Правильно. Потому что ныне я – уже по ту сторону.
Точнее, по эту.
А вы – все еще по ту.
С институтскими друзьями мы часто говорили на подобные темы, обычно замусоливая мысли до полного абсурда. Выхолащивали их, как домашних кошечек, чтобы защититься от «неправильного» потомства, и нашпиговывали картечью недобросовестной софистики по самое не могу – лишь бы показаться умнее и значительнее, чем есть на самом деле. Выпендриться, в общем. Друг перед другом. Но если другие просто тренировали извилины и голосовые связки, то я все принимал всерьез.
Мне было непонятно, почему, скажем, умнейшая Европа, водворившая нынешнюю цивилизацию штыками своих рассыпавшихся в прах империй, упорно идет к концу, не в силах справиться с переселенцами иного миропонимания (ни плохого, ни хорошего, имеющего такие же права, но – иного). Или почему я не могу поставить капкан в салоне собственного автомобиля – ну почему я должен заботиться о здоровье собирающегося отнять у меня машину угонщика, в то время как его угон еще нужно доказать в суде с необходимыми бесспорными уликами на руках? Преступнику достаточно сказать, что он только погреться залез или покатать подругу хотел, никакого материального интереса ну совершенно не имея – и он уже вроде как не преступник. Почему нельзя защищать свой дом с огнестрельным оружием в руках (сразу вопли: «превышение самообороны!!!»), если у грабителей «всего лишь» ножи? Однозначно влепят «превышение», и ничего с этим не поделать. Брось ружье, тоже бери нож, иначе пострадавшими, когда дойдет до суда, будут несостоявшиеся убийцы, грабители и насильники. И почему у себя на даче я не имею права соорудить замаскированную яму-ловушку. Ну кто еще, кроме вора, окажется внутри моей дачи, когда я отсутствую?
– Ты слышал – на шесть лет посадили деда-ветерана? – спрашивали меня. – Застрелил кого-то из вломившихся к нему вооруженных громил.
– Слышал, – кивал я, и мне было больно. За него, за закон, за нас с вами, допустивших такое законное беззаконие.
– Отпустили! – в другой раз кричали мне приятели, рассказывая об очередном необъяснимом (с точки зрения справедливости) случае. – Их отпустили! Несмотря на прямые улики отпустили «за отсутствием состава преступления!
Я пожимал плечами.
Привычно. Черт, п р и в ы ч н о! Беззаконие – привычно, несправедливость – нормальна Явно в правовой системе что-то гниет, и довольно быстрыми темпами.
То, что рыба гниет с головы – оправдание хвоста. Гниет весь организм, и если просто оттяпать ему башку, оставшееся не спасти. Оно разложится на отдельные больные органы, которые, перевоняв, передерутся между собой в выяснении, чья вонь круче.
Такого плана вопросы и занимали мое воображение, отвлекая от мыслей о дополнительном заработке, от развлечений с женой, которые становились все более редкими и пресными, и вообще от реальной жизни.
Зато я приблизился к пониманию. Друзья уже смотрели на меня снизу вверх и цитировали, хотя я лишь на какой-то дюйм опережал их на этом невидимом другим странном пути. И когда я понял…
Я стал кем-то вроде гуру в своем кругу. На любой вопрос «как надо поступить в такой-то ситуации» я мгновенно давал обоснованный ответ. Все проблемы имели простые логичные решения. Вокруг меня собралось общество единомышленников, в котором мне было комфортно. Меня уважали, меня слушали, мной восторгались. Все было замечательно. Совсем не так, как дома, где поникшая супруга постоянно чего-то требовала – не понимая, что я с друзьями стою на пороге величайшего открытия – открытия людям нового мира. В котором править будет чистая естественная справедливость. Когда поступать по закону станет выгодно. А нарушать закон, соответственно, нет.
В те дни меня познакомили с интересным человеком. Его пригласила одна особа. Указанную особу с ее старшим спутником привел приятель.
– Знакомьтесь, – представил он входящих, – наши новые единомышленники.
Оторванные от тезисов взоры уставились на ту самую особу, с которой меня связывало кое-что, о чем расскажу чуть позже, и солидного мужчину – вышеупомянутого «интересного человека». Лучше без кавычек, ведь вскоре выяснилось, что он действительно интересный.
Наша разношерстная компания сидела на квартире ответственного за сегодняшнее заседание – мы старались не злоупотреблять гостеприимством и ввели очередность. Стулья и тела громоздились вокруг стола, коронованного ноутбуком, куда добровольный секретарь вносил выпестованные ночными бдениями идеи и созревшие до нужной кондиции предложения о спасении цивилизации. Со стороны мы напоминали запорожцев, сочинявших письмо султану. Все были веселы, игривы, остроумны и мудры. До сего момента. Стоило же дверям открыться…
Сначала внимание всех собравшихся притянуло к себе очаровательное виденье в обтягивающем топике. Со стройными гладкими ножками. С тонкой талией. С плотными бедрами. И с во-от такими ослепительными глазищами, кротко и наивно хлопавшими огромными ресницами. До которых взгляды большинства так и не добрались – утонули в опасных подробностях, нескромно открытых согласно выбранному стилю одежды.
Оно, это не совсем реальное в наших узко известных широтах видение, гордо внесло свои прорисованные барельефы в однополый пространственно-временной континуум, замкнувшийся в точке бифуркации и растерявший возможность перевести для собственного разума даже те слова и термины, которыми, убивая оппонентов доказательствами, только что оперировал.
К счастью, прекрасная чаровница не злоупотребила победой и тактично отошла на второй план. Перед этим она подмигнула мне в память об известном лишь нам двоим. Стушевавшись, я неловко кивнул в ответ и переключился на ее спутника.
– Борис Борисович, – представился тот.
Он по очереди пожал руки всему «клубу по интересам», пока только изучавшему «что такое мир и как с ним бороться», но стоявшему на пороге переноса шлифуемой теории в практику.
Из последующего сумбурного гвалта, что именовался у нас дискуссией, выяснилось, что Борис Борисович – успешный бизнесмен, имевший связи в верхах и туманное прошлое, о котором мне быстренько нашептали.
– Вижу, вы времени зря не теряли, – одобрил Борис Борисович услышанные идеи.
Приятно встретить понимающего человека.
Влившегося в коллектив нового члена стали называть просто по отчеству – Борисыч.
Я настолько погрузился в предмет обсуждения, что не заметил ухода прелестного создания, посреди разговора упорхнувшего тихо и незаметно. Впрочем… Кроме имевшихся в нашем кругу одиночек это событие никого не взволновало. Ушла, и ладно. Хорошо, что ушла. У нас здесь интересы поважнее, чем чьи-то выставочные экстерьеры, предназначенные для бедных духом.
– Вам бы, ребятки, организоваться получше да поумнее, – сказал как-то Борисыч, при этом хитро поглядывая на меня.
Почему на меня – понятно. Я был заводилой и душой всего собрания. Двигателем в машине, без которого она не поедет, какой бы красивой ни была.
– В каком смысле – организоваться?
Партию, что ли, создать? А зачем? Чтобы прослыть экстремистами и загреметь в тюрьму?
Наше дело – выдвинуть идею. Такую, чтобы шарахнула по миру не хуже христианства или ислама.
Ведь Бог – это Любовь.
Любовь – это мир.
Мир – это счастье.
А счастье – это когда вокруг справедливость.
И мы знали, как это устроить.
Но Борисыч посмеивался.
– Поверьте, ребятки, – говорил он, крутя в пальцах дорогую зажигалку, – без упорядочения и систематизации ничегошеньки у вас не выйдет. Только в сказках бывают волшебные слова, которыми свершаются чудеса. В реальной жизни нужно потрудиться, желательно – сразу многим, по единой методике, с непротиворечивыми лозунгами и одним командиром.
– Командиром?.. – морщились мы.
Зачем выстраивать иерархию среди друзей-единомышленников? Нам и так хорошо. Я был неформальным лидером, выделившимся сам собой и признанным всеми. А решения у нас принимались сообща.
Борисыч улыбался.
– Единоначалие – секрет успеха всех великих начинаний. Вспомните великую Речь Посполиту. Где она теперь? В какой дупе? Кто ее помнит за пределами одной маленькой гордой страны?