Эта.
Что, курвы, самую маленькую площадь нам оставили? зло ощерился бывший ответственный квартиросъемщик, подергав массивный навесной замок на двери в комнату.
Так это ж не мы, уже угодливо стала оправдываться вспотевшая от переживания толстуха, это ж власти так выделили. На какую комнату кому ордер далив ту мы и вселились. Все по закону. Да и двое-то всего ваших здесь осталось: жена да сын. У других-то семьи больше количеством.
По закону будет скоро: все к едреням из моей квартиры! А пока, что ж, потерплю. Я пока на зоне чалилсядольше справедливости ждал. Как видишьдождался. Ладно, замок ломать не буду. Покажи: где на кухне наш шкафчик или что там у нас осталось? Я голодный.
А нету на кухне ваших продуктов, товарищ профессор. Нету. Супруга ваша все в комнате держит. Не доверяет нам.
И правильно делает. Я бы тебе не только свою пайку не доверил, но даже дерьмо. А скажи, почему на тебе шаль Тамары?
Так, продала она мне ее. По согласию все у нас было. Вы чего плохого-то не думайте.
Ладно. Тамара придетспрошу.
А вы покушать с дороги не желаете? Поди, проголодались. Я и кашей могу угостить, и хлеба дам, и чаю налью.
Не надо. От тебя мне ничего не надо. Я чемодан оставлю и пойду по делам. Потом вернусь. Когда обычно Тамара с работы приходит?
Обычно не раньше шести.
Платон Ильич умылся с дороги; побрился и в той же лагерной телогрейке, потрепанной шапке на рыбьем меху и разношенных валенках, подшитых автомобильной резиной, вышел из дома. Сперва он посетил паспортный стол, где, отстояв большую очередь, отдал на получение паспорта и прописки документы; потом отправился к себе в институт. Не с начальством и коллегами увидеться (не в таком же виде, успеется), а в студенческой столовой пообедать. Никого из знакомых не встретив, он плотно покушал, по устоявшейся лагерной привычке смахнул со стола хлебные крошки в ладонь и отправил в рот. Крошки были не только его, но остались еще и от предыдущих не таких бережливых к хлебу, как он, едоков. Молоденькие девчушки-студенточки за соседним столиком брезгливо переглянулись.
Что, красавицы, смотрите так презрительно? спросил Лебедев у студенточек. Бывшего зэка никогда за едой не видели? Так смотритепросвещайтесь.
Гражданин, услышал Лебедев за спиной, эта столовая для студентов, а не для бывших зэков.
Лебедев медленно повернулся: за девушек вступился худенький паренек, их ровесник.
Вы, молодой человек, в каком именно институте учиться изволите? с ядовитой вежливостью спросил Лебедев.
А вам-то какое дело? вскинулся гонористым петушком паренек.
Вначале, юноша, потрудитесь ответить на мой вопрос. Или боитесь?
Я? Боюсь? Чего?
Не знаю чего. Но мне сдается, вы боитесь обнародовать свою институтскую принадлежность.
Механико-машиностроительный, ХММИ.
А на какой кафедре?
Литейного дела.
Значит, на первом курсе, утвердительно кивнул Лебедев. Только поступили.
Почему вы так решили?
Просто потому, не очень вежливый молодой человек, что, начиная со второго курса, я знаю всех своих студентов. А они меня. Разрешите представиться, в том числе и вам, милые дамы: Платон Ильич Лебедев, профессор, пока бывший завкафедрой этого самого литейного дела. Только вернулся из дальних странствий и, как видите, не успел переодеться не то, что во фрак, но даже в пиджачную пару. А хлебные крошки, милые вы мои создания, лагерная голодная привычка. Дай вам бог никогда такую не заиметь. Думаю, мы еще с вами увидимся. На занятиях.
Из-звините, товарищ профессор, промямлил худенький юноша и тихонько ретировался.
А мы не с вашего института, сказала одна из студенточек. Но мы тоже извиняемся. И это не потому, что вы профессор и завкафедрой. Пусть даже еще и не восстановленный. А просто потому, что мы действительно так глупо и не достойно комсомолок на ваши крошки отреагировали. Мы учимся в химико-технологическом. Меня, например, зовут Юля. Юля Аленина.
Насытившись, Лебедев прошелся в благодушном настроении по родному городу, по знакомым еще с детства заснеженным улицам, по которым скучал в холодной далекой лесной Сибири, вглядываясь в лица (особенно женские) спешащих и не спешащих по своим делам харьковчан. Гуляя, оказался возле кино «1-й Комсомольский», часы на доме показывали, что скоро начнется сеанс. Шла «Ошибка инженера Кочина». А почему бы и нет? Как раз время до возвращения Тамары подойдет. Фильм еще не смотрел. Судя по афише, Жаров в главной роли; хороший артист. Знал бы Лебедев, о чем киноточно не пошел бы. Доблестные работники НКВД успешно ловят иностранных шпионов. Все чинно, мудро и благородно. И никакого тебе выдавливания и выбивания признаний. Ни-ни! Разоблаченные шпионы сознаются исключительно под тяжестью предъявленных улик. Комедия прямо. Обхохочешься да и только.
Когда Платон Ильич вернулся домой, дверь ему открыла Тамара, предупрежденная неожиданно ставшей вежливой Гундякиной. Объятья, поцелуи, слезывсе, как и положено у нормальных супругов.
А где Сергей? спросил Платон Ильич, войдя в единственную оставшуюся в их пользовании комнату. Соседка сказала, что он здесь больше не появляется.
В училище Сережу забрали. В летное. Да ты раздевайся, Платошенька, раздевайся
Как это? Он же студент. И сын зэка.
Да вот так. Сережу ведь тоже брали в начале сентября (меня нет). Потом неожиданно выпустили, восстановили и в институте, и в комсомоле. Он мне ничего объяснять не стал. Сказал, подписку о неразглашении дал. А потом, в скором времени после октябрьской речи Сталина Сереженьку вызвали в военкомат и очень настоятельно предложили ехать поступать в училище. Объяснили, что сейчас проходит дополнительный комсомольский набор. Он ведь, помнишь, у себя в районном аэроклубе был одним из лучших. Даже сам хотел в летное училище поступать, самолетами бредил.
Да, да, кивнул Лебедев, помню. И поступил бы, если бы перед самыми комиссиями в больницу не попал.
Вот. А теперь они подняли его дело в аэроклубе и направили в летное училище. А насчет арестованного отца, сказали, что это теперь во внимание вообще не принимается и не мешает. Вот так.
И как Сережа к этому отнесся?
Если честнообрадовался. Он ведь всегда летать хотел. В институт больше по твоему настоянию поступил.
По моему А в какое училище? Где находится? Не секрет?
В Воронежской области. В Борисоглебске. Он даже в увольнение один раз приезжал. Неделю ему давали за успехи в учебе.
Да-а Если уже детей политических разрешили в военные училища набиратьвоевать готовимся.
Знаешь, Платоша, а ведь нас с Сережей один человек сразу после твоего ареста успокаивал, говорил, что тебя скоро отпустят, не позже, чем до Нового года. И утверждал, что мы с Германией еще до сентября подружимся. Представляешь?
Это кто ж такой предсказатель? Что за оракул харьковский?
Парень из квартиры над нами. Ты его знаешь. Здоровый такой. Саша, который у нашего Сережи Клаву перехватил.
Вот как? удивился Лебедев. Что-то вокруг этого здоровяка Саши сплошные совпадения. Представь, мне об этом Саше напарник по лесоповалу и по нарам, один полковник, рассказывал. Он с ним в одной камере на Лубянке недолгое время сидел.
Так Сашу на Лубянку забрали?
Выходит, что так. Мне его, кстати, тоже в дело «подшить» пытались. Потом почему-то вычеркнули.
Ну, надо же. Может, скоро и его выпустят?
Не думаю. По словам моего лагерного товарища, Саша на допросе чуть ли не до полусмерти избил четверых энкавэдистов. А это уже нападение на сотрудников органов. Такое там не прощается.
Жалко парня. А он ведь за нас с Сережей вступился, когда первые соседи, Гундякины, вселялись. Так их напугал, что они, пока слух не пошел о его аресте, шелковые ходили.
Мне эта Гундякина тоже попробовала хамить, пришлось слегка на место поставить. А, скажи, Тома, почему на ней твоя шаль?
Продала я шаль, и вещи некоторые пришлось продать, и им и другим. Пока я на работу не устроиласьжить-то как-то нам надо было: сберегательные книжки твои у меня реквизировали, одна Сережина стипендия оставалась. Но теперь я тружусь, правда, зарплата небольшая, библиотекарем. Не все от нас отвернулись. Друг твой Лифшиц к себе в институт взял, не побоялся. Сначала путаласьтеперь ничего, привыкла, справляюсь.