О-Тами по-прежнему без устали работала в поле. О-Суми по-прежнему не покладая рук исполняла мелкую домашнюю работу. Однако она все время была под страхом невидимого кнута, то и дело выслушивая упреки и выговоры от резкой о-Тами: то за то, что не согрела ванну, то за то, что забыла подсушить ячмень, то за то, что выпустила быка. Но она безропотно терпела. Отчасти по привычке к терпению и покорности, отчасти потому, что ее внук Хиродзи привязался к ней больше, чем к матери.
С виду о-Суми почти не изменилась. А если и изменилась, то лишь в том, что уже не хвалила невестку, как раньше. Но эта ничтожная перемена не привлекала особого внимания. По крайней мере соседки всегда говорили о ней: «О-Суми? Она, слава богу…»
Однажды в летний солнечный полдень о-Суми судачила с соседками в тени виноградных лоз, закрывавших вход в амбар. Жужжали слепни в хлеву, и больше кругом не слышалось ни звука. За разговором соседка все время курила коротенькие сигареты: это были окурки сына, которые она усердно подбирала.
– А что о-Тами? Верно, косит? Такая молодая, а все делает сама!
– Что уж! Для женщины домашняя работа куда лучше.
– Нет, видно, ей больше по душе работа в поле. А моя невестка после свадьбы вот уже семь лет ни разу в поле не выходила, – ну, хоть бы пополоть. Целыми днями только и знает, что на детей стирать да одежду чинить.
– Оно и лучше! Чтобы на детей приятно было посмотреть, да и самой принарядиться – хоть перед людьми не стыдно.
– Да, нынешняя молодежь не любит полевых работ. Ой, что это там грохнуло?
– Это? Это бык стрельнул.
– Бык? Здорово!.. Да, полоть в такую жару да под солнцем и молодой-то трудно.
Так мирно беседовали старухи соседки.
Больше восьми лет после смерти мужа о-Тами одна держала на своих женских плечах всю семью.
За это время ее имя постепенно стало известно за пределами деревни. Она не была уже больше молодой вдовой, которую день и ночь снедает «хозяйственная лихорадка». И, конечно, не была больше для деревенской молодежи «молодой тетушкой». Зато она стала примерной невесткой. Образцом женской добродетели. «Посмотри на о-Тами-сан!» – можно было услышать от всякого, как поговорку. О-Суми не жаловалась на свои страдания даже соседкам. Ей и в голову не приходило жаловаться. Но в глубине души, может быть, и не совсем сознательно, она еще таила какую-то надежду на провидение. Однако и эта надежда таяла, как пена. Теперь ей не на кого было опереться, кроме внука Хиродзи. О-Суми сосредоточила на двенадцатилетнем мальчике всю свою любовь. Но часто ей казалось, что она может лишиться и этой последней опоры.
Однажды в ясный осенний день Хиродзи со связкой книг под мышкой стремглав прибежал из школы. В это время о-Суми, ловко орудуя большим кухонным ножом, готовила перед амбаром финиковые сливы для сушки. Хиродзи легко перепрыгнул через циновку, на которой сушился ячмень, и, сдвинув ноги, почтительно поздоровался с бабушкой. Потом ни с того ни с сего серьезно спросил:
– Слушай, бабушка, моя мама – самый замечательный человек?
О-Суми невольно придержала нож и взглянула на внука.
– Почему?
– Это сказал учитель на уроке морали. «Мать Хиродзи – самый замечательный человек во всей округе».
– Учитель?
– Да, учитель. Это правда?
О-Суми сначала смутилась. Даже внука учат в школе такой лжи! Для о-Суми большей неожиданности не могло быть. Но после минутного замешательства, охваченная приступом гнева, о-Суми принялась ругать о-Тами так, что сама на себя стала не похожа.
– Это ложь, это сплошная ложь! Твоя мать до одури работает в поле, вот отчего для других она и замечательная. Но она дурной человек. Она попусту гоняет бабку то туда, то сюда, она грубая.
Хиродзи испуганно смотрел на изменившуюся в лице бабушку.