Иванов поднял очки на шлемофон, волнуясь, расстегнул кобуру нагана, а потом снова застегнул ее шлейку на шпенек: пусть не думают паны поляки, что боюсь. Вытащил штекер шлемофона из разъема. Зачем-то заглянул в планшет, где среди прочего хранилось, как он надеялся и, как убеждал политрук роты товарищ Рыбкин, «самое мощное оружие»: пачка листовок с заранее переведенной на польский язык речью товарища Молотова в сокращенном виде и выбрался из башни через верхний люк.
Немногочисленное польское войско в составе пехотной роты, прекратив движение, спокойно стояло на месте. Подойдя к передней машине, лейтенант Иванов велел выглядывающему из башни отделенному Сердюку командировать в его распоряжение своего пулеметчика Никитина, сносно разговаривающего по-украински. Распахнулась правая дверца броневика, и на дорогу спрыгнул невысокий ладный пулеметчик.
Пушку и пулеметы изготовить к бою, негромко распорядился лейтенант. Если я снимаю шлемофонначинай воевать. Первый выстрел осколочным без колпачка даешь по колонне метров за тридцать от ее начала. Потомпо обстановке. Подойдут ближекартечью. О нас с Никитиным не заботишься, главная задачасохранить машины. Если, что со мнойобщее командование дозором на тебе.
Никитин, сказал Иванов, уже направляясь к полякам, улыбаемся. Ты просто моя свита. Для солидности и для перевода. Надеюсь, украинцы у них имеются. Твое дело переводить и улыбаться. От меня не отходить и на провокационные вопросы не отвечать. Будут что спрашивать лично тебя, ссылайся на командира, на меня, и опять-таки улыбайся.
Когда до колонны оставался десяток метровим на встречу вышли тоже двое: один, явно офицер, с тремя звездочками на погонах и в фуражке с жесткой угловатой тульей, другой носил на погонах по две нашивки, а на голове мятую, но тоже угловатую, а не привычно круглую, фуражку. Приблизились. Офицер четко вскинул два отставленных пальца к голове и представился. Иванов разобрал только фамилиюОльшевски.
Капитан Ольшевский, перевел на русский второй поляк. Капрал Погребняк, представился сам, тоже ловко козырнув двумя пальцами.
Лейтенант Иванов, отдал честь всей ладонью Иванов.
Красноармеец Никитин, козырнул за командиром пулеметчик, но паны поляки даже не удостоили его взглядом.
Иванов, продолжая доброжелательно улыбаться, открыл планшет, достал два экземпляра «самого мощного оружия» и вручил обоим панам. Какое-то время у них ушло на чтение и соображение. Запшекал непонятными словами капитан.
Пан капитан просит пана лейтенанта подтвердить: Красная Армия действительно идет в Польшу, чтобы помочь нам воевать с германцами? спросил капрал.
Переведи пану капитану, что мы вошли в Польшу не как захватчики, а как защитники. Или пан капитан надеется, что каким-нибудь чудом Польша сама победит фашистов? Где помощь Англии и Франции? Разве они наступают на Германию? Уже две недели, как войну объявили, а даже, как ему достоверно известно, союзным солдатам не раздают боевые патроны. Где польское правительство? Не ваш ли президент первым сбежал из Варшавы, как только немцы перешли границу?
Варшава еще держится, перевел капрал своего капитана.
Еще! выделил одно его слово Иванов. Поляки очень храбрые и умелые солдаты. Вот только с собственным руководством и с союзниками им явно не повезло. Пан капитан прекрасно и сам знает, как бестолково обстоят у них дела в организации обороны от немцев.
Вы будете вместе с нами сражаться с немцами? Об объявлении Советским Союзом войны Германии в речи пана Молотова ничего не говориться.
По обстоятельствам, сделал солидное лицо лейтенант Иванов. Возникнет такая необходимостьбудем.
Что Советский Союз предлагает делать польской армии на территории занимаемой Красной Армией?
На какое-то время, краткое время, вам придется сложить оружие. Красная Армия, быстро продвигаясь на запад, войдет в соприкосновение с германскими войсками и остановит их. С боями или безэто уж, как получится. Но поляки в этом советско-германском противостоянии участвовать категорически не должны. Таков приказ Советского правительства и требования сложившейся весьма непростой международной обстановки. Если польские части, вопреки пользе для собственной страны, будут препятствовать мирному продвижению Красной Армиией, к сожалению, будет применено оружие.
Рота под командованием пана капитана движется походным маршем в направлении восточной границы по приказу пана полковника Грыня. В бой с Красной Армией пан полковник приказывал не вступать. Что нам рекомендует делать пан лейтенант?
Я вам, пан капитан, настоятельно рекомендую отвести свою роту с дороги в поле, благо урожай с него вашими крестьянами уже собран, и устроить привал. Винтовки составьте в козлы, рядом сложите пулеметы, патроны, гранаты и прочее оружие, боеприпасы и амуницию. За нами следует наш танковый батальон в составе танковой бригады. Он уже скоро будет здесь. Вам расскажут, что делать дальше. Да, и воткните перед собой на обочине какой-нибудь белый флаг. Чтобы точно избежать каких-либо недоразумений.
Вы предлагаете нам капитулировать?
У нас приказ, не оставлять в своем тылу вооруженные польские части. Поймите нас правильно. Я искренне уверен, что это сугубо временная мера. На всякий случай. Когда Красная Армия войдет в соприкосновение с фашистами и защитит восточную часть Польши от порабощения Германиейу вас восстановится порядок и, надеюсь, после определенной проверки большая часть польских солдат и офицеров продолжит воинскую службу, или будет демобилизована и распущена по домам.
А если дом пана капитана на той стороне, капрал махнул рукой на запад, под германцем?
Извините, пан капитан, но это уже не в моей компетенции, пожал плечами лейтенант Иванов.
Пану капитану нужно переговорить со своими офицерами, сказал капрал. А мы с вами давайте постоим, покурим.
Лейтенант Иванов достал из планшета и протянул пану капитану еще листовки. Пан капитан их взял, вежливо козырнул и зашагал к своей роте, впереди которой сгрудились, судя по погонам со звездочками и жестким головным уборам, несколько офицеров. Капрал достал пачку сигарет и предложил красному командиру и его сопровождающему. Иванов и Никитин угостились, лейтенант в свою очередь угостил поляка папиросами «Казбек» из мятой пачки. Закурили.
Откуда вы, пан капрал, так хорошо знаете русский? спросил Иванов просто, чтобы не стоять молча. Совершенно чисто говорите.
Я вырос в Перемышле. Семья у меня русско-украинская. Дома говорили по-русски. В ремесленном училищетоже.
Ясно, кивнул Иванов, глубоко затягиваясь и не особо понимая: о чем с поляком говорить можно, а о чемнежелательно. Пан капитан дошел до своих офицеров и раздал им листовки с речью Молотова.
А как у вас в Советском Союзе живется? спросил, ехидно улыбаясь прищуренными глазами, капрал. А то у нас разное рассказывают. Не знаешь, прямо, чему и верить.
Да, хорошо живется, решительно стал на защиту своей Родины лейтенант. Капиталистов и помещиковнет. Частной собственностинет. Всё: земля, заводы, дома, лесавсё общее, всё народное.
А колхозыэто хорошо или плохо?
Конечно, хорошо. Сообща все делать легче: и землю обрабатывать, и скот выращивать и птиц разводить.
А у нас рассказывалижуткий голод по деревням был от этих ваших колхозов. Насильно, мол, крестьян туда загоняли, землю, зерно и скот отбирали и городских коммунистов, ничего в этом не соображающих, управлять присылали.
Да, байки все это, влез в разговор Никитин, забывший, что ему приказано молчать и тоже решивший отстаивать честь родной страны. Вражьи сплетни. Я сам деревенский. Колхозник. Ты, приятель, еще скажи, что у нас и бабы общие, ловко увел он разговор в другую сторону.
Ну, да, кивнул улыбающийся капрал, и такое о вас слышал.
Вот жаль, шутливо всплеснул руками Никитин, что до нашего колхоза это прекрасное новшество не так и не добралось, что мою постылую бабу до сих пор не обобществили. Все сам да сам, как последний дурень, с ней уже который год мучаюсь. А было бы, как у вас тут про нас рассказывают: всех баб в одну избу и приходуй по очереди любую, когда душе или телу потребуется. А домой с поля вернешьсясвобода: никто тебе плешь руганью не проедает, никто ухватом не грозит, никто ничем не попрекает Поел на общей колхозной кухне и отдыхаешь себе спокойно в хате без бабьего и детского визга. Или с мужиками за стаканом первача хоть до утра о житье-бытье и мировой политике рассуждаешь. Вот была бы у меня житуха