И вот это действительно вызывало ужас.
«Звезда Смерти»! крикнул Райделл.
Саблетт не имел права ни на секунду вынимать из уха капсульный приемник; в экстренной ситуации небесный голосголос настоящих копов, переданный через спутник, мгновенно заставит замолчать все прочие передачи.
Техасец вставил обойму и повернулся; на его бледном лице играли отсветы разноцветных огоньков приборной доски.
Вся прислуга убита, сказал он. Эти типы загнали троих детишек в детскую комнату.
Могло показаться, что Саблетт выражает сдержанное неудовольствие чем-то увиденным по телевизоруну, скажем, увечной версией хорошего старого фильма, изготовленной для нужд какого-нибудь там местного национального рынка.
И они, Берри, говорят, что убьют их.
Ну а что там думают долбаные копы? крикнул Райделл. Охваченный бессильной яростью, он колотил по мягкому, в форме восьмерки рулевому колесу.
Саблетт тронул правое ухо пальцем. Казалось, еще секундаи он тоже начнет кричать.
Молчат. Ровный, на удивление спокойный голос. Вырубились.
Передний бампер «Громилы» снес чей-то антикварный, сороковых годов прошлого века, придорожный почтовый ящик, купленный, надо думать, на Мелроуз-авеню, за бешеные деньги.
Да какого хрена вырубились, чуть поспокойнее сказал Райделл. Не могут эти раздолбаи вырубиться. Они же полиция.
Саблетт вытащил капсулу из уха, протянул Райделлу.
Ничего не слышно, только помехи.
Райделл взглянул на экран и вспомнил игру в дартс. Ярко-зеленый дротик курсора несся по бледно-зеленой горной дороге, неумолимо приближался к мишенидевственно-белому кружку размером с обручальное кольцо. В правом окошке высвечивались жизненные показатели трех детей клиента. Пульс учащенный, у всех. В нижнем окошкетелевизионный, снятый в инфракрасных лучах кадр. Главные ворота. Похоже, что крепкие. Целенькие и, если судить по телеметрии, запертые. Охранная система тоже в порядке.
Вот тогда-то, наверное, он и решил идти на прорыв.
Через неделю, когда пена сошла и события немного прояснились, Эрнандес проявлял даже нечто вроде сочувствия. Конечно же, такая накладка, да еще в его собственную смену, не доставляла начальнику особой радости, однако он честно признал, что не можетесли учесть все обстоятельствавинить Райделла особенно строго.
Прискорбное происшествие тщательно скрывалось от журналистов. Для этого, а также для того, чтобы полюбовно договориться с клиентами, с Шонбруннами, из сингапурского головного отделения «Интенсекьюра» спешно прилетела чуть не целая дивизия экспертовтак, во всяком случае, слышал Райделл. Он не имел ни малейшего представления об окончательных условиях этой договоренности, не имел, да и не хотел иметь: телевизионную программу «Рентакопы влипли» никто еще пока не придумал, а одни только шонбрунновские ворота стоили побольше его полугодовой зарплаты.
Ворота «Интенсекьюр» починит без труда, хотя бы уж потому, что он их и ставил. Мощные, кстати, ворота: японский пластик, армированный углеродным волокном, термоустановка в бетонных опорах; вся эта мутотень чуть не начисто соскребла с морды «Громилы» нежно лелеемый «свежий мед».
Далееущерб, нанесенный дому, по большей части окнам (сквозь которые «Громила» проехал) и мебели (по которой он проехал).
Ну и, закончил Эрнандес, придется подкинуть Шонбруннам что-нибудь сверху. За эмоциональные страдания, пояснил он, вытаскивая из-за стола большой железный термос и наливая Райделлу чашку мерзкого, перестоявшего кофе. На термосе была оптимистичная наклеечка: «Я НЕ ОКЕЙ, ТЫ НЕ ОКЕЙПЕЙ, ВОТ И БУДЕТ ОКЕЙ».
Время близилось к десяти утра, обсуждаемые события покрылись уже двухнедельной плесенью, а лицо их главного герояпятидневной то ли бородой, то ли, тут вопрос спорный, щетиной. На Райделле были мешковатые оранжевые, сильно выгоревшие шорты, ветхая футболка с надписью: «НОКСВИЛЛСКОЕ ПОЛИЦЕЙСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ», начинавшая уже расползаться на плечах, черные ботинки, оставшиеся от интенсекьюровской формы, и прозрачная надувная хирургическая шина на левой руке.
Эмоциональные страдания, повторил Райделл.
Эрнандес, чуть ли не такой же широкий, как его стол, передал Райделлу чашку.
Легко ты отделался, больше тут и не скажешь. Прушник.
Вылетел с работы, рука сломанаи это ты называешь «прушник»?
Нет, точно, кивнул головой Эрнандес. Тебя же могли там замочить. Ребята из ДПЛА, они же тебя чуть не уложили. Да и потом, мистер и миссис Шонбрунн повели себя на удивление сдержанно, особенно если учесть расстройство миссис Шонбрунн и все прочее. Рукану да, рука, жаль, конечно Он пожал непомерно огромными плечами. Да и к тому же никто тебя и не увольнял, ведь так? Мы только сняли тебя с патрулирования. Если хочешь на стационарную охранупожалуйста, никаких проблем.
Нет, спасибо.
Магазины, склады? Будешь работать в ночь. Ну, скажем, «Энсино Фэшн молл».
Нет.
Бабу-то видел, которая там работает? прищурился Эрнандес.
Не-а.
Слушай, вздохнул Эрнандес, а как там со всем этим говном, которое вываливают на тебя в Нэшвилле?
В Ноксвилле. Департамент потребовал полного отстранения от должности с полным запретом на работу в правоохранительных органах. Проникновение в частную квартиру без санкции и без поддержки.
А что эта сучка, которая таскает тебя по судам?
Их со старшим сыночком повинтили в Джонсон-Сити за вооруженное ограбление магазина, это последнее, что я слышал
Райделл тоже пожал плечамии сморщился от боли.
Ну вот, расплылся в улыбке Эрнандес. Я же говорюпрушник.
Проламывая «Громилой» шонбрунновские бронированные ворота, Райделл испытал мгновенное ощущение чего-то очень высокого, очень чистого, клинически пустогоделанье, лишенное всякого думанья, бредовое адреналиновое возбуждение с утратой всех прочих аспектов своего «я».
И в это времякогда он боролся с рулем, прорываясь через японский сад камней, когда пробивал тугое бронестекло, рассыпавшееся со второго удара, и осколки падали медленно, как во сне, в это время он вспомнил, что примерно то же самое ощущал и тогда, выхватывая револьвер, нажимая курок, выплескивая мозги Кеннета Терви на бесконечный, как звездное небо, простор белой, загрунтованной под краску стены, которую так никто никогда и не покрасил.
Райделл поехал в «Кедры» навестить Саблетта.
«Интенсекьюр» расщедрился на отдельную палатучтобы держать его подальше от лезущих в каждую щель журналистов. Техасец полусидел на кровати, уставившись в жидкокристаллический экран маленького CD-плеера, и жевал резинку.
«Воины двадцать первого века», сказал он вошедшему Райделлу. Джеймс Уэйнрайт, Энни Макэнроу, Майкл Бек.
И когда же это его сняли? ухмыльнулся Райделл.
Тыща девятьсот восемьдесят второй. Саблетт приглушил звук и оторвал глаза от экрана. Только я его уже пару раз смотрел.
А вот я только что из конторы, говорил с Эрнандесом. Говорит, чтобы ты не беспокоился за свою работу.
В пустых серебряных глазахнечто похожее на озабоченность.
Своюа как насчет твоей, Берри?
Обтянутая пузырем рука нестерпимо чесалась. Райделл нагнулся, выудил из мусорной корзины, стоявшей у изголовья кровати, пластиковую питьевую соломинку, запустил ее под шину и начал крутить. Помогло, хотя и не слишком.
Я для нихистория, далекое прошлое. За руль меня больше не пустят.
Не нужно было брать использованную, огорчился Саблетт. В больнице это запрещено.
Да уж ты-то, Саблетт, какой же ты заразный? Ты, может, самый чистый, стерильный раздолбай ныне живущего поколения.
Так что же ты будешь делать? Есть-то тебе надо.
Пока не знаю. Райделл уронил соломинку в корзинку, по принадлежности. Я только знаю, что не буду сторожить ничьи дома и не буду сторожить никакие там моллы.
А что там с этими хакерами? Ты как думаешь, сумеют их накрытьтех, что нас подставили?
Хрен там сумеют. Слишком уж их много. Держава Желаний резвится уже очень давно. У федералов есть список из трех сотен подозреваемых, но они не имеют возможности загрести их всех, тряхануть и выяснить, кто в чем виноват. Слава еще богу, что эти пидоры любят стучать друг на друга, иначе никого бы из них в жизни не повинтили.