— Виноват, тащ генерал–лейтенант! — Подпрыгнул со своего стула Засядько. — Но все согласно действующим инструкциям и приказам!
— Ладно, садись на место, майор, — добродушно проворчал генерал–лейтенант. — Не мельтеши! Тебя пока никто ни в чем не обвиняет!
— Так и мы его спеленали — будь здоров! Около десятка индивидуальных блокираторов, клетка Кюри, и до кучи защищенный каземат!
— Ого! — воскликнул Медведев. — Десяток индивидуальных блокираторов — это сила! Кто это у вас такой «бесстрашный»?
— Старший лейтенант Егоров, товарищ генерал–лейтенант! — не стал лукавить Станислав Борисович. — После трагического случая с капитаном Роговым, он решил перестраховаться с защитой.
— В нашем деле много защиты не бывает! — одобрительно загудел Никифор Васильевич. — Напиши–ка ты на него, майор, представление по всей форме. Таких ответственных товарищей не грех и поощрить.
— Так точно, товарищ генерал–лейтенант, сделаю!
— Какие еще заметили странности? — продолжил расспросы Петров.
— Да он весь одна большая странность… На редкость подозрительный дедок! — воскликнул майор. — Понимаете, он даже в самых простых вещах не разбирается…
— Например? — заинтересовался оснаб.
— Я его Сенькой старорежимной обозвал, — поделился наблюдениями Станислав Борисович, искоса поглядывая на Петрова, — так вот он, представляете, меня спросил: а кто это? Да у нас любой шкет трехлетний на этот вопрос без заминки ответит! А еще, когда старший лейтенант Егоров этому деду немного здоровье поправил — есть у лейтенанта задатки Медика, — пояснил майор, — так вот, контрик этот, долго удивлялся, как будто Силовиков–Медиков никогда в жизни не видел! Педиков, говорит, по телику видел, их часто где–то у него по телевизору показывают, а вот о Медиках и не слышал никогда!
— Педики? — переспросил генерал–лейтенант. — Это кто? Педиатры или педагоги?
— Так вот и я о том же спросил! — усмехнулся майор. — Но мы с вами, товарищ генерал–лейтенант, ни разу не угадали! Педики — это педерасты–мужеложцы! Представляете?
— Как это? — реально едва не «выпал в осадок» Медведев. — Мужеложцев? По телевизору?
— Да и телевизор не столь распространенная штуковина, товарищ генерал! Не каждый смертный её себе позволить может! Даже в ихней гребаной буржуинии!
— Странно, — произнес оснаб, когда стихли возмущенные возгласы генерала и майора, — очень странно…
— Ну, так и я о том же толкую, товарищ оснаб! Причем, этот контрик трухлявый все время говорит «у вас». То есть, можно сделать вывод, что «у него» это не «у нас», то есть не в СССР. Я попытался его на чистую воду вывести, откуда его к нам забросили… Но пока не преуспел. И еще: он утверждает, что уже умирал, но нежданно–негаданно «воскрес»! Ну, это уже форменная бредятина! Его надо в спеццентр, для опытов…
— Хорошо, майор, — кивнул головой Петр Петрович, — ваши замечания очень ценные! Но насчет спеццентра — это вы… — И он укоризненно покачал головой. — Не ровняйте нашу науку с нацистской!
— Виноват… — в очередной «покаялся» Засядько.
— Полно! — Остановил его вмахом руки Петров. — А теперь хотелось бы посмотреть воочию на вашего «престарелого контрика и диверсанта», — с едва заметным сарказмом произнес он.
— Так это, товарищи, может, сначала перекусите? Егоров уже, наверное, на стол собрал…
— Сначала дело, товарищ майор! — непререкаемо заявил оснаб.
— Так остынет же все… — печально произнес Станислав Борисович.
— А мы не гордые, майор! — хохотнул, поднимаясь с места генерал–лейтенант. — И холодного с удовольствием порубаем!
— Пойдемте, товарищи, — Станислав Борисович поднялся со стула и повел высокое начальство в подвал.
Оснаб с интересом осмотрел активированную систему защиты и изумленно покачал головой:
— Солидно! Лет двести, не меньше, а все функционирует!
— И причем, без сбоев! — похвалился маойр, хотя это, в общем–то, была вовсе и не его заслуга.
Петров дождался, пока майор деактивирует защиту и первым зашел в услужливо распахнутую дверь.
Я сразу его узнал, когда он переступил через порог — Петр Петрович Петров, незабвенный товарищ летнаб, под началом которого я в сорок третьем проходил серьезную подготовку в разведшколе «СМЕРШа». По тому, как Петров сбился с шага, и по изумлению, которое прорвалось сквозь его непробиваемую маску спокойствия, я понял, что он тоже меня узнал. Справившись с чувствами, Петров прошел в камеру, освободив проход для целого генерал–лейтенанта и знакомого мне майора. Это что же, по мою душу такая солидная «комиссия» собралась? Другого объяснения присутствия здесь такого высокого начальства у меня не было.
— Здравия желаю, товарищ летнаб! — скрипуче, словно несмазанная телега, произнес я. — Рад видеть вас вновь живым! — огорошил я всех присутствующих своим заявлением.
— Как это, вновь живым? — не въехал схода в тему генерал–лейтенант. — Откуда он тебя знает, Петр Петрович? И почему летнаб?
Но ответа Медведев так и не дождался: мой бывший и давно уже мертвый «учитель» впился в мое морщинистое лицо долгим и немигающим взглядом. Я почувствовал, что у меня под черепушкой, словно сквознячок пролетел. Слабенький, едва заметный. Но я все равно уловил чужое воздействие на свой разум, хотя в этот раз все было гораздо незаметнее. Не так топорно и болезненно, как с майором. Ах, вот ты как? Без моего разрешения в моей башке решил покопаться, старый друг? Не выйдет, товарищ летнаб, хоть и уважаю я тебя безмерно! Хрен тебе! — И я резко «отсек» свои мысли от окружающего мира, заслонившись прочной от проникших в мой мозг «щупалец» незыблемой бетонной стеной.
— Оставьте нас одних! — неожиданно глухо произнес Петров, не оборачиваясь и не разрывая со мной зрительного контакта. Мне показалось, что его карие глаза медленно изменяли цвет радужки, постепенно выцветая.
— Но эт… — заикнулся, было, генерал–лейтенант, но Петров не дал ему высказаться, грубо оборвав на полуслове:
— Дело государственной важности, товарищ генерал–лейтенант! Особо секретно! У вас нет надлежащего допуска, Никифор Васильевич!
— Понял, товарищ оснаб, — Медведев досадливо «крякнул» и не стал спорить со своим неприметным спутником, а, развернувшись, вышел в коридор каземата. — Пойдем, майор, перекусим — похоже, что это надолго…
— Так точно, товарищ генерал–лейтенант! — Засядько выскользнул из камеры вслед за командующим и закрыл за собой толстую дверь.
Больше никаких звуков из коридора не доносилось. Петров, наконец, отвел взгляд и, сняв фуражку, пригладил рукой вспотевшие волосы. После чего уселся на лавку и тихо поинтересовался:
— Почему летнаб?
— Я был знаком с вами… вернее с вашим двойником из моего мира… Он так же, как и вы, всегда был одет во френч без знаков различия и наград… И всегда представлялся как летнаб — летчик–наблюдатель… Но настоящее его имя, звание и должность в РККА мне до сих пор неизвестна. Как к вам обращаться здесь, товарищ Петров?
— Оснаб, — сообщил Петр Петрович. — Осененный–наблюдатель.
— То есть маг–колдун? — Я против воли усмехнулся. Ну, никак не могу привыкнуть к этой чертовой магии.
— Точнее — окудник, — поправил меня оснаб, — или «Осененный Божественной Благодатью». Но это все старорежимные понятия. Если пользоваться принятыми в Советском Союзе разнарядками — Силовик–Менталист и Психокинетик, а на упрощенном языке рабочей черни и подлого люда — пролетариев и крестьян — Мозголом.
— Не могу я с этой хренью свыкнуться, — честно признался я. — С магией. Такое ощущение, что в дурку попал. Вот и рубашку смирительную надели — ни рукой, ни ногой шевельнуть. Скажи честно, Петр Петрович, я не брежу? Может, это я в аду и это черти надо мной так издеваются за все мои прегрешения? И тебя вот подослали?
— Я отвечу на все твои вопросы, — немного подумав, заявил оснаб, — но только после того, как ты добровольно откроешь мне свой разум.
— А чего, сам не можешь мне в башку залезть? — ехидно поинтересовался я.
— Мне это кажется странным, но… Я действительно не могу «прочитать» тебя, — не стал юлить Петров. — Я могу попробовать проломиться за ту призрачную бетонную стену, которую ты воздвиг, но это может плохо закончиться и для тебя и для меня. Сопротивляться моему воздействию может лишь небольшой круг избранных… И все они занимают очень высокое положение в руководстве страны. Похоже, что ты тоже из их числа. Но то, что я успел «подсмотреть», пока ты не закрылся, убедило меня в том, что ты — настоящий Резников. Старый, дряхлый, почти мертвец, но все же — Резников!