Лейтенант Иванов, пересилив себя, для воспитания собственной мужественности, прошелся, внимательно всматриваясь, перед телами первых убитых его подчиненными чужих солдат. С большим трудом ему удалось сдержать рвотный позыв. Командовать стрельбой и стрелять самому из бронеавтомобиляэто одно, а видеть вблизи залитые еще не свернувшейся кровью тела, безжалостно иссеченные пулеметными очередями Особенно эти, с краю: обугленные, с провалами вместо выкипевших от огня глаз, с кое-где кошмарно проступающими из черноты белыми костями и скрюченными остатками пальцев Бр-р-р Хотя почему это он должен переживать и чуть ли не каятся? Кого жалеть? Наоборот радоваться надо. Улыбаться аж до ушей и приплясывать от неописуемой радости. Если бы не рыжий Гурин (хорошо, что к себе в экипаж его перетащил)на месте поляков лежали бы они, все два экипажа. Все черные, обугленные, с выкипевшими от жара глазами и скрюченными остатками пальцев Вот такой вот Миролюбивый поход, однако получается.
Прикажи сержанту, сказал Иванов, закончив осмотр убитых, собрать все солдатские книжки живых (и свою тоже) и отдать мне. (Никитин приказал) А сам займись трофеями. Из всех винтовок достань затворы и сложи в какой-нибудь ранец. Проверь содержимое остальных ранцев. Собери все пистолеты вместе с кобурами, но без ремней, боеприпасы, гранаты и штыки с ножнами. Ручной пулемет тоже заберем с собой. К нему должны быть запасные магазины и запас патронов. Не разбереешься самспроси сержанта. Потом обыщешь самих поляков. Личные вещи, фляжки и продовольствие не трогай. Только оружие и боеприпасы.
Никитин принялся разбирать и складывать трофеи, быстро освоившись, как извлекается из незнакомой маузеровской винтовки польского производства затвор. Вернувшийся усатый сержант протянул Иванову стопку солдатских документов. Иванов спрятал ее в командирскую сумку и жестом отослал поляка к своим.
Товарищ командир, выпрямился над трофеями хозяйственный Никитин и слегка замялся, а разрешите четыре штыка, один пистолет и половину ручных гранат для нашего экипажа взять.
Разрешаю, улыбнулся Иванов. Тогда уже и ранец с затворами к себе неси. А ручной пулемет со всеми магазинами и винтовочными патронамик нам.
А тут еще ракетница есть с ракетами
К нам. У вас в машине штатная имеется.
Так, и у вас тоже.
Я не понял? Кто у нас командир?
Понял, товарищ командир: трофейную ракетницук вам. Сейчас поляков обыщу и отнесу.
Пока Никитин обыскивал поляков, Иванов на чистом обороте одной из листовок размашисто написал, слюнявя чернильный карандаш: «Забрал солдатские книжки у восьми сдавшихся в плен поляков, а также винтовочные затворы и прочее оружие. К-р бронеавтомобильного взвода л-т Иванов, 36-я легкотанковая бригада» и отдал сержанту.
Скажи ему, попросил Никитина, чтобы эту записку он отдал советскому командиру, который возьмет их в плен.
Никитин перевел. Сержант кивнул, сложил записку и спрятал в нагрудный карман.
Товарищ командир, негромко, повернувшись к полякам спиной, заговорил Никитин. Я вот что подумал А если, когда мы отправимся дальше, к этим вернуться те, которые из леса по нам стреляли вместе с их подпоручиком? Не думаете, что подпоручик, если остался жив, может им приказать снова атаковать наших, которые следом за нами двигаются?
И что ты предлагаешь? С собой мы их взять не можем, с ними кого-то оставитьтоже. Расстрелять? Безоружных пленных? А что в Полевом уставе РККА говориться об отношении к сдавшимся в плен? (Никитин молчал). Напоминаю: «к пленному врагу личный состав РККА великодушен и оказывает ему всяческую помощь, сохраняя его жизнь». Вспомнил? (Никитин кивнул). Спроси сержанта: что он будет делать, если после нашего отъезда сюда явится его подпоручик и прикажет опять воевать с Красной Армией? (Никитин спросилсержант пожал плечами и промолчал). И все равно мы их расстреливать не будем. Передай сержанту, что я о них сообщу по рации следующим за нами войскам. Если они нарушат мой приказ (дожидаться плена на этом месте), то при следующем задержании их без всяких разговоров сразу расстреляют. Всех. Я лично за этим прослежу. Передай ему, что на неправильные приказы своего командира ссылаться нечего. Каждый солдат, да и просто человек, сам делает свой выбор: выполнить ему преступный приказ и убить другого человека, или отказаться выполнять такой приказ и быть наказанным, вплоть до расстрела, самому. (Никитин кое-как, помогая себе в трудных местах жестами, перевел).
Он просит, на всякий случай, для защиты от подпоручика, вернуть ему его пистолет.
Верни, согласился Иванов. Скажи, что я верю в его здравомыслие. По машинам.
Довольный польский сержант нацепил на себя обратно ремень с массивной черной кобурой пистолета ВИС-35, а Иванов и Никитин, нагруженные первыми трофеями, двинулись к своим броневикам. В спину им что-то прокричал сержант. Они обернулись. Сержант быстрым шагом приблизился и что-то негромко, чтобы не слышали его солдаты, запшекал.
Он говорит, перевел Никитин, что он благодарен вам за оказанное доверие и хочет сообщить, что на железнодорожных путях возле местечка Мирогощи готовятся к отправке на запад несколько воинских эшелонов. Их засада должна была в какой-то мере задержать Советы и дать возможность эшелонам отъехать.
Это уже интересно, сказал Иванов. Сколько там эшелонов? Сколько войск? Каких?
Этого он точно не знает, перевел Никитин. Слышал, что эшелонов несколько. Разные части. Пехота, какие-то службы, тыловые подразделения. Воинское имущество. Продовольствие. Танков, артиллерии и кавалерии нет. Это точно.
Почему он решил нам об этом рассказать?
Он не хочет, чтобы продолжали гибнуть польские солдаты. Он верит речи пана Молотова и Красной Армии. И вам. Приказам своего подпоручика, если тот вернется, он подчиняться не станет. Его солдаты тоже.
Впереди еще засады есть?
Наверняка он не знает, но думает, что вряд ли.
Лейтенант открыл палетку и посмотрел на вставленную под прозрачный целлулоид карту. Протянул сержанту:
Спроси, как нам лучше подъехать к этой Мирогоще и заблокировать эшелоны, чтобы заранее не привлекать внимание?
Он говорит, Никитин показал грязным пальцем на карте, что эшелоны стоят вот здесь, перед пересечением шоссе и железной дороги. Если ехать по шоссе прямо до этого пересечениянас заметят из эшелонов. Лучше заранее, вот здесь, свернуть налево и объехать. Вот так вот. Тогда мы незамеченные выскочим прямо перед выездом на переезд.
Ясно. Поблагодари его от моего имени. И скажи, что он сделал правильный выбор. Польским солдатам хватит воевать. (Никитин перевел). Пошли. Расскажешь все Сердюку, уже на ходу договаривал лейтенант Иванов. Приказ: гнать машину вперед на максимальной скорости. В перестрелки, если они не мешают движению, не вступать. Остановиться у поворота перед Мирогощей, где показал поляк, и дождаться меня.
Есть, гнать на полной, в перестрелки не вступать, остановиться перед поворотом у Мирогощи, дождаться вас, повторил Никитин и они разошлись по своим бронемашинам.
Трофеи лейтенант отдал через дверцу довольному Голощапову. Ему же приказал передать в батальон информацию о польских эшелонах в Мирогоще, собирающихся на запад и свое решение их задержать. И снова быстрая езда с поднятыми для обдува бронезаслонками. Недолгая езда. Передний броневик, с выглядывающим из башни комэкипажем, уже замер перед дорожным знаком «Mirogoshcha», налево ответвлялась узкая проселочная дорога. Иванов приказал Кольке подъехать вплотную к Сердюку слеваКолька подъехал.
Теперь первым двигаюсь я, сказал отделенному Сердюку лейтенант Иванов. Ты за мной метрах в десяти. Когда доедем до переезда, сворачиваем направо и едем вдоль полотна, если будет возможнос двух сторон от железнодорожных колей. Я слеваты справа. А дальше действуем по обстановке. Да, и флаги красные пока снимаем: нам лишнее внимание сейчас не к чему. Вперед.
3. Сигнальные ракеты.
К месту назначения добрались быстро, вначале выехали на прежнее шоссе, а тами на сам переезд через двухколейную железную дорогу. По знаку Иванова броневики остановились. Лейтенант внимательно осмотрел в бинокль открывшуюся в нескольких сотнях метрах от них картину. Усатый сержант не обманул: левая колея, насколько хватало видимости, была занята составами. Скудно клубили темно-серым дымом готовые по команде поднять пары разогретые черные паровозы. Суетились вокруг вагонов солдаты в чужой форме и редкие гражданские. Что-то впопыхах грузили, куда-то спешили или просто стояли группами. Все, как в разворошенной муравьиной куче.