Ладно, не будем сейчас из пустого в порожнее переливать, осадил комендант ненужный спор. Возвращайтесь на свои места, господа, а я отправлюсь на восточную стену. Ежели что, меня там ищите.
* * *
Ночь прошла в тревожном ожидании очередного штурма, но горцы атаковать не решились. Почему? Да бог его знает. Может, не умели, а может, просто не решились. Но с первыми лучами солнца все, кто имел на стене свой участок, уже стояли на помосте, всматриваясь в рассветный туман. И стоило только туману рассеяться, как в лагере осаждавших началась какая-то суета.
Елисей, которого комендант своим приказом забрал с места, нещадно зевая, выбрался к зубцу и, достав из сумки полевой бинокль, принялся рассматривать то, что начал строить противник. Но сколько парень ни всматривался, сколько ни ломал глаза, но ничего путного так и не разобрал. Какая-то крестовина, на которой крепился тонкий столб. Скорее даже длинная, заостренная жердь.
Чего там? раздался хриплый голос, и Елисей, опустив бинокль, обернулся.
Жердь какую-то на крестовину крепят. Думал, орудие какое для штурма, но никак не похоже.
Кол это, мрачно выдохнул обратившийся к нему немолодой казак. Из наших кого казнить станут.
Как это казнить?! от удивления Елисей едва бинокль не выронил.
В его сознании, человека двадцатого века, подобное обращение с пленными казалось чем-то кощунственным. Да, расколоть пленника по горячему, чтобы получить нужные сведения, это понятно, а вот подвергнуть его казни только ради удовлетворения собственных инстинктов, совсем другое. Впрочем, за речкой приходилось видеть подобное. Вспомнив несколько эпизодов из собственного прошлого, парень молча кивнул и, вздохнув, снова поднял бинокль.
Горцы закончили работу и, подняв получившееся сооружение на руки, потащили его в сторону крепости. Наведя бинокль на жердь, Елисей убедился, что казак был прав. Верхний, свободный конец кола был остро заточен.
А чего это они кол на крестовину поставили? В землю вкапывать лень стало? угрюмо поинтересовался он.
Еще раз попользовать думают, с ненавистью прошипел казак. Не один у них пленник, видать, а на каждого кол вострить лень.
А зачем им вообще это нужно? не сдержал парень любопытства.
Запугивают, вздохнул казак. Мол, глядите, православные, и с вами то же самое будет.
А мы значит, как увидим, так сразу испугаемся и крепость им сдадим, зло фыркнул Елисей. Обломятся.
Чего? не понял казак.
Не дождутся, говорю.
Между тем горцы подтащили кол метров на двести пятьдесят от стены и, выбрав ровную площадку, установили его. Зазвучали барабаны, явно привезенные турками, и все собравшееся войско горцев принялось стекаться к месту казни.
«Из этого я туда не дотянусь, мрачно подумал Елисей, взвешивая в руках карабин. Да и казнь им испортить тоже не помешает».
С этой мыслью парень сорвался с места и, вихрем слетев со стены, ринулся бегом в сторону гауптвахты. Слова коменданта о том, что схваченный британец, его пленник, посетила его очень вовремя. Влетев в помещение, Елисей с порога наорал на дежурного солдата и, отобрав у него ключи, ринулся к камере. Распахнув дверь, он приказал британцу лечь лицом вниз и сложить руки за спиной. Увидев наведенный ему в лоб ствол пистолета, лазутчик не решился спорить и покорно улегся на пол.
Связав ему руки, Елисей за шиворот вздернул британца на ноги и поволок к стене. Втащив его на стену, парень посадил пленника под зубец, так, чтобы его не было видно снаружи, и снова вскинул бинокль. Кое-как построив всю эту горскую вольницу, османские офицеры выступили из толпы в своем истинном обличье. Если до этого они носили одежду местных, стараясь скрыть свою принадлежность, то теперь они не стали прятаться.
Широкие шаровары, кушаки, фески, в общем, выглядели они именно так, как их изображали на картинах. Елисей, едва рассмотрев этих ряженых, аж зашипел от злости, словно рассерженная гадюка. К крепости выступил дородный, статный турок и, вскинув голову, громко прокричал:
Эй, урус! Видишь этот кол? Мы поймали ваших пластунов. Хорошие воины. Сильные. Двое сумели умереть в бою, а одного мои аскеры взяли живым. Вот тут он и закончит свою жизнь. Смотрите и ждите. С вами будет так же.
Говорил турок по-русски чисто, только с легким акцентом. Не зная, его можно было запросто принять за жителя предгорий. Услышав шаги за спиной, Елисей обернулся и, увидев коменданта, молча склонил голову, здороваясь.
А этот тут зачем? удивился штабс-капитан, заметив британца.
Попробую его на приговоренного обменять, коротко сообщил Елисей.
Да как же так-то, ваше превосходительство?! возмутился подошедший вместе с комендантом прапорщик. Это же офицер!
Это мой полон, не оборачиваясь, огрызнулся Елисей. Вы, ваше благородие, сами то признали на людях.
Тут он прав, господа, развел штабс-капитан руками. Это действительно его пленник.
Но я же заплатил ему, вдруг подал голос британец.
А ты вообще молчи, шваль, рыкнул Елисей, пнув его в бок. Что с тебя взято, мой трофей. Я еще с тебя не спросил за напарника твоего. Так что лучше помалкивай, целее будешь.
Собравшиеся на стене казаки, с интересом выслушав этот диалог, только одобрительно закивали, нехорошо поглядывая на прапорщика, решившего лишить парня пленника.
Что делать собираешься? спросил комендант у Елисея, таким образом оборвав зарождавшуюся дискуссию.
Сейчас попробую с этим фазаном ряженым поговорить. Может, чего и получится, вздохнул парень, убирая бинокль. Эй, эфенди! окликнул он, перегибаясь через стену. Подойди ближе, не бойся, стрелять не стану. Хочу показать тебе кое-что.
Что ты мне можешь показать, гяур? расхохотался турок.
Вот это, ответил Елисей, вздергивая британца на ноги.
Кто это? насторожился толстяк и, старательно всматриваясь в лицо пленника, начал осторожно приближаться. Но до этого он подал своим присным какой-то знак, и за собравшейся толпой тут же возникло какое-то движение.
Турок подошел метров на сто и, достав из-за пояса небольшую подзорную трубу, навел ее на пленного, торчавшего по грудь над стеной.
Ага! выдохнул он, зло усмехаясь. Значит, ты его поймал.
Как видишь, кивнул Елисей. Это мой пленник, я хочу обменять его на того казака, которого поймали твои люди.
А зачем мне это? вдруг спросил турок, оглядываясь назад.
Там, у кола, уже суетились несколько горцев, которых, похоже, назначили палачами. Из толпы вытолкнули связанного окровавленного человека, и палачи тут же бросились что-то делать. Что именно, Елисей без бинокля не понял, но сообразил, что ничего хорошего. В землю воткнули еще две жерди с привязанными на верхних концах петлями, через которые были протянуты веревки, к которым были привязаны руки пленника. Палачи дружно потянули за веревки и вздернули его над землей.
Видишь? глумливо рассмеялся турок. Это сильный воин. Он будет долго умирать на колу. Я приказал не смазывать кол жиром. Так будет дольше. Ты услышишь, как он будет насаживаться на кол.
Эфенди, а ты не забыл, что британцы спросят с тебя за своего человека? Это ведь офицер, сделал Елисей еще одну попытку.
Мне плевать на этого неверного, вдруг зарычал турок в ответ. Они все только и хотят, что использовать наших солдат в своих играх. Инглизы, франки, вы, русские, только и мечтаете нас уничтожить. А мы создадим новое государство. Великий Туран. Великую Порту, и вы все будете нам служить, неверные!
«О-о, дядя, да ты фанатик!» протянул про себя Елисей.
Здесь командуешь ты, закричал он. Но там, в Стамбуле, большую политику делают другие, и за гибель британца спрашивать станут с тебя. Подумай, эфенди, нужно ли тебе это? Отдай пленника, прояви политическую мудрость, продолжал напирать парень, взывая к честолюбию турка.
Я аскер, а не политик, презрительно фыркнул турок. Можешь делать с этим инглизом все, что захочешь. Мне он не нужен. Эта собака обманула меня. Обещал открыть ворота, а сам попался, словно мальчик, ворующий варенье.
Пока они спорили, палачи успели передвинуть кол так, чтобы он оказался под промежностью пленного, и начали медленно отпускать веревки.