Расплатившись и за гребень, я решил подождать Зара и Кресмира у ворот торжища. Привалившись спиной к створке, бездумно рассматривал входящих и выходящих мужчин и женщин, отмечая, как тускнеет небо, как заливает его медными тягучими лучами, и плывут низко рваные облака. А ведь только порадовал погожий день.
2_4
Незнакомка не выходила из головы. Ее глаза и губы отпечатались в памяти, как клеймо. Как испуганно уставилась на меня, как ожесточились ее черты Кем ей приходился ее сопровождающий? От кого она прячется? Я отмахивался от назойливых образов и вопросов. Ерунда. Какое мне дело до этой ряженой девицы, о которой должен уже забыть.
Перевел взгляд на дорогу. Зар и Кресмир возвращались, оба груженые скрутками полотен: можно теперь расслабитьсянашли все, что было нужно, и завтра, если Стрибожичь не разбушуется, выдвинемся в путь.
Мы спешно покинули торжище. Я смотрел через плечо, не понимая, кого хотел увидеть. И чем дальше удалялся, тем сильнее Ряженая взрезалась в мои мысли. Интересно, где они остановились?
Окоем горел рябиновым закатом, тянулись по алому небу сажевые облака, не оставляя надежду на то, что завтра день будет погожий. Сумрак сгустился, когда мы добрались до постоялого двора: лошади оставались на местенасчитал пять, только двор по-прежнему пустынный, разве что бегала чернь по разным поручениям.
Гридни в избе не сидели, дышали вечерней прохладой, столпившись на крыльце, но к тому времени, когда мы появились в воротах, отроки уже носили в горницу снедь. Запах съестного сманил мужчин, и все до одного расселись за столом. В свете лучин вечеряли почти молча.
Без девок как-то тоскливо, выдал Кресмир, припав к горлу крынки.
Зар усмехнулся, положив ложку рядом с опустевшей плошкой, глянув на соратника.
А ты думал, тебя тут бабский кагал ждать будет?
Ну, не кагал, отставил посудину, утерев ладонью усы, так, пощупать хоть малость для веселья.
А у тебя только одно на уме, хмыкнул Белозарсамый старший из воинов, русоволосый, высокий дружинник. Привыкай, это тебе не в княжеском детинце, где за каждым углом челядинке подол задрать можно.
Конечно, Кресмир лукавил сильно: смотря на какую челядинку нарвешься, а то и задирать нечем станет. Я зевнул и, отстранившись от стола, поднялся, ничего больше не оставалось делать, как идти спать. Что я и сделал: оставив гридней, вошел в клеть, следом тенью скользнул помощник. Паренек, пока я скидывал сапоги, зажег лучины, услужливо поторопился поставить сапоги кдвери.
Как зовут тебя? бросил короткий взгляд, расстегивая петли ворота.
Верята, вытянулся четырнадцати зим светловолосый паренек, с пробивающимся пушком над верхней губой, тот самый, который забирал моего жеребца в стойло.
Скажи мне, Верята, здесь, кроме нас, никто больше не останавливался?
Парень явно не ожидал такого вопроса. Он растерянно вперился в меня, присматриваясь лучше.
Нет, никто, мотнул чубом.
2_5
Врет, поганец, ведь по глазам видноутаивает. Ложь я могу легко увидеть, она всегда извивается, как змея, и никогда не бывает прямойни в словах, ни во взгляде.
Недолго раздумывая, я выдернул из-за пояса ложку. Необычную ложку, не выструганную из дерева, а вылитую из медиценность. Голубые глаза Веряты загорелись.
Перед вашим приходом прибыли еще люди, затараторил он приглушенно, да не слишком, голос парня уже ломался, достигнув своей зрелости, они заняли другую часть дома. Почти не выходят и брови светлые сошлись хмуро, парень посмотрел исподлобья.
Верята хоть и достал макушкой отца, только того, коли что, это не остановитвожжой отходит, так, чтобы язык в узел надолго завязался. Чужая тайна в таких местах едва ли не канон священный.
Не выдам, слово даю, прочел его мысли, и это было истинной правдойчужие тайны я храню как свои, но своих у меня и не было. Почти Говори, что
«и»
Они отца просили не разглашать о них ничего, но я краем уха слышал Да и как только вы появились, они не выходили на улицу ни разу А хотянет, двое выходили Вернулись только недавно, после вас.
Верята с очищенной совестью выполненного долга попытался схватить заслуженную добычу, но я успел сжать ложку в кулаке.
Сколько их? Отрок есть с ними?
Пятеро мужей ида, с ними отрок безусый, он-то с дядькой черноглазым и покидали двор. По имени не знаю никого.
А вот это уже интересно. Конечно, выведывать больше и нечего. О том, откуда они и кто такие, расспрашивать не было смыслао таких подробностях Верята не мог знать, как и не мог знатькто я.
Я разжал кулак, позволяя парню забрать свой трофей. Он благодарно склонил голову и, забрав мой кожух, повесив его на крюк, торопливо покинул клеть, верно, пугаясь того, что могу раздумать и забрать свою вещь. Но меня накрыли с головой совсем другие мысли. Мысли о нечаянных соседях. Выходит, не простая Ряженка. Кто же тогда? И куда держит путь? Очень любопытно.
Я опрокинулся на выстеленную мягкими шкурами лавку, уставившись в потолок. Сон как рукой смахнуло. До оглушения хотелось немедленно узнать больше. Сей миг. Но как, если они не выходят из укрытияне вламываться же в дверь! Тяжело выдохнул, прикрыв веки, смиряясь с тем, что не узнать мне больше ничего. Разве что караулить за углом. Но это глупость. Зачем? Сдалась мне она.
Глава 3
Плеснув в лицо горсть горячей воды, обмыв шею и грудь, я выпрямилась, смотря на брусья стены замутненным от мокрых ресниц взглядом. Ветицавоструха, которую приставил мне отец для помощи и пригляда, подала рушник, чтобы я скорее обтерлась да в чистое одеться поспешила, будто боялась, что в дверь войдет кто чужой, хотя она плотно на засов заперта: войти можно, разве что порубив ее на куски. Двери у хозяина двора добротные, не смотри, что захолустье, но волнение вострухи мне были понятны: с нее отец первой спросит, коли что со мной случиться. Да еще днем разволновалась Ветица сильно, что я все же уходила с постоялого двора, пока она после пути долгого незаметно для себя прикорнула малость. Но мне и нужно было на торговую площадь сходить: гребень свой я сломала, когда спрыгивала с седлазацепился за луку и хрустнул пополам. А как без гребня с нечесаной косой, еще неведомо сколько времени? Конечно, чего юлить, можно было бы отправить Ветицу, но мне хотелось самой прогуляться, окунуться в людское море, раствориться в этом потоке шума и колготы. И так уже третий день в путиодичать можно. А что мне бояться? Обрядилась так, что отец родной не узнает.
Я взяла у женщины рушник и принялась отирать лицо и грудь. Нырнула в просторную домотканую рубаху, которую сразу же подставила Ветица, завязала тесьму на вороте, и взгляд упал и на лежавший на столе новый гребень, который я выбрала. И меня сразу варом будто облило, как только вспомнила ту неурядицу, что случилась со мной у лотка. Тот незнакомец с серо-голубыми глазами, кажется, он сразу понял все, что отрок и не отрок вовсе, потому что так не смотрит мужчина, как смотрел он на менябудто насквозь, сдирая рубаху за рубахой. Я даже поежилась. Да и ясно, что гребень неспроста подарил, давая понять, что его не проведешь так просто. И снова меня будто укололо чем-то острым. Не нужно было этот подарок принимать! Разозлилась от бессилия, что уже ничего не исправить. Пришлось взять и уйти быстровнимания лишнего мне не нужно было, схватила и побежала. Хорошо, Лютобора с собой взяла иначе и не знаю, чем бы все кончилось.
А тот юноша с виду обычный, в справной походной теплой одежде, почти без убранств излишних, разве что на запястье блеснул медью обруч, выказывая человека и не совсем простогоне каждый селянин похвалиться может такими украшениями. Да и гребень подарил Может, сын старейшины или купца какого, прибывший издалека. Так что и не прост был незнакомец случайный.
Я тряхнула волосами. И сама не понимала, что так зацепило, почему волнение, взявшееся не пойми откуда, только раскручивалось горячей воронкой. Расчесывала волосы медленно, проводя гребнем по всей длинеот корней до самых бедер, отмечая, как переливаются пряди в свете лучин всеми оттенками медного, как обруч на руке незнакомца. Это занятие успокоило постепенно, и даже спать захотелось, веки потяжелели, а голова пустой стала совсем. Закончив, поднялась, зевнув. Нужно ложиться спать, завтра в дорогу, чуть порозовеет небо. Лютобор предупредил, что во двор еще люди прибыли, не хотелось бы им показываться на глаза. Да и не нужно.