– Привет, Райская птичка, ― это был Федор. ― Ты спешишь?
Да, я куда-то только что спешила. То ли на собеседование, то ли к Ленке. Ленка все поймет, я ей потом объясню, что уплыла на волнах любви.
А собеседование… Что такое собеседование по сравнению с неожиданной долгожданной встречей? В общем, откладываю дела, никуда не спешу. Иду вместе с Федором к его знакомому, который живет в паре кварталов отсюда.
– Леха всегда ключи оставляет под ковриком, ― говорит Федор. ― Он сегодня в ночную, а его жена к теще уехала, то есть к маме своей.
Я ответила, что знаю значение слова теща.
– Не злись, Райская птичка, ― Федор улыбался.
А я и не злюсь, просто не понимаю таких шуток. Зачем-то иду к какому-то Лехе, которого знать не знаю. Немного стесняюсь моего спутника, однако я с радостью бегу с ним неизвестно куда по ноябрьской слякоти, по замершим лужам, под снегопадом или проливным дождем.
Пошарив рукой под ковриком у двери, Федор ключей не нашел. Дома не было ни Лехи, ни его жены, и меня это даже обрадовало.
– Давай здесь посидим, раз пришли, ― Федор устроился на ступенях и жестом пригласил меня сесть рядом.
Мы с друзьями часто проводим время в подъездах. Греемся около батареи, болтаем ногами, сидя на подоконнике, смеемся над разными глупостями. С Федором так не получается.
Скорее всего дело в разница в возрасте, девять лет. У меня есть старший троюродный брат, и с ним я не дружу, здороваюсь только.
С Федором тоже могла бы только поздороваться и сразу попрощаться. Но есть в нем какой-то магнетизм. Аромат его одеколона, перемешанный с сигаретным дымом, сводит с ума. Но не может же любовь держаться только на одеколоне! Поборов смущение, я смотрю на Федора. Нет, одеколон ни при чем. Он ― только капля в водовороте, который захватил меня.
Холод ступеней проник в каждую клеточку тела, я поежилась.
– Иди сюда, ― Федор похлопал себя по коленям.
Шелест моей куртки нарушил тишину подъезда. Пересев ближе к источнику своей тревоги, аромату одеколона, я оказалась в объятиях крепких рук. Дыхание сбилось, стало неловко, захотелось зажмуриться. Я находилась будто на высоком берегу реки. Вздымающиеся волны манят меня нырнуть. Щепотками я отмеряю секунды, горстями минуты и часы и бросаю их в реку. Она пожирает все, не давая ничего взамен. Ныряй или беги! Ноги затекли, но я не шевелюсь. Ноги, потерпите еще немного! Сейчас что-нибудь произойдет, и вам станет легче, мне станет легче.
«Теплое место. Но улицы ждут…» Постоянно лезут в голову какие-то песни. Целоваться с Петровым в восьмом классе было смешно, а сейчас мне не до смеха. Кажется, я проваливаюсь в любовь и уже не собираюсь убегать.
– Пока ты не вырастешь, мы будем только целоваться, – говорит Федор и, смеясь, добавляет. – Ты так смотришь, как будто не хочешь ждать, когда вырастешь.
Он ложится на спину и закидывает руки за голову, а я думаю о том, что изображено на моей физиономии. Сижу как бедный родственник. Потом все-таки прижимаюсь к его плечу, он обнимает меня, и мы лежим так целую вечность. За все время, что мы здесь, ни разу не хлопнула дверь подъезда, никто не вышел из квартиры.
– Федь, мне домой пора, ― произношу я наконец и сама не верю, что смогла разлепить губы и вымолвить слово.
Мы вышли из подъезда в морозную ноябрьскую ночь. Я хрустела каблуками по заледеневшим лужам и опять дрожала от холода.
Чем ближе мы подходили к моему дому, тем больше разрасталась в груди пустота. Будто почерневший ураган хочет выйти из-под контроля и забрать мою прежнюю жизнь, в которой были друзья, Ленка, Егор Летов, папа с мамой и не было этого мужчины.
Федор что-то спрашивает, я отвечаю, хотя совершенно не думаю о разговоре. Все время какая-то дурацкая неловкость, особенно когда мы стояли в обнимку в моем подъезде. Потом Федор уходит, унося в кармане мой номер телефона, записанный на пачке сигарет.
Конец ознакомительного фрагмента.