Он был явно старше своих товарищей, отличался уверенной, сформировавшейся
манерой говорить и держаться, но, несмотря на это, жил обычной жизнью обычного
учлета: и нотации инструктора, порой весьма вольные по форме, выслушивал без
пререканий, и машину, вымазанную после полетного дня от мотора до хвоста
касторовым маслом, исправно драил, и первого самостоятельного вылета ожидал с
нормальным курсантским трепетом — словом, жил, как все...
А началось все с того, что он, едва ли не случайно, оказался в числе
нескольких литераторов, которых пригласил к себе начальник Управления
Военно-Воздушных Сил Красной Армии Петр Ионович Баранов и предложил им
познакомиться поближе с авиацией, с тем чтобы в дальнейшем написать о ней.
Художник и писатель Иван Рахилло познакомился и... заболел воздухом с такой
силой, что почувствовал потребность самому научиться летать, а научившись, на
всю жизнь стал своим человеком в авиации.
Разумеется, наивно было бы утверждать, что для того, чтобы хорошо описать,
скажем, медиков, писателю надо обязательно стать врачом, а рассказать о жизни
спортсменов невозможно, не имея хотя бы бронзовой олимпийской медали. Избранный
Рахилло способ «вживания в материал», конечно, не единственно возможный.
Но — видимо, далеко не худший по эффективности, свидетельством чему служит
многое из написанного им в последующие годы. И — хочется добавить с
уважением — способ отнюдь не самый легкий!
Время, в которое Рахилло пришел в авиацию и о котором впоследствии рассказал
читателям, было фактически временем создания большого советского воздушного
флота. Только что возникшая отечественная авиационная промышленность стала
поставлять новые самолеты в количествах, которые всего двумя-тремя годами раньше
показались бы фантастическими. Но много самолетов — это еще не авиация.
Нужны люди, нужны порядки, нужны здоровые традиции, в общем — много еще
чего нужно... В рассказе «Десант в юность», включенном в книгу сочинений Ивана
Рахилло о воздушном флоте
, писатель вспоминает то время: «Летчики-лихачи, гусары
неба, еще ходили в ореоле славы. Молодые подражали им. Воздушный флот надо было
перестраивать, оснащать новой материальной частью, а главное — подбирать и
перевоспитывать людей». Заметьте: и подбирать, и перевоспитывать!
Вот этот-то, если можно так выразиться, пафос наведения порядка, пафос
трудного, порой небезболезненного, даже драматичного перехода от авиации
избранных «рыцарей воздуха» к авиации деловой, массовой, дисциплинированной,
по-настоящему боеспособной, ощутимо присутствует в книге «Русское небо», и
прежде всего в центральном ее произведении, романе «Летчики».
Андрей Клинков — главный персонаж «Летчиков», — в отличие от героев
многих читанных нами благополучных жизнеописаний, формируется и как летчик, и
как человек нелегко. Медленно, под влиянием самой жизни, а не авторского
своеволия, избавляется он от влияния представителя пресловутых «гусаров неба»
летчика Волк-Волконского — тоже, кстати сказать, персонажа, которого, как и
его многочисленных прототипов, еще служивших в авиации ко времени прихода в нее
летчиков нашего поколения, невозможно безоговорочно отнести к категории
«отрицательных». Даже эпизоды, казалось бы, чисто летные — вроде потери
Клинковым ориентировки в полете на маневрах — воспринимаются не столько как
эффектные «случаи в воздухе», сколько как узелки человеческих взаимоотношений.
Многое, очень многое в произведениях Рахилло увидено собственными глазами,
увидено «изнутри». Вот описание того, как человека в воздухе «...поражают реки.
Оказывается, что их гораздо больше, чем обыкновенно предполагаешь. Они вьются,
как змеи, сверкая чешуей...». Читаешь — и думаешь: ведь верно! Как сам
этого не увидел? То есть, конечно, увидел, но не отдал себе в этом отчета.