Приятной во всех отношениях сестру своего идеала Ник не считал, все лучшие качества перечеркивало брезгливое неприятие выбора.
Продолжая надеяться или просто доказывая, что чего-то стоит, Фаня работала в одном купальнике. На внешность жаловаться не приходилось, мужскими стоп-сигналами она обзавелась еще в младших классах и с тех пор бравировала к месту и не очень, когда считала, что этот аргумент перевесит прочие. Случай, видимо, настал. Соперницы большей частью были в обвислых трениках и майках с пятнами пота, кто-то поздновато подвернул запачканные джинсы, а Фаня – вот она, в сказочных подробностях, со всеми созревшими и маявшимися от бесхозности выпуклостями и впуклостями. Грабли с перчатками остались в траве, девушка чувственно выгнулась, добавляя харизме главного исполнителя живенького антуража. Неизвестно, было ли у них что-то, на отношениях это не сказывалось. Толик с Фаней казались просто приятелями – такими же, как троица поклонников Луизы с предметом поклонения.
– Смотрите! – Мирон застыл на месте, выпуклые глаза моргнули.
Толстенький палец указывал в поле. Ник с Аскером резко обернулись: среди трав виднелось движение.
– Ветер, – сказал Ник.
Интуиция пнула, намекая, что это не так. Но если не так, то как? Трава в поле расходилась и вновь смыкалась, будто шел человек. Но человека не было.
Прочую студенческую братию занимал кривлявшийся Толик, лица глядели в другую сторону.
– Зверь бежит, – сгребая последнюю копну, авторитетно заявил Аскер.
Версия Нику понравилась, иначе пришлось бы усомниться в рассудке.
– Какой зверь? – бессмысленно моргавшего Мирона объяснение не устроило, – там не выше колена. Видишь хотя бы спину?
– Лиса. Или кошка. – Аскер пожал плечами, непонятное явление его больше не интересовало.
– Для кошек мы далековато от жилья.
– Может, она из «ящика»?
«Почтовым ящиком» или просто «ящиком» по пришедшей от родителей привычке звали закрытый объект, в далекие советские времена иного адреса не имевший. Закрытый-то закрытый и секретный, но как студентам из близлежащего городка не знать, что внутри, если в каждой семье там работал хотя бы один родитель? «Ящик» двигал вперед науку, лаборатория сидела на лаборатории в прямом смысле – этажи, как утверждали слухи, уходили далеко вглубь. Часть исследований имела стратегический характер, отсюда меры безопасности: объект окружали два периметра, один в другом, радиусом по нескольку километров. Внешний забор – обычная сетка-рабица с воротами на единственной дороге. Заросшая лесами зона между забором и внутренним периметром не принадлежала «ящику», ее огородили для уменьшения праздно шатающихся, и чтобы посторонний транспорт не достигал основной линии охраны. У ворот на соединяющей с городом трассе, где сейчас трудились снятые с занятий студенты, скучал дежурный. Днем он проверял пропуска, на ночь на ворота навешивали замок.
Для внешней зоны достаточным посчитали расставить надписи «охраняемая территория, вход воспрещен». В одном месте ограду прерывало озеро с незамысловатым названием Нижнее, местные пользовались этой особенностью и отправлялись вплавь или на резиновых лодках по грибы, на рыбалку и просто за приключениями – в глубине зоны имелось еще одно озеро, Верхнее, с немыслимой красоты окрестностями, песчаным пляжем и пещерами в лесу. Молодежь паслась там стадами, табунами и прайдами, паломничество не прерывалось весь теплый сезон. Военные на творимое безобразие смотрели сквозь пальцы. Главное, чтобы никто не покушался на второй периметр – с высоким забором под током, контрольно-следовой полосой, инфракрасными камерами и прочими тепловизорами. Туда и не совались, и что происходит на последних километрах перед лабораториями, никто не знал. А кто знал, давал подписку категории «Особой важности», что круче всяких «Секретно» и «Совершенно секретно» как двойная полоса на дороге: и с одной обгонять нельзя, а с двумя – ну вообще нельзя.
Недавно в «ящике» что-то произошло. Нет, не беда, как сразу приходит в голову, когда рассказывают о секретных объектах. Наоборот. Совершено некое прорывное открытие, чуть ли не эпохальное. Большего сказать никто не мог, причастные лишь загадочно улыбались, а в город, о котором забыли все, кроме жителей (да и последние, чего греха таить, иногда махали на все рукой), собрался приехать Президент. Именно так, с большой буквы – не глава какой-то фирмы или госкорпорации, а тот, что с красной кнопкой в чемоданчике. Городские власти всполошились, на уши поставили всех, кто хоть как-то от них зависел.
Ник с приятелями очень даже зависели, потому вместе с остальными оказались на уборке трассы за городом. Вскоре здесь должен проехать глава государства, поэтому дорожное полотно уже блестело, к листьям на деревьях полдня присматривалась придирчивая комиссия: достаточно ли крепко висят для начала сентября, не надо ли подкрасить в более зеленый? Решили, что достаточно убраться вдоль трассы и скосить траву по обочинам, и комиссия отбыла в город – закрывать ветхие постройки заборами и украшать клумбы выращенными в оранжерее цветами.
– Если это кошка, то с подозрительно широким шагом. – Мирон стоял на своем. – Это о-очень большая кошка.
– Кошки умеют прыгать, – оскалился Аскер во все тридцать два крупных зуба.
– Почему не видно прыжков? – не сдавался Мирон. – И странные у нее прыжки – зигзагом, то влево, то вправо, как шаги у человека, только без человека.
Он выразил вслух мысли Ника. Выходит, интуиция права, не привиделось.
– Наверное, это пьяная кошка. – От нехорошего холодка Ника понесло в юмор. Ничего другого не оставалось.
– Хочешь сказать – ее шатает? – Мирон с сомнением прикусил губу.
Аскер перенял шутливый тон Ника:
– Если кошка двигается с секретного объекта, то чтобы не быть подстреленной, она должна как минимум уметь ползать по-пластунски.
Ник поддержал:
– Кошка с секретного объекта может выглядеть как змея и передвигаться соответственно. Откуда ты знаешь, во что там превращают кошек?
Далекое движение прекратилось так же внезапно, как началось.
Участок дороги, порученный университету, уже лоснился бритыми обочинами, чернели в ожидании грузовика мешки с мусором, образуя похожие на ежевику-мутанта пузатые горки. Сквозь эти горки и свежие копны к спрятанным в лесу госсекретам пробирался асфальтовый змей, его голова заглядывала в дебри за хлипкой оградой первого периметра, а хвост терялся в далеком отсюда городе. Полчаса езды – или три часа хода – и можно оказаться дома, за любимым компьютером или на диване с книжкой в руке.
Вместо родных стен глаза видели довольного жизнью соперника, а уши слышали с этой минуты ненавистное:
– Оу аай билии-ив ин е-эстудэ-э-эй…
Большинство студентов и, что намного обиднее, студенток продолжало глазеть на фиглярство местного заводилы. Мирон вновь орудовал косой с усердием палача: остаткам травы головы сносило по самые щиколотки.
– Побил бы, да зубы жалко? – съехидничал Аскер.
Ник покачал головой: нехорошо насмехаться над товарищем, особенно так плоско, затерто и по поводу, по которому тот не сегодня-завтра может посмеяться над тобой. Для Аскера, низенького и щуплого, по-своему это было очень актуально.
– Я мог бы ответить разными способами, как логично-непечатными, так и сугубо иррациональными, – сдержанно выдал Мирон, – но предпочту закрыть тему ключевым вопросом математики: не все ли равно?
Ник с облегчением выдохнул: миру мир.
Работа возобновилась.
Бензиновую технику – газонокосилки и триммеры – организаторы студентам не доверили, инструмент бесплатной рабочей силы составляли грабли, косы и метлы. Обычной косой умели орудовать четыре старшекурсника, по соседству сейчас тоже изображавшие маятники, и Мирон – каждое лето у него проходило в деревушке на границе с Литвой, где родственники учили жить с природой в ладах. Ник, Аскер и Луиза довольствовались граблями. Их четверка работала отдельно, по приезду на участок все привычно разбились на группки: мажоры, балбесы, умники и индивидуалы.