Закон Спариа гласит, что третье поколение эмигрантов может получить статус гражданина Спариа и перейти с уровня наги на пикси. Это право можно приобрести и раньше, если добросовестно служить своему клану, а Балин служил Слате, сыну господина и своему начальнику Адрику.
– Красота, – встав на выступ, что вёл к лифту, произнёс Балин.
Внизу на несколько километров тянулась промышленная зона: тут находились и заводы, что плавили руду из автоматических шахт, и спальные корпуса для наги, развлекательные центры, магазины, парки. А дальше начиналось одиннадцатое кольцо, если у тебя нет пропуска – пересекать запрещено. Те, кто жил внизу, даже не видели той красоты, что открывалась с высоты стены. Зелёные холмы тянулись до самого горизонта, это была карантинная зона, и только за горами, где заканчивалось девятое кольцо, начинался мир Спариа.
Кабинка лифта, на которой они утром поднялись на стену, так и не спустилась. Да и зачем: на стене всё делается автоматически. Роботы уже суетились, укрепляя новый слой блоков. Это похоже на строительство дома из кирпича, только каждый кирпичик был высотой в несколько метров и состоял из спрессованного мусора. Если бы не эта стена, мир Спариа давно бы превратился в то же самое, что осталось у Балин за спиной.
– Спускаемся! – приказал Адрик. – Сообщили, что на двадцать шестом участке всё же пузырь раскрылся.
– Блин! Я думал, что он сдуется. Он весь потрескался, как старый прыщик, и всё же его прорвало – воин взял бинокль, электронный стабилизатор компенсировал тряску от рук, направил его в даль и тут же присвистнул. – Дымит, похоже приличный оказался взрыв.
К стене редко подлетал транспортник. Это было категорически запрещено, но сейчас Адрик вызвал дежурный болид и тот, бесшумно подлетев, повис в воздухе. Перепрыгнув на его площадку, Балин сел за штурвал и, переведя его в ручной режим, направил в сторону чёрного дыма.
Метановый взрыв причинил большой ущерб. Мало того, что пострадала сама стена, её как минимум месяц придётся восстанавливать, так ещё осколки спрессованного мусора упали на транспортную линию, где трудились эмигранты.
– Сколько? – сухо спросил Адрик у старшего инженера, что уже приступил к ремонту конвейерной линии.
– Пока подсчитали восемь, но думаю под завалами осталось как минимум трое. Раненых отправили в лазарет, но есть тяжелые, наверно их спишут.
– Безнадёжно? – поинтересовался Адрик и, спрыгнув с болида, быстрым шагом направился к шахте, которая вела в подземный транспортный узел.
Для него эмигрант – всего лишь рабочая единица. Ему всё равно, что там у них в душе, конвейер должен работать и днём, и ночью. По этому Адрик, перебравшись через гору мусора, залез в машинный отсек, чтобы лично оценить нанесённый взрывом ущерб.
– За день справимся, – понимая, что хочет знать начальство, сказал инженер. – Дроны уже прибыли, сейчас спустятся баржи и приступим к очистке.
Балин уважал Адрика. Тот не боялся испачкать руки, если дал поручение, то обязательно проверит как его выполнили. Вот и сегодня с ним пошёл в разведку, а ведь мог не идти, но ему хотелось убедиться, что за стеной никого нет. В последнее время со стороны Фастон всё чаще и чаще стали появляться нелегалы. Их не пугала перспектива погибнуть на границе от автоматических турелей, заразится или провалится в скрытые ловушки мутантов. Похоже для них это лучше, чем оставаться за стеной.
Эмиграция имела сезонный характер: обычно происходила осенью или летом, крайне редко зимой и уж тем более весной, когда на стене просыпались насекомые и всё начинало цвести. Порой здесь было трудно пройти и в боевом скафандре: растения становились ядовитыми не говоря уже про полчища агрессивных насекомых, которым нужно было срочно отложить яйца. Вот они и сходили с ума, стараясь проткнуть жалами броню костюма.
Адрик проверил крышу цеха: на неё упал мусорный блок и пробил её. Взрыв оказался сильным и осколки стены разлетелись на сотни метров. Он поднял голову и посмотрел на вверх: в стене зияла глубокая трещина, из которой выходил голубоватый туман. Аукан – произнёс он про себя. Это непростой туман. Он зарождается в глубинах стены: кто-то говорит, что он живой, но в эти сказки Адрик не верил. Просто густой и цветной газ, который образовался от гниющих отходов. Однако аукан как и всё, что связано со стеной, было смертельным для человека.
– Ты свободен, – сухим голосом сказал Адрик своему подчинённому. – Вечером жду в кабинете, подумай о разведке.
– Хочешь туда спуститься?
– Да, и не забудь к врачу, с лишайником не стоит шутить, ещё прорастет.
– Есть, – Балин и сам понимал, что с мутированными растениями не шутят, видел эмигрантов, что перебравшись через стену, как старые пни, покрывались мхом. Их не лечили – это дорогое удовольствие. Лишь иногда отправляли в лабораторию для исследования, но чаще всего просто пускали на утилизацию.
Балин был благодарен юнцу, который заприметил его на вступительных экзаменах в высшую школу, а ведь эмигрантам туда дорога закрыта. Закончив школу на отлично, ему дали право поступить в военную академию. И как только он получил шевроны офицера, его приписали к стене. Ему довелось поучаствовать в боевых вылазках, несколько раз охотился на мобильные заводы Фастонцев. Жизнь разведчика коротка, но ему везло и заслуги перед кланом Слате были отмечены. Балина подняли по должности и теперь он возглавлял внешнюю разведку стены.
2. Золотой ошейник
После того как Балин прошёл медицинское обследование и проглотил несколько десятков таблеток, он был свободен. Ещё успеет вернутся домой, принять душ и даже вздремнуть перед тем, как прийти с докладом к Адрику.
– Дом, милый дом, – усталым голосом произнёс он и, достав ключ, вставил его в замочную скважину.
Честь жить в собственном доме удостаивались не все наги, здесь был хоть и маленький, но коридор, кухня, где можно было не просто поесть, но и приготовить еду. Ещё зал, но чаще всего он был кем-то занят. Одна или две спальни, ванная, где можно не по конкретно установленному времени принять душ. Владельцам такого жилья давалось право завести животное, а если это собака, то раз в неделю её необходимо выгуливать в парке на одиннадцатом кольце.
Все эти привилегии получил его отец, когда стал инженером автоматической шахты и перешёл на новый социальный статус, сменив эмигранта на наги, что означало «тот, кто из-за стены». Он понял, что если хочешь чего-то добиться, должен стать нужным для Спариан. Несмотря на трудности, отец закончил первоначальную школу, а после подал прошение поступить в горный институт, а дальше, закончив его с высшим баллом, ушёл на рудники. Со временем ему дали должность инженера и теперь он управляет автоматическим рудником, чьи шахты уходили в глубь земли на десятки километров. Его заслуги перед обществом Спариа были оценены, ему разрешили жениться, выдали ордер на квартиру, в которой вот уже тридцать лет живёт его семья.
Это достойное жильё. Большинство эмигрантов живут в общежитиях, хотя вернее назвать – казармой, где комнаты на четверых, но чаще на десять коек. Всё делается по команде, как в армии: подъём, работа, обед, гудок и ты свободен. Их это устраивает, думать о роскоши не приходится, надо работать на «время», иначе тебя спишут и ты превратишься в ничто.
«Время» – это всё что есть у эмигранта, «время» – это его жизнь, «время» – надежда на будущее, подняться по социальной лестнице, получить лицензию на брак и, спарившись, нарожать детей. И только третье поколение наги возможно получит право стать достойным гражданином Спариа. «Время» – это не просто стрелка на циферблате, это и есть жизнь. Как только эмигранта делали дееспособным, он проходил медицинский осмотр, с ним проводили какие-то процедуры, но какие конкретно никто толком не знал. После этого каждому надевали на руку браслет: его можно было снять, обменять на более совершённый, но суть от этого не менялась. Он показывал «время». Каждый наги обязан работать, именно обязан, за это он получал не просто деньги, а цифры на своём браслете. Не дай Бог у вас истечёт «время»: сердце владельца браслета тут же остановится.
Чем выше должность, тем больше «времени» вы получаете, чем выше риск в работе, тем больше вам платят. А после заработанное «время» можно потратить на еду, одежду. Если скопилось много «времени», можно какое-то время даже не работать, но наги всё же предпочитали работать. Они просыпались утром, на автомате умывались, ели, одевались и даже не замечали какая на улице стоит погода, приступали к работе. И так происходило изо дня в день, из года в год. Они старели, их отстраняли от работы, а после накопленное время тратилось на то, чтобы дожить свой век. И именно это называется достойной жизнью.