Какой наглый, наглый своей безмятежностью и беспечностью город. Настоящая столица «свободного» мира. Одна из столиц – но это ничего не меняет. Ответят все.
Как они смеют быть столь… богатыми, столь уверенными в себе, столь беспечными, когда уже в нескольких десятках километров от них – нищета и разруха. Да, да, именно так. Он пробирался в Россию кружным путем, скрывался, насмотрелся на то, что происходит в нищих, заброшенных Аллахом и придуманными этими существами богами деревнях. Нищета, безразличие, пьянство, разруха. Унылое и беспросветное существование на проклятой Аллахом земле.
Он вспомнил то, что говорили ему в исламском университете, краткий курс которого он наскоро прошел в промежутке между боями в Сирии и Ираке. Не думайте, что вы сражаетесь против других народов. Вы сражаетесь с теми, кто угнетает эти народы. Вы сражаетесь за то, чтобы освободить эти народы, чтобы ввести их в истинную веру. Чтобы дать им надежду – которая может быть только в Аллахе. Вы сражаетесь с властями, на руках которых – кровь не только мусульман. Нет, они обирают, унижают, оскорбляют, убивают и собственные народы, топя их во мраке безверия, мерзости, похоти, безумного и бессмысленного потребления. Только придя к Аллаху – с вашей помощью – они уверуют и спасутся.
А здесь… голые и полуголые женщины… а потом они обвиняют его братьев в том, что кто-то из них изнасиловал такую вот с…у, несмотря на то, что она сама спровоцировала это своим распутным видом, больше подходящим рабыне, нежели приличной женщине. Море машин на улицах, везде реклама, везде продают всякий харам, везде нечистое. В газетах какая-то дрянь, скандалы, кто с кем переспал и прочая ч‘анда. И люди… им плевать на все, им плевать на то, что в тысячах километров от них умирают под бомбами дети, пытают и убивают людей, которые виновны лишь в том, что уверовали в Аллаха, Великого, Хвалимого, дальнобойная артиллерия и ракеты жидов стирают в пыль мусульманские города. Вы не считаете нас за людей, мы для вас – не более чем одушевленные картинки на экране телевизора, где трагедию целого народа могут уместить в минутный новостной ролик[11].
Слова для вас – ничего не значит. Трагедии, которые происходят каждый день, каждую минуту там, в том мире, который вы называете «третьим» – ничего не значат. Для вас вообще – нет ничего значимого, кроме денег, мы для вас – не более чем «что-то там, как можно дальше от нас». Что-то с другой планеты, из другого временного измерения.
Но ничего. Мы покажем вам, что мы – есть. Для вас ничего не значат слова – но мы оживим их кровью, своей и вашей.
Возмездие грянет!
Он сошел с маршрутки, где ему сказали – молекула, атом, электрон, один из миллионов безвестных и безликих озабоченных своими делами, обретающихся в Москве. И тут же приметил невысокого, явно нервничающего молодого человека на перекрестке – на нем была ярко-красная футболка, как и было оговорено.
Он не пошел к нему сразу же. Вместо этого – он пошел к продуктовому магазину, который был хорош тем, что там можно было купить продуктов, и что там – была большая, широкая прозрачная витрина, с которой можно было следить, что происходит на улице…
В магазине – он проигнорировал полки с харамом, взял хлеб, кефир вместо молока. Хлеб у русистов был совсем не такой, как там где он вел джихад до этого. Не лепешки, выпеченные в земляной печи – а хлеб кирпичами и мягкие, белые булки. Вместо молока он взял кефир – привык в арабских странах, там практически не употребляют не сквашенное коровье молоко, слишком жарко – а вот кефир считается лакомством. Взял так же шоколад – он привык к шоколадным батончикам – но вместо этого взял черный белорусский шоколад фабрики Спартак, настоящий шоколад, который утоляет голод и дает муджахеду силы как ничто другое. Брал не слишком много – если человек берет много одного и того же – это выглядит подозрительно. Для того, чтобы не выглядеть особенно подозрительно – взял бутылку Русского Стандарта: она будет постоянно при нем, а водка – хорошо подходит, если надо обеззаразить рану. Положив водку в корзину, он вдруг вспомнил, как его сирийские братья – муджахеды не признавали его, пока он не бросил курить… дурная привычка прицепилась к нему в Русне, здесь все курили. Его сирийские братья сказали, что курить – это харам, и пока он не бросит – он по-настоящему не сможет быть одним из них. Они хотят, чтобы все видели, что они воюют за то, чтобы установить на своей земле Шариат Аллаха, а не за что, чтобы можно было свободно курить и пить харам. Хвала Аллаху бросил, хотя поначалу сильно мутило, и даже постоянно чтение Фатихи, когда хотелось закурить – не сразу отвадило прицепившихся к нему по джахилии шайтанов с их грехами.
Из витрины – он смотрел на паренька в красном… совсем молодой, но это и есть – будущее джихада, будущее этой земли, если у нее еще есть будущее. Красная футболка хорошо была видна, и он искал признаки, признаки того, что рядом, где-то здесь, на этой многолюдной улице – есть враг. Стоящая где-то неизвестно почему машина, бесцельно прогуливающиеся люди – их можно высмотреть в толпе, потому что видно – у них нет цели, они не спешат. Лишние антенны на машине, большой фургон без рекламы на бортах – явный признак присутствия группы захвата. Человек, вошедший в магазин вслед за ним и что-то высматривающий, больше обращающий внимание на людей, чем на продукты, которые здесь выставлены. Но нет – ничего такого не было, все было тихо. Он был на Дар-аль-Харб, земле войны – но парадоксальным образом войны то здесь и не было. Люди были беспечны и ни на что не обращали внимания – это на земле, где истекают кровью целые народы, на дар-аль-Ислам – идет война. Но теперь – он принес войну и сюда чтобы все увидели, что это такое…
Кассирша на кассе – подтвердила его предположения: она тупо взглянула на него, просканировала продукты, и назвала сумму. Ей было плевать… в то время как в Дагестане, в Чечне – он знал, что нельзя просто так купить много продуктов. Те, кто тебе их продадут – позвонят собакам и сообщат, и вот – след потянется в лес, а дальше – жди минометный обстрел и группу зачистки…
С сумкой с продуктами в руке – человек менее подозрительно выглядит, когда он несет в руке что-то обычное, продукты например – он подошел к пареньку в красной футболке.
– Извините, как проехать на ВДНХ… – сказал он, вспоминая уже подзабытые обороты русского, обычного русского языка.
Парень обернулся.
– А… – он вспомнил отзыв, забыл от волнения – лучше всего на метро. Салам алейкум…
– Не надо говорить этих слов пока. Пошли.
Квартира – находилась на третьем этаже, она была хороша тем, что можно было спрыгнуть вниз и бежать, если квартиру начнут штурмовать. Окна на две стороны, с одной стороны – внизу двор и машины, с другой – пристрой, супермаркет. И хотя русисты – вряд ли дадут им шанс, перекроют все и везде – разумный амир принимает все меры, какие только возможны к сохранению своего джамаата.
Он – амир. Это – его джамаат.
Дверь была стальной, довольно прочной на вид. Опять хорошо.
– Где взяли квартиру? – спросил амир.
– Это квартира Саламбека. Она чистая, куплена легально, никто не придет.
Амир понимающе кивнул, прикидывая про себя, что ключей не должно быть ни у кого, а дверь – всегда должны открывать изнутри, и закрыта она должна быть – не только на ключ, но и на щеколду. Иначе – русисты могут раздобыть ключ или обмануть замок и ворваться, дверь их не сдержит…
Щелкнул замок.
– Заходите…
Довольно приличная обстановка. Обувь, небрежно сброшенная у двери, стойкий запах анаши и пота. Харам…
– Сюда…
Он прошел в комнату – большую, метров под сорок. Почти без мебели, только много ковров, тут же – кальян, сигареты. Несколько человек – не зная, как правильно приветствовать его, они вскочили как солдаты.
Выдержать паузу…
– Салам алейкум.
– Ва алейкум ас салам.