Пришлось пообщаться с несколькими знаменитыми тамошними кутюрье, однако их предложения Аркадия Евграфовича не впечатлили. Уж очень всё замысловато, вычурно, да и цена кусается, а ведь для солдата главное, чтобы летом руки-ноги не потели. Василиса ещё тогда обратила внимание, что Федюкин словно бы витает в облаках вместо того, чтобы обсуждать детали формы. Она-то уже видела себя одетой «от Версаче» или хотя бы «от Диор». Но что поделаешь, если даже во время переговоров Аркадий Евграфович всеми своими мыслями был там – недалеко от парка де Монсо и собора Александра Невского, на маленькой парижской улочке, в доме, где размещался с давних пор Союз русских дворян. И словно бы уже кончиками пальцев слегка похолодевших, чуть дрожащих рук ощущал тепло бумаги, на которой витиеватым почерком написано: «Внести в шестую часть Родословной книги Союза русских дворян Федюкина Аркадия Евграфовича, рождённого…» Ну и так далее – с тем, что положено писать в дворянских грамотах, он ознакомился заранее. Смущала только обнаруженная им в образце такого документа оговорка по поводу того, что «настоящее свидетельство действительно до утверждения оного законною в России властью». Чем же им эта власть не угодила? Да если бы не она, родимая, разве когда-нибудь пришла бы ему в голову мысль о графском титуле.

Надо признать, что желание стать дворянином возникло у Федюкина, только когда уже приблизился к вершине власти, что называется, на длину протянутой ему руки. В сущности, его теперешняя должность вполне соответствовала званию церемониймейстера, по крайней мере. То есть стоять по правую руку от «государя» на парадах, да рапортовать о достигнутых успехах на очередных манёврах. Всё остальное было недоступно вниманию посторонних лиц, поскольку военные дела в немалой степени связаны с секретностью, а потому и личная жизнь, и увлечения, и методы руководства Федюкина своим ведомством оставались тайной за семью печатями.

Если бы не эти проблемы с получением дворянства, грех было жаловаться – со временем удалось скопить солидный капитал, потом выправил себе степень доктора каких-то там наук, а уж когда устроился в должности военного министра, жизнь стала приобретать черты, свойственные только небожителям. Вроде бы чего ещё желать? На самом деле, всё было не так. Это его не вполне внятное происхождение вечно напоминало о себе, даже когда никто о том не спрашивал. Он ощущал себя купчишкой, выбившимся в люди из лакеев – безродным простолюдином среди потомков графов и иных дворян. Теперь даже страшно вспомнить, с чего он начинал! Голь перекатная, босяк! И главное – не малейшей перспективы.

Глава 2. Происхождение субъекта

В те времена на улицах родного города ещё можно было встретить человека с автоматом. Он вылезал из чёрной «волги» без номеров – вместо этого была только никелированная табличка, свидетельство принадлежности к высшей знати, – опасливо оглядывался по сторонам, поводя дулом автомата, и только после этого открывалась задняя дверь, чтобы представить прохожим и зевакам того, чьё имя даже шёпотом боялись называть. Аркаша глядел во все глаза, и сердце его замирало от восторга – вот так бы и ему когда-нибудь, под ручку с ослепительной красавицей входить в предупредительно распахнутые двери ресторана.

Однако эта дивная мечта на долгое время оказалась спрятана где-то в закоулках его памяти. Мечтать, конечно же, не вредно, если не очень увлекаться, но прежде следовало получить ну хоть какую-то профессию. Там, где всё зависело только от него, он смог показать, на что способен, хотя перспектива реализовать свои способности, работая на автобазе, нисколько не прельщала. Однажды начальник, приметив паренька, в приватной беседе поделился своим опытом: