Терзаниям три крысы помешали.
Они с лихого возвращались дела
И, шум услышав, явно поспешали.
Но Афанасий крыс едва завидел,
Как в тот же миг о петухе забыл.
Он не оскал и мерзкий хвост увидел,
То домовой в крысиной шкуре был.
И сами крысы, недруга признав,
Все разом в голос злобно запищали.
С какой охотой бы, имея злобный нрав,
Они ему сейчас бока намяли!
Но осторожность удержала их.
Ведь домовой, увы, почти бессилен
Без старых добрых закутков своих,
А дух лесной под ясным небомв силе.
И как им было с лешим поквитаться,
Пусть больше их, и проучить детину,
Когда пришлось бы на дороге драться,
От глаз досужих скрыв свою личину
И вот пред лешим в космах встали трое:
Один седой, на вид совсем старик,
А по бокам моложе вдвоестроем,
И, в гнев себя вгоняя, сразу в крик:
Ты кто таков, зачем сюда явился?
А петуха почто обидел, лиходей?
Не то, лешак, ты часом заблудился,
Как призрак бродишь посреди людей?
Не разом всем, но каждому отвечу, -
Не дрогнул леший под огнем их глаз.
Ведь сам искал я с домовыми встречу.
Мне Никодим рассказывал про вас!
Так ты знаком с беспутным полевым? -
Спросил старик без тени интереса.
И что за радость, дедушка, быть злым? -
Обиделся вдруг выходец из леса.
Он мог простить, когда его ругали,
Но за друзей всегда стоял горой.
Ты доживешь до вечера едва ли,
Начав судить столь раннею порой!
Ты Доможил, и Никодиму друг, -
Ответил Афанасий без запинки.
И что бродить нам около да вкруг?
Я не затем шел в город из глубинки.
Разумен, малый, ты не по летам, -
Съязвил старик. Ужель в лесу родился?
Позволь-ка, дедушка, я честь тебе воздам! -
И Афанасий в пояс поклонился.
(Он не забыл совета Никодима).
Поклон нежданный так растрогал Доможила,
Что по щеке его скользнула, невидима,
Слеза, за ней еще И прошлое ожило.
И вспомнил старец враз и Никодима,
И дружбу старую, и старое село
Все то, что было некогда любимо
И что, казалось, навсегда ушло.
Пусть не привыкли домовые плакать
Ведь не всегда сентиментально зло,
Но Доможил дождю позволил капать
Лесному духу снова повезло.
Глаза омыв и память растревожив,
Был домовой радушно-суетлив.
Так долго жил он, сам себя стреножив,
Что, путы сняв, внезапно стал болтлив.
Так Никодим, ты баешь, жив и здрав
И старика не позабыл доселе?
Тебя ко мне направив, был он прав.
Эй, молодцы, сегодня быть веселью!
Он оглянулсяспутники его,
Всегда во всем натурой злой ведомы,
Не скрыв неодобренья своего
Вновь крысами метнулись в щели дома.
И злобный писк окрестность огласил,
Из темных нор глаза вдруг засверкали
Традиции нарушил Доможил,
И домовые в слободе восстали.
Ужо я вас! им старец пригрозил. -
Не сметь перечить, бесово отродье!
Моей руке еще достанет сил
Вернуть вам разум вопреки природе!
Но явно Доможил сконфужен был.
Сказал бы ктои сам бы не поверил,
Что домовой о вековой вражде забыл
И лешему себя и дом свой вверил.
Ондух домашний, лешийдух лесной.
Ведут собака с волком смертный бой.
И каждый платит дорогой ценой
За право быть всегда самим собой.
Чем дольшетем сильней сомненье.
И Доможил уже себя бранил,
Что домовых испытывал терпенье,
Когда их с лешим помирить решил.
Был Доможил как ветер переменчив.
Бунт напугал его; он лешего винил,
Что тот своею лестью беззастенчивой
На безрассудство старика подбил.
Гордыня только старцу и мешала
Отречься от недавних клятв своих.
Дай леший поводи пиши пропало:
Не миновать ему расправы домовых.
Но Афанасий был наивен, но не глуп.
Он видел все и вскоре догадался,
Что с виду лишь старик кряжист как дуб
Внутри трухляв Но страху не поддался.
Спасибо, дедушка, тебе на добром слове, -
Сказал с улыбкой, только не взыщи
Не время пировать; расслышь тревогу в зове
И помоги мневедуна сыщи!
А что искать, живет он недалече, -
Махнул устало Доможил рукой.
Меж нами договор: он наших лечит,
Мы от людей его храним покой.
Так просто вышло; даже гром не грянул,
И леший не пустился в буйный пляс.
Но пошатнулся он, как будто пьяный,
И побледнелответ его потряс.
Не будь собой так занят Доможил
Растерянность бы лешего отметил
И уж тогда дотошно расспросил
Но не в себе он был и лишь заметил:
Тот видишь дом? Тропинку в лебеде?
Дойдешь по ней, но солнца жди восхода.
Затем стучи, когда в большой беде
И возвращайся к своему народу!
Спасибо, дедушка! и леший поклонился. -
Обидел чемпрошу меня простить
Но домовой, сердито пискнув, скрылся
Лишь хвост мелькнул, не дав договорить.
А Афанасий будто потерялся
То в небо он смотрел, то вкруг себя.
Он прежде даже черта не боялся,
Но к ведуну шел, страха не тая:
Тот был обижен нежитью когда-то,
И пожелай сейчас он отомстить,
То не было бы лучше кандидата
(Как лешему себе да не польстить?!)
Чесал в затылке Афанасий долго,
Вздыхал и маялся, кляня весь белый свет.
Но пересилило в нем все же чувство долга,
И он пошел Уж близился рассвет.
Недаром леший мести опасался
Инстинкт и раньше выручал его,
Он на заклятии безвременья попался.
Не позабыл ведун, как видно, ничего
Вся слободадомишек семь иль восемь,
Но леший шел и шели все не мог дойти.
Давно уже сменила лето осень
Был тяжек каждый шаг в конце его пути!
Безвременье Однажды время вдруг
Перестает струиться в бесконечность
И, искривившись, образует круг,
Где миг один как будто длится вечность.
Заклятие всесильносмерть сама
Отступит, утомившись ожиданием.
И можно запросто тогда сойти с ума,
Коль колдовским не обладаешь знанием.
Века он брел, от ужаса немея.
Но солнце лишь взошло за лешего спиной,
Он на крыльце стоял, в дверь постучать не смея
Входи же, вдруг услышал, гость лесной!
Глава 4, в которой старый леший Прошка задумал продать на торжище вверенных ему Афанасием зайцев, но вместо этого проиграл их в карты.
Мир нежити во многом схож с людским.
Недаром ведь веками рядом жили!
Нельзя равнять его с укладом городским,
Но торжищем и бесы дорожили.
Четыре раза в год, а то бывает чаще,
Все сходятся на берегу реки,
И обитатели полей, озер и чащи
Несут на торг с добром своим мешки.
Распродается леший здесь грибами,
Пшеницу с рук сбывает полевой,
Русалки завлекают жемчугами,
Губастыми сомамиводяной.
Кикиморы льняным торгуют платьем,
Лопастылотосом с заброшенных болот,
А ведьмы старыеотварами с заклятьем,
Порою спутав с отворотом приворот.
Бурлит толпа, как дьявольский напиток.
Обмана нет в помине, все честны:
Попробуй не продать себе в убыток,
Коль мыслине слова! твои слышны.
Но так бывает, что испорчена порода.
А старый леший с лет младых узнал,
Как мысли скрыть лихие от народа
И без труда нажить изрядный капитал.
Однако прежде как бы ни ловчил,
Лишь тумаками вволю и разжился.
Как будто вору кто наворожил,
И он навек с удачей раздружился.
Но с Афанасием иначе вышло дело,
Пусть и года уж Прошкины не те
На торжище он шел, и все в нем пело
Он был уже на полпути к мечте.
Считал себя старик завзятым вором,
И если у кого украсть решил
То он и крал, не маясь приговором
Несуществующей, как верил он, души
За Прошкою гурьбой бежали зайцы,
Послушные дуде в руках его.
Он так гудел, что взмокли даже пальцы,
Не слыша фальши от усердья своего.
Дуда замолклазайцев не собрать,
Ищи-свищи затем их по лесам
Но день и ночь без отдыха играть
Под силу разве старым лешакам?!
Еще бедабыл зайцам не сезон,
И, кроме Прошки, все об этом знали.
Им до зимыеда, прогулки, сон,
Жирком тела чтоб мерно заплывали.
К зиме, глядишь, товар в большой цене
Но ждать всю осень леший мог едва ли.
Привиделось такое бы во сне
И зайцы бы недолго жировали
Перевалило солнце уж зенит.
Собрало торжище со всей округи нежить.