Я бьюсь и так, и этак: и воображаю картинку, и мысленно повторяю как можно твёрже слова приказа. Товарищ не то что не чешется бровью не ведёт! Не оставят меня в Школе-лаборатории, выгонят за порог!
Ладно, добейся этого любыми способами, раз уж не силой мысли.
Не могу!
Что мешает? Не можешь придумать способ?
Неловко.
Что именно?
Подойти и попросить почесать ухо, потому что у меня задание.
Другое придумай!
Подкрасться сзади и пощекотать волоском.
Так Приглядись: ухо-то у товарища горит.
И верно! Покамест о нём шептались, покраснели у товарища уши. А мне с того не легче!..
Но разве возможно остаться равнодушной к таким занятиям? Разве возможно не желать продолжения учёбы в такой школе?!
Ещё на этапе приборных тестов выяснилось, что девочка не просто обладает развитой нейроэнергетикой. Электроэнцефалография подтвердила наличие мощных телепатических задатков, но и это не всё. Оказалось, что новенькая способна сохранять сознательный самоконтроль в достаточно глубоком трансе. Это подтвердилось и в опытах, поставленных без применения спецтехники.
В трансе проверили глубинную память и бессознательные установки, проверили её и психологи своими методами. Все дали заключение о неординарных способностях и личностной надёжности. Медики признали здоровой.
Тогда Николай Иванович принял решение: готовить девочку по особой программе, которая спешно разрабатывалась и корректировалась «на ходу» и по которой до сего момента готовили троих.
Таисии а девочке спустя неделю проверок присвоили это имя было назначено готовиться не в операторы слежения и даже не в отряд защиты, а в «операторы поиска». На данный момент у Бродова был только один утверждённый оператор поиска, другие двое вовсю готовились, но на любом этапе могли быть переведены в другую категорию. Все операторы поиска проходили промежуточную подготовку как операторы обеспечения.
Недавно Бродов выяснил, что существует и вне стен Лаборатории оператор поиска экстра-класса мастер с природным даром и колоссальным практическим багажом. Этот человек работал в интересах одного из самых засекреченных управлений Наркомата. Во время консультаций с тамошними специалистами Николай Иванович уловил кое-какие намёки, сопоставил факты и прижал товарищей к стенке: рассказывайте! И ни за что бы те не сознались, и ничего бы ему не поведали, если бы их не обязали оказывать всяческое содействие Лаборатории ВОРК и всем начинаниям товарища Бродова. Не расскажете добром сами знаете, кому пожалуюсь, вот что сработало.
Сотрудничество сотрудничеством, но такого «искателя» Николаю Ивановичу не отдадут это уж кого ни проси. На чужой каравай рот не разевай! Надо с нуля готовить своих. Если таинственного мастера позволят привлечь, чтобы помог Лаборатории развернуть собственный поиск, и то благо!
Николай Иванович раз за разом пересматривал результаты подготовки операторов поиска, корректировал планы. К каждому требовался глубоко индивидуальный подход, к новенькой к Тае в особенности.
Я узнала о том, что вступительные испытания окончены, где-то к концу первой недели или спустя дней десять моего пребывания в Лаборатории.
Нина Анфилофьевна заместитель по воспитательной работе очень строго сообщила, что товарищ Бродов вызывает меня в свой кабинет. Было похоже на то, что она хочет напугать меня. Но за время испытаний самых разнообразных я усвоила, что голос собственной интуиции заслуживает внимания и доверия. Интуиция же никакой опасности от похода в кабинет руководителя не предвещала.
В кабинете, помимо Николая Ивановича, сидел Михаил Маркович главный гипнолог и заместитель начальника по нейроэнергетической работе и учёбе. Товарищ Бродов коротко и внушительно поздравил меня с тем, что я успешно прошла испытания.
Ты принята в Школу-лабораторию. Теперь слово за тобой. Ты сама хочешь остаться здесь? Подумай и скажи как есть. Без твоего желания тебя никто удерживать не станет.
Этой тирады он мог бы и не произносить. Ещё бы не хотеть остаться! Не помню, что именно я промямлила в ответ, но его восторженная утвердительность не вызывала сомнений.
Тут-то начальники и принялись в моём присутствии выбирать мне новое имя.
После этого Михаил Маркович ушёл, а меня товарищ Бродов ещё не отпустил.
После экзаменов полагается законный отдых. Завтра до одиннадцати у тебя свободное время. Ты всё ещё хочешь увидеть немецкий самолёт? Завтра он стоит на площади последний день.
Ну просто день бессмысленных вопросов! Как можно не хотеть увидеть вблизи огромный, чёрный, настоящий сбитый фашистский «юнкерс»?!
Хочу.
Хорошо. Вот тебе деньги на метро
Ура! Я ещё и на метро покатаюсь!
Надо выйти на станции «Площадь Свердлова». К самолёту стоит большая очередь, помним? Рассчитай, чтобы вернуться не позже одиннадцати. Справишься одна добраться, вернуться?
Конечно, справлюсь.
Попроси у кого-нибудь часики, чтобы не опоздать. Если останется время, посмотришь метро как следует. Но из метро сразу в Лабораторию. Понимаем?
Как сказать. Задание я поняла: по городу не шляться, на метро туда и обратно и сразу в подъезд Лаборатории. Я не поняла почему. Не заблудилась бы я, зря он думает. С другой стороны, пока я эту очередь отстою, всё время выйдет.
Поняла.
Помним про часики.
Я кивнула, и меня отпустили.
В тот же вечер Нина Анфилофьевна вручила мне знакомый плетёный короб.
Вот. Мать собрала твои вещи, чтоб ты тут одну кофтёнку до дыр не проносила. Передала для тебя через нашего сотрудника.
Она сама не придёт? удивилась я.
Ты подумай! назидательно призвала Нина Анфилофьевна. Ты к ней можешь пойти вечером? Нет: отбой. А она как может? С утра до вечера она работает. И у тебя занятия.
Тут же близко, робко возразила я.
Я спросила прямо, до которого часа мать работает. Я бы сходила к ней и вечером: не боюсь тёмных улиц. Но зам по воспитанию возразила: та квартира, куда нас привезли вначале, была, оказывается, служебной, вроде гостиницы, теперь же матери дали жильё гораздо дальше. Кроме того, для всех введена трудовая повинность рытьё окопов на дальних подступах к Москве. Три часа после основной работы надо рыть, а ещё ведь занимает время дорога туда и оттуда. Получается, время остаётся только поспать.
Настоящее замешательство я испытала, когда выяснилось, что в чемодане нет записки. Мать ведь была грамотная, но читала по слогам, а писала печатными буквами. Если б она сильно спешила, то не успела бы написать: выводила-то она слова медленно. Однако вещи были сложены даже аккуратнее, чем она обычно укладывает. Так какая ж спешка? Пришлось побеспокоить Нину Анфилофьевну: вдруг та забыла передать мне записку?
Наш сотрудник заехал к ней перед работой. Он спешил, она торопилась. Опоздать преступление. Вещи она подготовила раньше: всё собиралась сама к нам сюда, но выходных нынче нет. Она передала тебе привет.
На том я и успокоилась.
Ох, часики это самое сложное. У кого ж их попросить, если я тут со всеми знакома только неделю? Кто даст?
Постоянно в здании Лаборатории жили Женя и Лида они, как и я с этого дня, учатся на операторов, а также медсёстры-лаборантки Катя и Серафима. Девушки дежурные операторы приходили не каждый раз, спали не долго и покидали комнату так же тихо, как пришли. Они работали сутки, сменяясь по три часа, а потом уходили домой отдыхать как следует.
Девушки не подтрунивали над моей безымянностью, но необходимость как-то обращаться ко мне вызывала затруднения и создавала напряжение. Мне смущённо говорили: «девочка», «новенькая» или просто «ты». Из-за неловкости девчонки старались делать это как можно реже, потому и общение у нас не очень клеилось. Да и заняты все были дни напролёт особо не до разговоров.
Теперь же надо у кого-то выклянчить такую ценную вещь, как ручные часики. Со стыда сгоришь!
Но без часов я, чего доброго, не выполню требования руководителя не вернусь вовремя.
Из всех новых знакомых наиболее внимательно и сочувственно отнеслась ко мне Лида высокая девушка с кудрявыми русыми волосами, круглым миловидным лицом и весёлыми серыми глазами. Лида вроде как взяла надо мной шефство: чтобы я знала местные порядки, ориентировалась в непростой географии здания, получила представление, кто есть кто в Лаборатории, и чтобы была в курсе военных сводок, даже когда за день не доводилось послушать ни одной. Лида принесла мне из библиотеки книги, чтобы я могла, как все, читать по вечерам: это увлечение у нас было повальным.