– Да, святой отец! – я слегка взбодрился от звука родной речи. – Только я не знаю, с чего начать…
– Ты пришёл сюда с каким-то грузом на сердце. Неслучайно путь завёл тебя в этот храм, в этом городе, в это время. Просто начни выплёскивать, что тебя гнетёт. Твоя душа выведет тебя на правильную тропу исповеди и облегчения.
Минуту я помолчал, собираясь с мыслями, вспоминая и перебирая в памяти свои грехи и грешки, различные мелочи, за которые было стыдно. Или не было, но что твёрдые догматы церкви однозначно не одобрили бы.
– Простите меня, преподобный отец. Ибо я грешен. Я предавался чревоугодию, я мог есть бесконечно. Поглощение сладостей было единственной страстью. Потом меня кидало то в булимию, то в анорексию. Меня очень заботила моя внешность, я казался себе то слишком худым, то слишком жирным. Меня заботило, что обо мне подумают окружающие. Я голодал, чтобы похудеть, использовал какие-то разные чистки. Изучал разные системы голодания и очищения из народной медицины для своих целей. Всё это я перепробовал, ставя во главу своё тело, – выдохнул я.
– Да, сын мой, ты действительно грешен, – сказал пастор с сарказмом в голосе. Или мне показалось? – Зато ты прошёл этот путь. Ты изучил голодание и его медицинское и лечебное применение на своей шкуре, знаешь его плюсы и минусы, знаешь его поистине волшебную силу. Голод – самый сильный естественный стрессор для организма. Оставшись без пищи, на самом глубоком генетическом уровне включаются механизмы, уничтожающие самую сложную патологию. Организм начинает хотеть жить, он начинает хотеть выжить! Пометавшись между полюсами, ты обрёл баланс. Теперь ты регулируешь свой голод и свой аппетит. Можешь держать пост и аскезу, можешь заставить свой организм много съесть при необходимости. Разве это достижение не стоило прошлого опыта, прошлого научения, которое христианство назвало грехом чревоугодия? Ты поднялся над этим грехом, ты контролируешь его, а не он тебя.
– Да, святой отец, велика ваша мудрость…
Я был слегка обескуражен. Ожидал, что пастор наложит на меня покаяние, бессчётное количество молитв и постов, дабы очиститься от поглотившей меня скверны. Ответ был неожиданным.
– Простите меня, святой отец. Ибо я грешен. Я предавался греху похоти. Предавался бескрайне, безгранично, безостановочно. Я грезил и жил совокуплениями. Это было смыслом и каждодневным содержимым жизни. Весь этот блуд хорошо совмещался с приличными дозами алкоголя и наркотиков. Я даже впадал в грех Содома, про грех Онана и говорить не стоит.
– Как священник я скажу тебе прочитать сто раз Аве Мария, сто раз Патер Ностер. И держать сорок дней строго поста на хлебе и воде. Но я скажу немного иначе. Ты тренировал свою Свадхистану. Да, нацеплял, конечно, немало ненужных связей и привязок. Придётся ждать семь лет, вести целомудренный образ жизни, пока они полностью растворятся. Но ты прорабатывал необходимый уровень. Ведёшь ли ты сейчас подобный распутный образ жизни?
– Нет, святой отец, клянусь!
– Вот. Ты впитал страсть, впитал порок, стал его хозяином, могущий выпустить его силу наружу при надобности, но не позволяющий ему взять вверх над твоим вниманием. Сейчас энергетически ты сможешь выдержать даже целибат, не сойдя с ума. И эта вершина не была бы тебе доступна без того безумного на первый взгляд опыта. А касаемо содомитства, то этот образ поведения введён в запрет и на уровень правила лишь последние примерно полторы тысячи лет. До этого всё было гораздо проще и фривольнее. Этот запрет имел смысл. Человечество смогло развить свой Манас, только ограничив свою сексуальную сферу. Однажды настанет время для людей, когда общие запреты не будут иметь значения, поскольку у каждого будет достаточный внутренний контроль и осознанность. Но мы вряд ли доживём. Это у человечества два пола. А на других планетах три, четыре, пять разновидностей полов. И там всё гораздо проще с волеизъявлением в этом отношении. Ты понимаешь меня, сын мой?
– Честно, мне мало понятного в ваших словах. Интересно, но удивительно услышать подобное из уст католического пастора…
Я был сильно обескуражен, удивлён, погружён в недоумение. Даже начал подумывать, а не прервать ли мне мою исповедь. Не ожидал я таких ответов.
– Продолжай, сын мой. Я вижу, что тебя ещё немало гнетёт, – гулкий и твёрдый голос пастора вернул меня из размышлений.
– Я впадал в гнев и гордыню. Окружающих людей я считал ниже себя, глупыми, никчёмными. Особенно, когда насквозь видны были их мелочные мотивы. И мне хотелось их уничтожить, смести с лица земли, как вирус, как неудачное творение. Ныне я, конечно, гораздо спокойнее отношусь к окружающим. Жизнь не раз ставила на место, а то и опускала ниже плинтуса. Научила, что каждому своё место. И что высота статуса, умений и знаний – лишь субъективная категория.
– Хорошо, – в голосе священника проклюнулась радость, – видишь, ты сам сделал вывод, сам обозначил полученный урок. И здесь ты самостоятельно понял главное, что каждому своё место, что у каждого своя задача и уровень, своё место под Солнцем во вселенной. И даже букашки нужны со своей маленькой функцией. И люди тоже. Они тоже движутся, просто каждый со своей скоростью. Однажды и они вырастут.
– Я грешен, – продолжил я своё излияние, – потому что пару раз участвовал в колдовских обрядах. Мне хотелось увеличить благосостояние и подняться по карьерной лестнице. И в ритуалах шло обращение за помощью к индийским богам.
– Помогло?
– Да! Помогло… И это гнетёт меня с тех пор.
– Расслабься. И забудь. Пару раз – мелочь. Бог Яхве не будет сильно гневаться из-за того, что его прихожанин № 1993746568903746566392 пару раз помолился другим богам.
– Аа… – мой голос утонул во мне, потому что логических мыслей у меня не появилось от такой реплики собеседника за тканью.
– Преподобный, был у меня грех уныния, – сменил я тему. Жить не хотелось совсем. Не радовало ничего. Я даже примерял петлю на шею и рассчитывал дозу таблеток для летального исхода. Не было смысла в жизни, и не видно было впереди просвета и надежды, что этот смысл появится…
– Но ты жив и ты здесь, пришёл за помощью. Как же ты справился с тем унынием?
– Не знаю. Как-то само пришло однажды, что нет смысла в этой жизни, что мы должны найти внутри себя искру этого самого смысла. И эта искра индивидуальна, у каждого своя. А кто не может найти в себе огонь желания, тот должен себя заставить жить, придумать смысл и следовать ему, продолжая искать собственную маяк в себе. Потому что Жизнь – это не только Дар, это ещё и обязанность пройти весь путь в теле от начала и до конца.
– Молодец, сын мой. Я бы не сказал лучше, – радость лучилась в голосе преподобного.
– И ныне я пришёл на исповедь впервые в жизни из-за уныния и бессмысленности бытия, которые захватили меня в последнее время. Я ищу причину и ищу выхода, что же сделать, – с отчаянием произнёс я.
– Случайности не случайны. Звёзды сошлись, ты добрёл до одной из ключевых точек твоего Пути. И ощутил бессмысленность твоей жизни. Которая, по большому счёту, действительно не имеет смысла, это больше бездумная игра персонажа, не более важная, чем жизнь во сне подсознания. Но в то же время твоя жизнь до сего момента несла большой смысл как подготовки к грядущему. Не будь этого уныния, отчаяния, ощущения абсурдности и бессмысленности, ты бы не стал искать причину и выход. Считай, это лёгкий толчок тебе в нужном направлении от Высших Сил…
– Святой отец! – прервал я пространную речь пастора. – Вы сейчас наговорили мне много чего, что никак не согласуется с догмами христианства. Я, конечно, подозревал, что между православием и католичеством немало различий, но не до такой же степени?!.
– А кто тебе сказал, что я служитель культа Яхве и что я католический священник? – лукаво спросил меня собеседник. – Нет и нет. Я, Эайо, жрец древнего молчаливого бога безмолвного знания Ръял-Йехху! И меня тоже называют отцом, и это название более подходит нашим жрецам, нежели священникам известных религий. Потому что все жрецы ведут свой род от нашего бога, в нас частица его крови. И часть людей была создана на заре времён с участием молчаливого бога.
Я молчал, холодея и ужасаясь, чувствуя, как ноги становятся ватными, словно погружённые в трясину и не имеющие возможность шевельнуться.
Жрец продолжал: