Порою смех вдруг чей-то прозвенит,
Но чаще уханье чужое ухо нежит.
Довольны все, особенно купцы,
Что позабыты свары и раздоры.
Закон жесток, и даже храбрецы
Предпочитают драке разговоры.
А Никодим любил поговорить.
В дни торжищ полевой с утра уж весел
Ведро он браги мог уговорить
И сотню спеть степных раздольных песен.
Но перед этим меж рядов ходил,
Что приглянулось, покупал без торга.
И тем же вечером шутовкам все дарил,
Убытков не считая к их восторгу.
Таков он был: чудак из чудаков,
Кикимор одиноких сновиденье,
Лопастам друг. И только стариков
Он выводил из всякого терпенья
Был вечер недалек, торг затихал,
И Никодим уж уходить собрался,
Но разговор внезапно услыхал
Он водяного с лешими остался.
Забыв о том, зачем сюда пришли,
Ожесточенно спорили дедки.
Да так, увлекшись, далеко зашли
Того гляди, что схватят за грудки.
Примета верная, потопа надо ждать, -
Талдычил водяной, воссев на кочку.
В лесных делах что можешь понимать? -
Сердился леший. Быть войнеи точка!
Плодятся зайцы, как мальки, к большой воде, -
Гнул водяной. Проверено веками!
В одном ты прав, знать, быть большой беде,
Коль зайцев летом продают стадами.
Так ждать потопа или ждать войны? -
Вмешался полевой, наскучив слушать.
На что судьбою мы обречены,
И почему вдруг у беды да зайца уши?
Вы, полевые, можете не знать, -
Презрительно скривившись, леший молвил, -
Вдруг так зайчихи начали рожать,
Что все леса приплод их переполнил.
Такое было перед Той Войной
Слыхал, малец, как с ангелами бились?
Рассказывал мне старый водяной,
Что князю тьмы мы за отвагу полюбились.
Молчал бы лучше, старый ты дурак! -
И водяной с опаской оглянулся.
Перед Потопом точно было так
Весь мир в воде! Он мне бы приглянулся.
И старики вернулись к старой теме,
И каждый о своем вновь речь завел.
Брюзжанье их, как слепень, билось в темя,
И, не дослушав, Никодим ушел.
Он не встречал средь нежити таких,
Кто пережил Потоп и Ту Войну.
Тысячелетья поглотили их.
Никто не знал, что было в старину.
Остались лишь былины и предания,
Но постепенно забывали их.
Теряла нежить с каждым веком знания
Об истинных событиях былых.
На слово веритьмало простаков,
И Никодим, как многие, не верил.
Неверие сгущало тьму веков.
На свой аршин былое каждый мерил.
«И что о прошлом думать и гадать?
Ведь оглянуться даже не успеешь,
Как время подойдет тебе узнать,
Что жизнь прошла, и спорить не посмеешь.
Все сущее живет и умирает.
Вся разницакак долго и когда.
И даже нежить в срок свой погибает,
Устав считать минувшие года»
И Никодим вдруг широко зевнул
Его от дум обычно в сон клонило.
Он под кустом до ночи прикорнул
Но счастье будто полевому изменило.
Со сна подумал Никодимкомар над ухом
Безжалостно ему терзает нервы,
Воинственным своим ведомый духом.
И не стерпелего ударил первым.
Наглец не смолк, зудел что было сил,
Он улетал и возвращался снова.
И полевой себе то в глаз, то в ухо бил,
Ленясь припомнить колдовства основы.
И лишь когда всего себя избил,
Он вырвался из крепких сна объятий.
И комара со зла бы погубил
Но словно сгинул мигом неприятель.
Не сразу Никодим уразумел,
Что ухо не комардуда терзала.
Вовсю старался Прошкакак умел,
Дуда в ответ обиженно пищала.
Неподалеку леший проходил
От тех кустов, где Никодим заспался.
По торжищу он с зайцами ходил
И с нежитью жестоко торговался.
Но цену так никто и не давал,
И старый леший злобно сокрушался.
Он зайцев оптом и поштучно продавал
И в дальний лес сам перегнать их обещался
Напрасны были все его потуги.
Кто в спину, кто в лицо ему смеялся:
Он слишком дорого ценил свои услуги
И, всем известный вор, своею честью клялся.
Но Никодиму невдомек, он не видал.
Судьба, как видно, Прошке так сулила:
Не разбуди он полевого, тот бы спал,
И не нависла бы над лешим вражья сила.
Приметлив полевой былвраз признал
Тех зайцев, что за лешим ковыляли.
Он, почитай, с рождения всех знал.
Их с Афанасием зайчата забавляли:
Заноза в лапе ли, колючка ли в ушах
Те тотчас к пастухам своим бежали.
И умиления слезу порой в усах
Надежно прятал он, чтоб зайцы не видали
Но что случилось с ними? Вот беда!
Свалялась шерсть и лапки в кровь разбиты,
От жира не осталось и следа,
И перепуганы, как будто были биты.
Какой пастух из Прошки?! Вор есть вор,
И воровские у него повадки.
Судьба произнесла свой приговор,
Когда родился он; с него и взятки гладки.
Пусть даже Никодима кто обидел,
Он так бы не озлился, как сейчас,
Когда обиду зайцам он увидел
И потемнел вдруг полевого глаз.
Но глаз второй сощурился хитро
Как раскаленный нож пронзает масло,
Легко проник он в лешего нутро.
И вмиг все Никодиму стало ясно.
Ввязаться в драку? Лешие сильнее,
И Прошка мог шутя его побить,
Пусть он и стар. Нет, надо быть умнее
И лешего суметь перехитрить!
«Ну, а не выйдеттак затею драку!» -
Подумал молодецки Никодим.
Он по натуре не был забиякой,
Но в деле правом был неустрашим.
Постой, пастух! он закричал, что было мочи.
И Прошка вздрогнул, словно от удара.
Ты будешь так бродить до самой ночи,
Иль снизишь цену своего товара?
И так я зайцев отдаю почти что даром, -
Привычно леший злобно забурчал.
Каков купец, с таким он и наваром, -
Услышал он в ответ и осерчал.
Берешьбери, а неттак прочь беги, -
И старый леший грозно скорчил рожу.
Для бесенят насмешку сбереги,
Не то поля тобою унавожу!
Беруи по рукам, когда и точно даром!
Задаром зайца хвост и то я не отдам.
По справедливости, за самородокпара
С ума сошел ты к пожилым годам!
Так торговалисьпыль столбом стояла,
Но только время потеряли зря.
Луна уж в небесах, как новый грош, сияла,
И гасла над рекой вечерняя заря,
Уже отчаялись и Никодим, и Прошка.
И предложил вдруг полевой устало:
Давай сыграем в карты понарошку,
Передохнеми все начнем сначала!
Картежником заядлым Прошка слыл,
А торговаться не было уж сил.
Как отказаться? Вор азартен был,
И полевой его уговорил.
Порою вспоминали старики,
Что карты дьявол нежити подбросил.
У князя тьмы в почете игроки,
А лучших он на званый ужин просит.
Другие утверждалиэто бред,
Спасали нежить в Ту Войну они от бед.
И нанесли врагу немалый вред,
Предсказывая день и час побед.
Но кто на слово верит старикам?
Ведь даже трус на склоне летгерой,
И тем ему обязан дьявол сам,
Что не лежит, как червь, в земле сырой.
Всегда неверие питается обманом,
Заклятьем страшным память не в чести.
Сокрыто прошлое от нежити туманом,
В грядущее им налегке брести
Игрок кум вору, верно говорят.
Колода карт при лешем неизменно.
Огнем недобрым вмиг зажегся взгляд
Он выигрыша жаждал откровенно.
А Никодим спокоен был, как сыч,
Хотя и видел, что крапленая колода.
Для нежити играисконный бич,
Но все-таки в семье не без урода.
Очко! и сбросил леший карты.
У полевогоснова перебор.
О чувстве меры позабыл в азарте
Вошедший в раж недальновидный вор.
То, в деле шулерском большой знаток,
Смеялся он без видимой причины,
Коль удавался баламут или липок,
Или тащил он из колоды клины.
То леший начинал сердиться вдруг,
И бормоча, что полевой все перепутал,
С наколкой карту вырывал из рук,
Чем окончательно игру и счет запутал.
Все видел Никодим и понимал,
Но шулеру ни словом не перечил.
В свои он сети Прошку завлекал,
Чтоб тот навек запомнил этот вечер.
Играем просто так, как будто дети,
Без интереса мне скучна игра, -
Смешав все карты, полевой заметил.
Айда на боковую до утра!
На кон я ставлю зайца! Чем ответишь? -
Немедля старый леший закричал.
Ты, леший, верно, в праведники метишь?
На мелочишку я играть устал!
И Никодим, как будто ненароком,
Алмаз заветный Прошке показал.