Евгений КапбаПоручик
I. НОЧЬ
Промозглый ночной ветер ворвался в блиндаж, закружился по столу, заставляя вальсировать документы, поиграл огоньком керосиновой лампы и умчался через щели между бревнами. Стеценко закурил папиросу и спросил у меня:
Будешь?
Я усмехнулся. Он покачал головой и спрятал пачку. Наверное, я был единственный некурящий офицер в нашей бригаде, а сегодняшняя ночь была не лучше и не хуже многих. С чего бы мне начинать курить?
Ну и дурак, резюмировал Стеценко и вытянул ноги, чтобы погреть подошвы ботинок у печки.
Я потянулся и встал с топчана. Нужно было проверить посты. Оправил шинель, застегнулся на все пуговицы и затянул потуже портупею с шашкой и револьвером.
Ну-ну, давай, проявляй служебное рвение. Авось полковник заметит Стеценко задремал на своей табуретке, вытянув ноги и привалившись к стене.
Снаружи было зябко. Я втянул голову в плечи, но потом подумал, что не стоит оно того, распрямился, надел фуражку и зачем-то провел пальцами по козырьку. Сквозь ночную тьму виднелись огоньки папирос, которые курили солдаты в окопах. Мерцал непостоянный, мигающий свет от небольшого костерка, который развели бойцы, на чью долю выпало сегодня ночью не спать. Вообще-то костер разводить нельзясветомаскировка. Вдруг вражеский наводчик направит сюда огонь артиллерии, или проплывающий высоко в облаках цеппелин решит сбросить свой смертоносный груз на наши позиции? Но ведь солдатам-то было холодно! И они не могли укрыться в условно теплом блиндаже, как я или Стеценко.
Я подошел к костру и сказал:
Прикройте огонь, а то с этих станется пальнуть сюда чем-нибудь посерьезнее
Унтер-офицер мигом соорудил из брезента и двух винтовок что-то вроде ширмы и прикрыл пламя с той стороны, где находились враги.
Мы ж совсем маленький, ваше благородие Холодно так.
Пусть горит пока, там посмотрим. Нагрянет полковник с проверкой, что делать будем?
Солдаты потупились, я спросил:
От разведки что слышно? Не вернулись?
Унтер почесал подбородок и сказал:
С полчаса назад на той стороне пошумели-пошумели, а потом все затихло. Может, сцапали нашего ротмистра?
Другой солдат, кажется, его фамилия была Кислица, в ответ на реплику унтер-офицера буркнул:
Нашего ротмистра сам черт не сцапает. Он же заговоренный. Правда, господин поручик?
Я поморщился. Когда на кого-то говорили, что он заговоренный, это как бы снимало всякую ответственность с носителя такой репутации. То есть, все заслуги и удачи могли приписать этой заговоренности, а если, не дай Бог, человек погибал, то можно было покачать головой и сказать, что, мол, от пули никакая заговоренность не спасет. А наш Феликс был настоящий ас в своем деле. Ему удавалось добывать сведения в совершенно немыслимых ситуациях, и всегда возвращаться живым и здоровым. И сохранять жизни своих бойцов. Поэтому солдаты его любили и побаивались, а за глаза называли "нашим ротмистром". Интересно, как они меня называли?
Ротмистр Карскийпрекрасный офицер. Он всегда возвращается, так? полуутвердительно сказал я.
Солдаты одобрительно покивали, а я бросил:
Ракету не проспите, бойцы, и пошел дальше по траншеям.
Мне уже делали выговор за фамильярность с солдатами, но я ничего не мог с собой поделать. Многие из этих людей были гораздо старше и опытнее меня, да и вообще Не так я был воспитан, что ли? И, по крайней мере, я мог быть уверен, что никто из ребят моей штурмроты не выстрелит мне в спину.
Тут я вспомнил про случай в седьмой стрелковой, когда их поручика, который распускал руки без повода, просто не сняли с колючей проволоки, на которой он повис во время атаки. Солдаты просто ничего не сделали
У пулеметной команды в землянке кипела жизнь. Их главныйвахмистр Перецмировой мужик, несмотря на фамилию. С фамилиями в нашей штурмроте был вообще цирк. Как говорил Феликс"Шапито!". Ни одна проверка, или просто построение-перекличка в присутствии высших чинов не обходилась без казусов. Кстати, парень с фамилией Казус тоже был.
Я постучал в дверь землянки, услышал хриплое "Да-а!" и вошел.
Солдаты повскакивали, а вахмистр Перец рявкнул:
Смир-рна-а!
Вольно, скомандовал я, и солдаты уселись по местам.
Ваше благородие, не хотите бараньей похлебочки?
Это как это, господин вахмистр? Какая-такая баранина? От тыловиков вроде не поступало
От них вообще мало чего поступает Тут вчера цеппелин хутор разбомбил, люди-то в погребах спрятались, а баран вот не уберегся. Так хотите?
А-а, давай.
Я подсел к котлу, взял чистую ложку и зачерпнул варева. Как говорила моя мама, пока горячеепойдет.
Солдаты рассуждали о войне и политике. Меня им бояться было нечего, я пулеметной команде не начальство, да и вообще Я мало кому начальство. Заместитель командира штурмроты, поручик, кавалер Серебряного креста IV степени. Солидно звучит, а? А по-настоящемустудент-недоучка, закончивший офицерские курсы по ускоренной программе и брошенный на фронт "затыкать дыры"
Солдаты говорили.
Когда этих побьем, что делать будем?
Вон, Степной фронт с лоялистами не справляется. Небось туда перебросят. Нет, вахмистр, вот, ты вроде умный мужик, можешь мне объяснить, как можно быть такой сукой, как лоялист?!
Ладно тебе, Панкратов! Хорош кипятиться! Мы здесь с тобой баранью похлебку наяриваем, а лоялисты, небось, сухпай фирменный, оттуда
Да хоть икру красную! Нет, я понимаюПротекторат. Воюют себе и воюют. Как люди. Ясно где свои, где чужие, кто друг, а ктоне очень. Одно словоцивилизация! А лоялисты!? Вроде ж свои в доску, а ведь хуже зверей! Господин поручик, что скажете?
Я отложил ложку и посмотрел на Панкратова. Это был молодой голубоглазый солдат, одного со мной возраста. Волосы коротко пострижены, на щекесвежий шрам. Наверное, идейный.
А я вот что скажу, рядовой Панкратов. Мы сейчас воюем за что, как думаешь?
Как это? За Его Высочество Регента, Святую Веру и Великую Империю! он так и произнес это все, с большой буквы.
Я заметил, как вахмистр улыбнулся уголком рта и пригладил усы, чтобы скрыть улыбку.
Рядовой Панкратов, медленно проговорил я, Не знаю как вы, а я воюю за то, чтобы мои близкие не голодали, чтобы мы с вами через пару лет могли спокойно работать, и, кроме того, чтобы ни я, ни вы, ни какой-либо другой наш человек не унижался перед чужим дядей. А обеспечить это все может только, как это? Его Высочество Регент, Святая Вера и Великая Империя, которой пока нет. Но обязательно будет.
Панкратов смотрел на меня непонимающе все время, пока я высказывался, и только под конец, когда я начал говорить, ну, все с большой буквы, он утвердительно кивнул. А потом спросил:
А лоялисты?
Ну-у, как тебе объяснить? Лоялистыэто те, кто готов унижаться перед чужим дядей, чтоб сейчас поесть фирменный сухпай.
Я ведь и говорюсволочи! За ноги людей на опоры вешают
Тут в разговор вступил Фишер. Он был подносчиком патронов в пулеметной команде, поскольку ни на что другое не годился. Интеллигент до мозга костей, худой, сутулый и с пенсне на носу. Так вот, Фишер сказал то, о чем я давно думал:
Послушайте, заговорил Фишер, а ведь там, в окопах у лоялистов, сейчас сидят какие-нибудь парни, и точно так же, на точно таком же языке называют нас фашистами, оборванцами и Бог знает как еще. И вспоминают, что мы людей в синей форме расстреливаем без особой волокиты.
Так это ж лоялисты! возмутился Панкратов, Если синяя формазначит сволочь, это даже моя бабушка знает!
Фишер почесал макушку и, задумчиво глядя на Панкратова сказал:
И свой Панкратов у них есть. Только стрижка у него не короткая, и ругает он нас почем свет стоит. Мол, имперцы такие-сякие И бабушка у того, ихнего Панкратова, тоже есть
Я что-то стал терять нить разговора, встал, кивнул вахмистру и вышел.
Луна выглянула из-за туч, и неверный серебряный свет окрасил траншеи, поле, изрытое воронками, колючую проволоку и все остальное в замогильную цветовую гамму.
Откуда-то со стороны окопов второго взвода неслись звуки песни, я решил пойти послушать. По пути я встретил Стеценко, который сидел на краю окопа и ковырял что-то в подошве ботинка, бубня матерно под нос. Когда он меня заметил, то ругнулся и заявил: