Не почуяли звероловы «зверя» на атаке, накатившего смертоносной волной против крепчающего ветра, подходящей с другой стороны бури. Да и куда было в степи бежать и где прятаться от такой стаи.
Крики ужаса, ругань, вопли отчаяния вперемешку с матом разлились по степи и тут же захлебнулись в громовом раскате подземного гула. Огромные чёрные твари налетели словно вихрь и просто втоптали людей в землю, перемешав их останки с остатками догорающего костра.
«Зверьё» закружилось в безумном смерче, разбрасывая разорванные тела и размазывая кровь по прибитой траве, перемешивая всё это в единую отвратительную массу. Снесли шалаши, собранные из веток и застеленные туровыми шкурами. Это всё тоже перемололи в общей куче.
Поднимаемая «зверем» пыль тут же относилась усилившимся ветром. Вместе с отлетающим грязным земляным облаком, отлетали и жизни людей, так не вовремя попавшие в это место и время.
Вот так звероловы всю жизнь охотившиеся на зверя, «зверем» в конечном счёте и были убиты.
Но непонятные хищники не остановились на этом. Покружив на одном месте, они снова выстроились в боевой порядок. Видимо им этого не хватило и вновь заостряя клин, нацеленный на очередную жертву, стая рванула чёрной массой навстречу надвигающейся грозе
В бурьяне полыни и крапивы плотно переплетённым вьюнами, по проторённой дорожке превращённой в узкий проход с высоченными травяными стенами, как гусята друг за дружкой двигалась ватага пацанов.
Растянувшись длинной цепью, шли не спеша, даже лениво. Впереди всей процессии небрежно и расслабленно вышагивал ватажный атаман. Следом за ним столь же вальяжно строго по ранжиру двигался его ближний круг, изредка помахивая палками и подрубая вылезшие на тропу стебли зелёных зарослей. Эти шли молча, а вот «мясо» составляющее основное тело процессии о чём-то громко спорили, выплёскивая эмоции через край, ну в общем галдели изрядно.
Отобедав в баймаке, они держали свой путь в оборудованную берлогу, схоронившуюся в пышных кустах на высоком холме считавшимся у местного бабняка Красной Горкой. Но дойти сегодня до своего схрона им было не суждено.
Дети не видели «зверя» за холмом, а его грохот поначалу приняли за грозовой раскат. Даже когда земляной гул послышался совсем отчётливо, обернулись в сторону надвигающихся туч и несколько мгновений всматривались в подходящую с противоположного берега реки грозу, но, когда поняли, что звук идёт с другой стороны, было уже поздно.
С высоты холма на них хлынула лавина черноты, мгновенно окутала и свет для пацанов погас навсегда. Кто-то с перепуга закрыл лицо руками, кто-то нырнул, забившись в траву, кто-то присел на корточки с широко раскрытыми от ужаса глазами и затаив дыхание подумал, что спрятался.
Чёрные нелюди перемололи мальчишек вместе с травяным бурьяном, не останавливаясь и не добивая. Будто даже не заметив под собой живой плоти, чернота продолжала рваться дальше.
Только спустившись со склона зверюги начали тормозить, расправляя атакующий клин и охватывая бабье поселение чёрными крыльями, словно тенью мрака бездны. И когда крылья прижались к реке и жилища людей оказались полностью окружены, стая замерла готовая к немедленному прыжку. Зверь поймал добычу.
Лишь вожак, стремглав стоптав огороды, сворачивая и расшвыривая низенькие тыны загородок, ворвался на центральную площадь. По пути на развороте у самого берега сбил какую-то старуху, выскочившую от реки, и от удара улетевшую в воду изломанной куклой. Крутанулся, развернулся и остановился, но не замер, а продолжал нервно топтаться на месте.
Теперь можно было отчётливо рассмотреть, что за собой этот невиданный зверь тянул какую-то коробку на двух больших колёсах, а в ней стояли ещё два зверя поменьше. Один из них выпрыгнул на землю. Он оказался двуногим.
Двуногая нежить была похожа на бера, только уродливого. Сзади один в один бер, а глянешь в мордукровь стынет. Вместо нижней челюсти чёрный провал будто там внутри кромешная ночь. И в темноте этого провала блестели два холодных огонька, очень напоминающие человеческие зрачки. Только от них веяло холодной яростью, ледяным бешенством и читалась лишь дикая жажда крови.
Чудовище вразвалочку, неспешно косолапя, удерживая в одной руке огромную дубину, окованную блестящим металлом, прошагало к одной из землянок.
В поселении стояла мёртвая тишина. Женщины с малыми детками забились по норам и, кажется, даже не дышали. С громким треском оторвав входную шкуру от косяка уродливый бер закрыл весь проём своей тушей, вглядываясь в темноту жилища. По ушам резанул девичий визг словно плетью стегнул по наступившей тишине. Пронзительно тонкий в несколько голосов. Он оборвался также резко, как и возник переходя в надрывный детский плач где-то в глубине землянки.
Рыдали двое, притом один из голосов явно принадлежал грудничку. Чудовище втиснулось внутрь и остановилось. Прямо у его ног валялась девочка без чувств и каких-либо признаков жизни. Чуть поодаль на травяном полу провалившись в канавку для ног валялась вторая такая же, только чуть по старше, но в том же состоянии. А в самом дальнем углу за очагом сидела на корточках женщина с маской ужаса на лице.
Она, прижавшись к бревенчатой стене всем телом старалась вжаться в напольную солому, прижимая к себе двух малюток. Одна стояла на своих маленьких ножках, а вторым истошно голосившим был действительно грудничок. Ребёнок, стоявший прижавшись к матери писался от страха и на его рубахе расплывалось мокрое пятно.
Ужасная нежить двинулась вглубь, переступая через валяющуюся первую девушку и подойдя к другой, медленно осмотрелась.
Девчонка, лежавшая перед чудищем, уткнулась лицом в усланную на пол солому и кажется вовсе не дышала. Нежить небрежно подхватила её безжизненное тело взваливая на плечо бесформенным и аморфным мешком. Встряхнула, устраивая ношу по удобней, и столь же никуда не торопясь вышла наружу, унося добычу
Ливень, быстро сделав своё дело унёсся дальше. Шквальный порывистый ветер, сопровождавший грозу, стих. Тучи в небе посветлели и в конце концов разорвались, пропуская вначале редкие, а за тем и полновесные солнечные лучи.
Степь взорвалась резким ароматом свежести, благоуханья трав и цветов. До бури это чудо где-то пряталось под пологом невнятной духоты и марева прикрытое бесчувственной пылью, а теперь взъерошенная степь задышала полной грудью. Сама пьяная от грозового ливня, сейчас опьяняла всё что могло ей дышать. Ароматы и благоухания били не только в нос, но и, казалось, непосредственно по мозгам
По широченной просеке прибитой травы, проторённой "зверем" в бешеной охоте, в обратную сторону по своим же следам мерно шли двух упряжные колесницы. За каждой двух колёсной тележкой тянулась на верёвках волокуша, сшитая из нескольких туровых шкур и легко скользящая по сырой не высохшей ещё после дождя траве. На шкурах лежали связанные женщины и дети. Связанные не только сами по себе, но и между собой.
К ним в придачу был навален единой кучей всякий скарб. Там и еда, и одежда с посудой, утварь, в общем сразу не поймёшь, чего там только не было. Отряд из тридцати трёх парных колесниц устало брёл в обновлённой степи. Главарь банды был доволен. Уловка удалась на славу, и дня, затраченного на набег было не жалко. Добрая добыча окупит сторицей все затраты.
Это был очередной маскарадный поход за добром и как все предыдущиеудачный. Довольны были все. Между собой шайка вполне серьёзно полагала что их атаман или весь облизан с головы до ног богами, или запугал этих сверх сущностей на столько, что те из кожи вон лезут лишь бы ему угодить и не прогневать.
У ног лихого атамана валялась пленённая девушка бледная в лице и без единого признака сознания. Толи действительно ещё не пришла в себя, толи искусно притворялась.
Она была непросто одна из многих что были вокруг. Этабыла особенная. Запала эта мелкая рыжая дрянь атаману в душу. С самого детства запала. Индра, а именно так звали главаря, стоял в колеснице и навалившись на высокий борт всем телом смотрел куда-то вдаль. Ни то улыбка, ни то ухмылка на его лице застыла как вылепленная.
Он глядел куда-то далеко-далеко, но ничего там не видел, потому что на самом деле смотрел вглубь, внутрь самого себя. Атаман вспоминал