– Так ведь это же Нелька с друзьями ее и устроила.
– О чем я тебе и говорю! Сорвиголова, а не девчонка. Сегодня в очереди за молоком стояла, слышала, как баба Вера рассказывала. Знаешь бабу Веру? В желтом доме живет, у дороги. Высокая такая, всех поучить любит.
Шура тоже знала эту в высшей степени неприятную старуху, которая всегда и всем была недовольна, все у нее шло не так и наперекосяк, но почему-то винила во всем этом она не саму себя, а окружающих ее людей.
– Вышла баба Вера сегодня ночью из дома по естественной надобности и чуть инфаркт не схлопотала. Торчит, понимаешь ли, прямо над кустами у туалета чудовищная морда. Светится в темноте. И стонет. Баба Вера так и села. Ноги у нее подкосились, дыхание перехватило. Того и гляди, помрет. Да и то сказать, много ли старухе надо? Ей годочков уже, считай, за восемьдесят. Далеко ли до греха?
– Так и что случилось?
– А то, что Нелька подговорила других ребят, стащили они где-то тыкву, рожу в ней страшную вырезали, фонарик внутрь вставили и прикрепили над забором у бабки Веры. Та вышла, видит, в воздухе жуткая оскаленная морда парит. А ребята еще и стонать принялись, чтобы еще жутче сделать.
– И впрямь жуть, – согласилась мама Шуры. – Я бы и сама испугалась.
– В том-то и дело! И таких проделок на счету у Нельки миллионы! А Павлик никогда с этой компанией не играл. Все больше возле взрослых терся. Хороший мальчик! Вот хороший, и все! С моим дедом Сашей они огород копали. Кто другой из ребят станет за спасибо огород копать? Ни в жизнь! А Павлик стал! Нет, золото, а не ребенок. Травы перед домом скосим, он тут же с граблями бежит, в кучки соберет, в тачку загрузит, к нам на участок привезет. И никто его об этом не просил, сам вызывался!
Мама ничего не ответила. Наверное, мысленно сравнивала соседского Павлика с собственной Шурой, которая была мастером отлынивать от любой домашней работы. Не нравилось Шуре ни поливать грядки, ни полоть сорняки, ни мыть посуду, которую тут приходилось полоскать сразу в трех тазиках – первый с мыльной водой, второй с водой колодезной, и третий уже с наичистейшей тоже колодезной, но прозрачной как слеза водичкой для окончательного ополаскивания.
А Павлик, как слышала Шура, посуду мыл. И по хозяйству всегда матери помогал охотно и без лишних просьб. Невзирая на это, Павлик никому из детей не нравился. Взрослые им восхищались, хвалили и ставили его в пример, но все прочие дети – даже мелюзга – дружить с положительным Павликом не хотели, а искали дружбы у все той же сумасбродной Нельки.
– Да что Нелька! – услышала Шура снова голос тети Иры. – Нелька – это еще полбеды. Лолитка – вот где подлинное несчастье родителей. Девчонке всего пятнадцатый год пошел, а она уже пьет, курит и, наверное, и наркотики употребляет, только родители ее еще об этом не в курсе. А с мальчишками она с двенадцати лет целовалась. Сама видела, и не один раз! Вашей Шуре который годик?
– Одиннадцать исполнилось.
– Ну вот, я и говорю, смотрите за ней получше. Я ее в компании с Нелькой и Лолиткой пару раз видела. Ничему хорошему эти девицы вашу девочку не научат. Так что вы вдвоем с мужем с ней поговорите на эту тему.
Мама ничего не ответила, но Шура поняла, что ей еще предстоит разговор с родителями, и внутренне возмутилась подобной напраслине. Станут Нелька с Лолитой дружить с ней! Они взрослые, крутые, Нелька на мопеде своем гоняет, настоящая амазонка. Это не Шура придумала, это дядя Коля ее так назвал. А дядя Коля – это отец Насти, зять тети Иры. Наверное, потому тетя Ира так Нельку и ненавидит: за дочку свою переживает, чей муж чужими соседскими девицами на мопедах восхищается.
Шура уже хотела уходить, чтобы не слушать, как тетя Ира будет настраивать ее маму против Нельки с Лолитой, но тетя Ира принялась ябедничать дальше, и Шура решила остаться.
– А еще на прошлой неделе я своей Насте запретила в дальний магазин ходить.
– Почему? Там же всякие сладости интересные продаются.
– А идти-то туда через лесок нужно. Нет, можно и по дороге, но это петля получается. Вот все и бегут через лес. И ваша Шура повадились за черникой туда бегать.
– Ну и что?
– А в том лесу, между прочим, что ни год, то новое мертвое тело находят. То девицу какую-то, сутенерами порезанную нашли. То молодого мужчину из города – к кому он приезжал и кто его порешил, до сих пор полиция узнать не может. А в прошлом году и вовсе страшно: соседку нашу убили. Тут она жила, вон в том доме. Противная, скажу я тебе, баба, хоть про покойников плохо и нельзя говорить, но я все-таки скажу. Да и что поделать, если это чистая правда?
– Вроде бы в том же доме с синей крышей живет Павлик?
– А баба эта была его родная тетка! У них с Ритой на двоих собственность на дом оформлена была. Только баба эта, которую убили, вообразила почему-то, что она больше прав на этот дом имеет. И всячески Павлика и его мать изводила. А той нервничать нельзя. У нее сердце больное.
– И что? Эту женщину убили?
– Да!
– Бедный Павлик, – посочувствовала мама Шуры. – Родная тетя! И так погибла!
– Не знаю, мне он опечаленным не показался. Наоборот, очень радовался, что тетка и ее гости их теперь донимать не будут, и весь дом в их с мамой распоряжении окажется. Сказал, что не будут больше к тетке шумные гости приезжать, песни до утра горлопанить, покоя никому не давать. Это надо же придумать, сестра почти что при смерти, сердце у нее, инвалид детства, ей покой нужен, режим дня, а эта Валя ничего знать не хотела, гостей к себе каждые выходные зазывала. И все мужики, и все поддать любят. Ужас! Бедная Рита чуть ума не лишилась, что они ей там устраивали. И главное, Валя ничего слушать не хотела.
– А кто же ее убил?
– Грабитель. Потому что никакого насилия над ней… ну там по женской части… произведено не было.
– А как ее убили?
– Ой, страшно! – поежилась тетя Ира. – Топором зарубили. Да еще так долго рубили, что от нее уже и живого места не осталось. Только по одежке да серьгам и удалось опознать.
Шура хоть и была всего-навсего школьницей, а про себя невольно удивилась: почему же грабитель оставил серьги? Или они были не золотые? Но задавать вопрос не решилась, понимая, что иначе может вовсе больше ничего не узнать.
– Вот я Павлика с тех пор и приголубила, – со вздохом продолжила тетя Ира. – Одни они с матерью, отца нету, тетка противная была, да и ту убили. Один мальчик в целом свете, как не обогреть? Ритка – она женщина хорошая, инвалид опять же, но как мать очень уж нерадивая. Нет, я ничего не говорю, она больная, сердце у нее, хромота с детства, но все-таки иногда надо мальчика своего и помыть, и одежду ему поменять. Нельзя же, чтобы ребенок месяцами в одном и том же ходил. Не знаю, что там с ним в детстве было, я тут живу года три всего. Но все эти годы я Павлика ни разу чистеньким и ухоженным не наблюдала. И сытым, сказать честно, тоже.
Теперь Шуре даже стало жалко Павлика. И еще ей стало стыдно за свои мысли на его счет.
– Другой бы на его месте при таком уходе от рук отбился, хулиганом сделался в ответ на такое обращение, а он нет, наоборот, к матери всей душой. Тетку и ту оправдывать пытался. Мать жалел, конечно, но и тетку не ругал никогда.
– Что же получается, у этой женщины сначала сестру убили, а теперь и сын пропал?
– Единственный сын, – подтвердила тетя Ира, которая, кажется, в чужом несчастье находила какой-то своеобразный смак. – И какой сын! Всем бы таких сыновей. Вот у меня дочка, а от нее внучка, а и то никогда от них такой ласки, как от этого чужого мальчика я не видела. Он и обнимет, и за руку подержит, и в щеку поцелует и так прижмется. Заинька! Так его жалко, тебе и не передать.
И тетя Ира начала что-то рассказывать совсем уж жалобное и скорбное, но уже так тихо, что Шура ничего разобрать не смогла. Так и вернулась к своим подружкам. Те ждали ее с нетерпением.
– Ну что? Уговорила свою маму?
– Да.
Девчонки возликовали, особенно Полина, которая была младше их и искренне радовалась таким шалостям. А вот Настя с Шурой как-то притихли. Страшновато им было решиться на то, что они затеяли. Пока мама Шуры не дала своего согласия, они обе подсознательно думали, что предприятие их может и расстроиться по вине взрослых. Они обе были бы этому только рады. Но коли так уж сложилось, что пути назад им не было, то теперь впору было призадуматься всерьез. А так ли уж безопасно то, что они затеяли?