Три дня после этого тишина в царстве была, люд простой из изб и носа не показывал, а от царя и весточки не было. Уже сам Богдан в терем царский засобирался, ждать нельзя было, ночь на Купалу сегодня наступала. Только клич гонцов услыхал. Раскрыл ставни избы своей и слышит, отовсюду кричат, что помер царь, три ночи бесновался, потом холодным изливался и помер.
Народ три дня гулял, поминки по царю справлял: с песнями, плясками, шутками да прибаутками. Богдану вроде бы тоже весело было, да только на душе тяжесть лежала; все Ягиню вспоминал да места себе не находил. На четвертый день совсем тоска-кручинушка за горло взяла так, что закрыл свою кузницу Богдан и пошел за высокую черную гору, за дремучий лес, к покосившейся старой избе, в которой Ягиня жила.
Яга тем временем набранные на Купалу травы в пучки вязала да под крышей развешивала. Только радости на душе совсем не было. Все дни она в зеркало заглядывала да ждала, что волосы поблекнут или бородавки вернутся, только все на месте оставалось: и красота ее, и коса до пояса, и румянец свежий.
– Спеш-ат, – протянул кот, лениво заигрывая лапами пойманную мышь-полевку.
Яга лишь зыркнула на него злым взглядом:
– Что, плут и негодник, шутить надо мной вздумал?
– Спешит Богдан, коль сама не видишь, так иди в блюдце глянь, – хоть и не верила Яга Баюну, ибо пошутить пушистый негодник любил, но в избу зашла и яблочко на блюдце бросила.
– И в прям, спешит, – тихо, словно не веря.
– Матушку испросить не забудь, – довольно промурлыкал кот, входя следом в избу, перед этим, видимо, сытно отобедав мышью, – а то снова рожу твою корявую сто веков наблюдать придется.
– Еще хоть слово скажешь, я тебя в мухомор превращу и змеям на болоте скормлю.
Баюн только хотел сказать, что змеи мухоморами не питаются, но, увидав рассерженный взгляд Ягини, промолчал и, сделав гордый вид, запрыгнул на печь.
– Что же дома тебе не сидится, сын кузнеца? Все, как малоумный по лесу шастаешь, – произнесла Яга, выйдя навстречу Богдану.
– Здравствуй, Ягиня! – встал перед нею Богдан. – Душу мою тоска проклятая терзает. Не осерчай, коли слова мои тебе не по нраву будут, – произнес сын кузнеца и, тяжело вздохнув, глаза в сторону отвел.
– Что же ты все вокруг да около ходишь? Говори, зачем пришел в этот раз. – Произнесла Яга, уже в глазах его читая все, что молвить он все никак не решался.
– Будь женой моей верной, Ягиня, не люб мне белый свет вдали от тебя.
– Вот так, прям, не люб? – улыбнулась Яга, подойдя ближе к поникшему Богдану и нежно положила свою ладонь на его грудь, давая этим свое молчаливое согласие.
В этот раз испросила Ягиня матушкиного благословения.
Макошь благословила Богдана с Ягиней на долгую жизнь и крепкую любовь. И стали они жить-поживать и горя не знать. А Баюн все песни мурлыкал да вечерами сказки рассказывал.