— А вы уверены, что тут нет никаких потайных ходов и прочего пошлого антуража детективных сериалов? — небрежно интересуется Лу, поднимаясь на ноги и глядя ему в глаза. — Это же очень старый дом.
— Абсолютно уверен, — устало подтверждает Стив. — Я прожил в Мэнгроув Плейс почти двадцать лет. Я бы знал. Простите, но мне пора идти. Дела.
Он ещё несколько мгновений топчется на месте, будто пытаясь что-то припомнить, а потом, спохватившись, протягивает Заку звякнувшую связку ключей:
— Вот. Дубликаты моих. От этой комнаты, чердака и подвала. Те спальни, в которых сейчас никто не живёт, отперты. Вы можете обследовать и их. Нам нечего скрывать. Я имею в виду — невиновным нечего скрывать.
Церемонно поклонившись Лу, он торопливо выходит в коридор.
Зак и Лу задумчиво провожают его глазами, и только когда его шаги затихают, Зак констатирует:
— Он честен.
— Пожалуй, — после короткого раздумья соглашается Лу. — И он прикрепил ярлычки с подписями ко всем ключам, Такой же педант, как ты. Но это не значит, что мы должны исключить его из списка подозреваемых. Собственно, мы никого не можем оттуда исключить. Даже престарелую кухарку. В списке нет только… м-м… близнецов.
— Они очень шустрые детки, — хмыкает Зак, методично обходя спальню по периметру и постукивая костяшками пальцев по обитым выцветшими шпалерами стенам. Лу в это же время открывает одну за другой дверцы трёх массивных книжных шкафов из морёного дуба и снимает с полок первые ряды книг. — Но не до такой степени. Да, дети и енот, очевидно, могут остаться вне подозрений. Кстати, о детях. Гони двадцатку, в этот раз тебе не отвертеться. Твой чёртов ошейник — первое, о чём они спросили.
— Енота неплохо было бы притащить сюда, — бурчит Лу, величественно пропустив мимо ушей скользкий вопрос о проспоренной двадцатке. Он занят тем, что возвращает на место тяжеленные тома с золочёным обрезом. За ними не обнаруживается никаких потайных дверей. — Полно мышиного помёта. Еноты ловят мышей? Кстати, надо бы спросить хозяина, почему у них именно такой домашний любимец.
Он резко оборачивается, когда за его спиной раздаётся мелодичный ехидный голос:
— Хотите, я принесу Феликса? Его зовут Феликс. Енота. И он не наш. Это Майк его притащил, а Стиви просто не выгоняет, хотя Вик каждый раз затевает скандал, когда его видит. Вику не нравится, что Шерри и Майк слишком дерут носы, как он выражается. А прислуга должна знать своё место.
Белинда Монтгомери стоит у двери, явно довольная произведённым эффектом. На ней то же голубое с золотом лёгкое платье, похожее на сари, в каком она была за обедом, ноги босы. Зак смотрит на изящные ухоженные ступни девушки с некоторым недоумением, а Лу — с явным одобрением.
— Вы подкрались как настоящий следопыт, — весело говорит он, и Белинда тут же парирует:
— Надо же мне было услышать правду — вы подозреваете и меня.
— А как же, — мягко отзывается Зак, и девушка энергично кивает, не оскорблённая, а скорее, польщённая тем, что её приняли всерьёз.
— Я должна сказать вам то, что не сказала за обедом, — важно сообщает она, сосредоточенно хмуря брови. — Во-первых, Стиви зря вызвал вас сюда. Бессмысленная трата денег, в которых наше поместье так нуждается… да-да, я хоть и комнатное растение, каким он меня считает, но в курсе его дел. Сложно не понять, что к чему, когда уволена почти вся прислуга, — она присаживается на подлокотник большого кожаного кресла, рассеянно озираясь по сторонам. — Я не была здесь со дня смерти дяди Джоза, да и тогда лишь заглянула, его как раз уносили. Как же тут воняло, бр-р! — она передёргивается. — Так вот, Стиви просто опасается за меня. И за детей. Но это он зря — всех, кто здесь умер, действительно никто не убивал, как объявила полиция. Просто… ну… неудачно всё сложилось. Я так считаю.
В её голосе звучит искренняя убеждённость в своей правоте.
— Я бы не назвал смерть вашего дяди Джозефа естественной, мягко возражает Зак. — Он был склонен к алкоголизму?
Белинда хмурится сильнее. Она явно колеблется, отвечать или нет, но потом с неохотой роняет:
— Пожалуй. Я с детства помню, как мерзко от него разило, когда он приезжал в гости — слава Богу, нечасто. Но в этот раз он превзошёл сам себя.
— А что во-вторых? — живо осведомляется Лу, и Белинда непонимающе на него смотрит.
— Вы начали свой монолог с «во-первых», — поясняет Лу, и девушка принуждённо усмехается:
— Ах, ну да. Во-вторых, я всегда мечтала свалить наконец отсюда, из этих болот, но никогда не решалась. Дедушка не простил бы меня. Да, я трусиха, — она в упор рассматривает Лу, и Зак невольно благословляет полумрак, царящий в комнате, ибо этот яркий взор чертовски проницателен. — Вы бы знали, как я вам завидую, мисс Филипс! Вы делаете, что хотите, не опасаясь пересудов. Вы живёте такой насыщенной жизнью.
«Более насыщенной, чем тебе кажется, малышка», — меланхолично думает Лу, а вслух говорит:
— Вы уедете отсюда, если завещание вступит в силу, и вы получите свою долю наследства?
— Конечно! — пылко восклицает Белинда, сорвавшись с кресла. — Я только и мечтаю об этом! То есть… — она осекается, на миг прижав ладонь к губам. — Поймите правильно. Я не о смерти дедушки мечтаю, а о свободе и богатстве.
— Которые даст вам эта смерть, — раздумчиво констатирует Зак, и Белинда тут же гневно вспыхивает:
— Не смейте меня осуждать! Проклятое завещание! Он нас просто цепями к этому чёртовому дому приковал, как рабов! А потом его ещё и удар хватил, и теперь он погребён у себя в спальне под присмотром этой пьянчужки Софи, которая меняет ему подгузники! Так ему и надо! Боже! — она на миг закрывает глаза и шепчет надрывно: — Всё это так… несправедливо, всё, всё!
— Вы страдаете, потому что вынуждены дожидаться его смерти в компании не самых приятных родственников, которых вы раньше и знать не хотели? — подхватывает Лу.
Заку хочется толкнуть его локтем со словами: «Не дразни её», но он понимает, для чего Лу это делает — зачастую вместе с подавленными эмоциями на свет Божий вырывается истина.
— Я не страдаю! — выкрикивает Белинда яростно, и светлые её глаза мечут настоящие молнии. — С чего вы взяли?! Мне просто это всё осточертело! Осточертело, понимаете?! — она со всхлипами вбирает в себя воздух после каждой фразы.
«Ну ещё бы не понять», — устало думает Зак и мягко спрашивает, осторожно коснувшись острого локотка мисс Монтгомери:
— Вы не проводите нас к вашему дедушке?
Та оторопело смотрит на него, а потом в очередной раз скептически фыркает:
— Это ещё зачем? Он же почти труп!
— Но нам необходимо видеть полную картину происходящего в вашем доме, — ещё мягче, будто капризному ребёнку, объясняет Зак. — Ведь все происшествия начались именно с вашего дедушки — точнее, с его завещания.
— Мы вовсе не предполагаем, что при виде нас он воспрянет, подобно Лазарю, и даст показания, — вставляет Лу, выходя в коридор. Зак пропускает Белинду вперёд и наконец запирает дверь в мрачную спальню, где умер Джозеф Маклин. — А вы часто навещаете деда?
— Никогда! — ещё больше помрачнев, бросает Белинда. — То есть редко. Очень редко. Была всего пару раз. Я ненавижу туда ходить. И вообще… зачем мне это?
Больше она не произносит ни слова, плотно сжав бледные губы. Втроём они пересекают широкий коридор, отделанный дубовыми панелями, и подходят к массивной двери с двойными створками, ведущей в спальню старого Монтгомери.
* * *
Аллигатор, а не краб, не енот, не медведь-барибал, мог бы стать символом Луизианы. Хищник, царящий в холодной скользкой глубине, таящийся в толще ила, среди корней мангров.
Но в ямах, которые он вырыл у этих корней, в месяцы сухого сезона прячется вся окрестная живность. Кто-то из её числа, конечно, послужит аллигатору пищей… но остальные выживут и покинут ямы, едва наступит сезон дождей.
В самом сердце болот иногда можно услышать низкое вибрирующее гудение, от которого у заблудившегося человека дыбом поднимаются волоски на руках. Эти звуки испускает аллигатор, чтобы призвать к себе подругу.
Детёныши появятся на свет позже, в гнезде, слепленном из опавших листьев, веток и грязи. И мать будет присматривать за ними, пока малышам не сравняется год от роду, и младенческие жёлтые полоски на их юрких телах не сменятся твёрдой шкурой, похожей на кору дерева.