Пазлы вроде бы начали складываться в картинку: если это все-таки не сон и не галлюцинация, то его разум при аварии переместился в тело незнакомого здоровяка-парняги, попавшего в аналогичную аварию на том же месте, в тот же день и месяц, вот только в 1939-ом году прошлого века Мать!!! Мать!!! Мать!!! Растак и растудыть через глобус! Эмпирическая сила! В задний мост до кардана! За что ж мне такое наказание выпало? И что мне теперь с этим делать? А в моих жигулях теперь кто? То есть, в моем теле в жигулях? Разум вот этого громилы-водилы из довоенного времени? Ладно, что там в моем времени теперь происходит, и не узнаешь и не догадаешься Чего голову ломать? Вот как я тут выкручиваться буду? Ну да, как учитель историк, я кое-что знаю. И хорошо знаю Многое знаю даже наперед Но вот о «своем» новом теле Да и просто в элементарных бытовых вопросах соображаю мало. Вот, допустим, они меня все товарищем называют, а я аптекаршудевушкой. Прокол. Она ведь тоже, вроде, товарищ (или гражданка? дамочка? уважаемая? как там, в фильмах говорили?). Ч-ч-черт его помнит Значит, я просто потерял память. Этого и буду держаться М-мать! О чем это я думаю? Это ж просто полный абзац какой-то получается! Мое сознание в чужом теле и в прошлом веке, а где моя Ленка? Женаты ведь с ней почти четверть века. А дети? А малыш-внучок? Они все еще не родились, а я здесь? Без них? Еще и выкручиваться должен, как Штирлиц? Мать-перемать
Из коляски подъехавшего мотоцикла вылез, расправляя под широким ремнем белую плотную гимнастерку, усатый милиционер с желтой револьверной кобурой на портупее с одной стороны и с коричневой планшеткойс другой. На его голове прихваченный под подбородком ремешком красовался странный головной убор из белого материала похожего на шляпный фетр и формой напоминающий уменьшенный английский колониальный шлем. Бросая быстрые строгие взгляды на Алексея Валентиновича, он выслушал толпившихся возле разбитых грузовиков людей и обошел со всех сторон оба автомобиля, делая какие-то пометки на бумаге, положенной поверх планшета. Второй милиционер, водитель мотоцикла, подошел к погибшему шоферу, мертво лежащему на своем руле, ощупал, видно удостоверяясь в смерти, и забрал у него документы.
Усатый милиционер с необычными (для Максимова) знаками различия на бирюзовых петлицах (три звездочки на одном просвете), наконец-то, подошел к Алексею Валентиновичу:
Ну, что, гражданин, а вы, я вижу, живой. Лейтенант Евсиков. Попрошу ваши документы.
С легкой дрожью превозмогая непослушность чужих массивных рук, Алексей Валентинович ощупал свою рубахуиз нагрудного кармана достал несколько потертых по углам грязноватых книжечек (документов? удостоверений?) и сложенные в несколько раз листы грубой желтоватой бумаги. Лейтенант забрал всю пачку, прежде чем Алексей Валентинович успел сам ознакомиться со своей новой личностью.
Та-ак, Нефедов Александр Александрович, восемнадцатого года рождения, шофер второго класса Та-ак Автомобиль ГАЗ АА государственный номер ****. Та-ак Шофер транспортного цеха Харьковского паровозостроительного завода, судя по путевому листу, вез со склада продукты в заводскую столовую. Так?
Не помню
Что именно не помните? Гражданин Нефедов?
По-моему, с трудом передернул непривычно широкими плечами Алексей Валентинович, я вообще ничего не помню. Вот вы назвали меня Нефедовым Александром Александровичем, а я этого не помню. Не помню, что я шофер на заводе, что я вез какие-то продукты, как стукнулся, не помню Где живу, есть ли у меня жена, родители, детиничего не помню
Да вы не переживайте так, гражданин Нефедов. Мы еще, конечно, будем разбираться, но в аварии, похоже, по словам очевидцев, виноваты не вы. Может, вы хоть что-то помните? Вот, какое, к примеру, сегодня число?
Я этого тоже не помнил. Перед вашим приездом, как раз спрашивал у гражданки из аптеки. Она мне и число подсказала, и месяц, и год
Да, да, подтвердила полная аптекарша, он меня спрашивал об этом. А я ему подсказала.
Вы знаете, товарищ лейтенант, кое-что, я все-таки помню. Помню, что живу в Харькове, в Советском Союзе. Что у нас социализм. Что наш вождь и учительтоварищ Сталин. Что была Великая Октябрьская Социалистическая революция в семнадцатом году А вот, как я сейчас живу? Как в школе учился? И вообще свое детствопустота полная
Ладно, гражданин Нефедов, не буду вас мучить вопросами, скоро подъедет скорая помощь и отвезет вас в больницу. Доктора у нас хорошиеразберутся, что с вашей памятью. На завод на ваш мы по телефону сообщим, а там уже в отделе кадров все про вас должно быть известно: и адрес, и семейное положение, есть ли родители, дети и такое все прочее. Так что, не волнуйтесь, выясним и поможем.
Спасибо, товарищ лейтенант.
О! Вот и карета скорой подъехала. Товарищи врачи! Сюда!
Подошли двое мужчин в белых мятых халатах не первой свежести. У того, что был постарше, со старорежимной бородкой, висел на груди стетоскоп. Второй, более плотного телосложения мужчина нес небольшой чемоданчик с красным крестом. Обладатель стетоскопа поинтересовался самочувствием пострадавшего; выпростав левое запястье с большими наручными часами, померил на запястье пульс; внимательно прослушал сердце и легкие, попросил подвигать руками и ногами. Уже набрякшую кровью повязку на голове трогать не стал.
Ну, что, молодой человек, участливо спросил доктор, сами до кареты дойти сумеете?
Могу попробовать, попытался спуститься из кабины Алексей Валентинович и в изнеможении откинулся обратно на сиденье. Не. Сам не могу. Голова кружится, слабость. И ноги плохо слушаются. Поддержите меня, пожалуйста.
Ладно, ладно, посидите пока. Товарищ милиционер, будьте так добры, окажите любезность. Отодвиньте отсюда людей и помогите моему водителю задом подъехать как можно ближе
Белый фургон с широкими красными крестами подъехал почти под самую дверь полуторки. Крупнотелый санитар, усатый милиционер и доктор помогли чужому телу Алексея Валентиновича выбраться из кабины и лечь на брезентовые носилки на полу в карете скорой помощи. Лежа стало легче, и он, в надежде задремать, закрыл глаза. Заснуть не получалось: больше не из-за плохого самочувствия, а по причине клубком роящихся тревожных мыслей, перемежаемых проклятиями на судьбу и длинными матюгами. Поехали не сразу, судя по доносившемуся разговору, доктор и милиционер что-то писали-оформляли. Потом загудел, раскручивая коленвал, стартер; затарахтел двигатель, и машина тронулась. В салоне непривычно воняло бензином и выхлопными газами, тряска по неровной брусчатке мучила, доводила почти до тошноты. Сколько ехали, он так и не понял, но обрадовался, когда при очередном торможении шофер заглушил двигатель.
Ну, что, больной, идти сможете? Мы вас поддержим, обратился к нему доктор, или растрясло дорогой?
Растрясло, сглотнув, и с трудом преодолев подступившую тошноту, ответил Алексей Валентинович.
Вижу, батенька, кивнул доктор, лицо у васпрямо зеленое. Ничего, ничего. Лежите. На каталке вас завезем.
Тело Нефедова было крупным и, очевидно, тяжелымвызванные из приемного покоя дюжие санитары переложили его с носилок скорой помощи на свою каталку и покатили по пологому пандусу вовнутрь. По сторонам смотреть не хотелось, и Алексей Валентинович просто закрыл глаза. С неприятно тарахтевшей одним колесом каталки его не очень вежливо переложили на твердую кушетку и на время оставили в покое.
Потом был осмотр и опрос, занималась этим молоденькая, лет не больше тридцати, симпатичная, но строгая выражением лица женщина-врач. Никаких тебе рентгенов и УЗИ: ощупывания, прослушивания, осмотр, и вопросы. Результаты обследования физического состояния больного вполне обнадежили: отделался, можно сказать, только легким испугом. Ни тебе переломов, ни тебе трещин или повреждений внутренних органов. Вот только порезы на лбу необходимо зашить. Крупная гематома на левом плече сама со временем рассосется. И все. Правда, присутствует еще явно выраженное сотрясение головного мозга с практически полной амнезией. Вот это уже похуже будет. Но, покой, отдых и, скорее всего, память снова вернется. На несколько дней по любому придется остаться в больницедля наблюдения. А там, видно будет