Я понимаю ваше состояние, однако, поверьте, я желаю вам только самого лучшего. Вы обязательно поправитесь и вернетесь к полноценному функционированию и даже больше. Этого хотят все в этом здании и многие за его пределами, продолжил врач.
Ивор сложил руки на груди крестнакрест, внимательно наблюдая за реакцией подопечного.
С вами проведут интенсивный курс специальной терапии и процедур, чтобы вы как можно быстрее встали на ноги, продолжил он и встал со стула. Пока же не смею нарушать ваш покой, отдыхайте.
Объект 84 попытался встать с кровати, но тело не слушалось. Руки беспорядочно бились из стороны в сторону, сдерживаемые ремнями на запястьях. Та же ситуация была и с ногами.
Ивор посмотрел на Объекта 84, нахмурился и, думая о чемто, открыл дверь.
Сестра! У Объекта 84 начались судороги. И проследите, чтобы до завтрашнего вечера его не беспокоили, доктор был очень серьезен, ему необходимо смириться с произошедшим.
После того как сестра скрылась в недрах коридора, Ивор развернулся к своему детищу, которое все еще билось в судорогах на кровати, и сказал:
Мы обязательно подружимся, вот увидите.
Он вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Через несколько минут пришла медсестра в сопровождении нескольких крепких санитаров.
Держите его, а то сломаю иглу.
Объект 84 не хотел отключаться; единственным, что двигало им сейчас, была ярость. Он хотел встать с этой кровати, хотел, чтобы его тело вновь принадлежало ему. Он хотел вырвать глотку этому ублюдку, Ивору, который пытал его на операционном столе, держа в сознании, пока он не мог пошевелить даже пальцем. Объект 84 жаждал крови.
Лекарство подействовало быстро, судороги прекратились. Единственное, что было доступно ему сейчас, матовый свет ламп, которые занимали весь потолок, и воспоминания о сгоревшем лесе его подсознания.
* * *
Уснув и попав в чертоги своего выжженного разума, он вновь мог управлять своим телом, пусть и вымышленным. Он снова мог ходить.
Насколько хватало глаз, вокруг была выжженная огнем пустошь. Обгоревшие стволы деревьев, будто гнилые зубы, торчали из земли, а солнце закрывала дымка, оставшаяся после пожара. Коегде еще тлели угли, но в целом огненный шторм, который предшествовал его первому воспоминанию на операционном столе, стих. Не осталось ничего.
Он двинулся по пустыне своей памяти, бессердечно выжженной в ходе операции. Одно из деревьев показалось ему знакомым. Старое, кривое, оно возвышалось позорным столбом посреди пустоши и будто бы хотело ему чтото сказать. Объект 84 пусть его теперь зовут так подошел и коснулся старого обгоревшего ствола, с которого, судя по всему, еще до пожара слезла кора.
Ничего. Мертвое дерево молчало и все так же оставалось просто деревом.
Он чтото услышал. Обернувшись, Объект 84 нос в нос столкнулся с трупом. Он стоял прямо перед ним, против всех законов природы и здравого смысла. Обгоревший местами до костей. Труп. Черты разобрать было невозможно: глаза от жара лопнули и вытекли, от губ и щек ничего не осталось. На том месте, где у этого бедолаги было лицо, будто застыла вечная улыбка. Так могла бы улыбаться Смерть, имей она физическое воплощение.
В попытке сделать шаг назад Объект 84 пошатнулся и упал, споткнувшись о корень старого дерева за спиной.
Чего тебе?! Тут он мог говорить. Кто ты такой?! Что тебе нужно?!
Что мне нужно? обгоревшая челюсть трупа пришла в движение, имитируя речь, что было невозможно, потому что на месте гортани зияла дыра, в которую был виден позвоночный столб. Да вроде ничего такого.
Объект 84 все так же сидел на земле и пялился на плод своего воспаленного сознания.
Тогда зачем ты пришел? спросил он.
Зачем? повторил следом труп, делая шаг в его сторону. Я пришел сказать, что тебе, куску дерьма, пора просыпаться.
Как только труп закончил говорить, Объект 84 получил мощный хук слева в челюсть.
* * *
Его встретил все тот же потолок и матовый, мягкий свет ламп. Он все так же не чувствовал своего тела, хотя его руки иногда непроизвольно дергались, а ладони сжимались в кулаки и снова разжимались.
«Это не сон, с сожалением подумал Объект 84, а было бы неплохо проснуться еще разок».
Пока парализованный и неспособный двигаться подопытный изучал взглядом потолок, двое в соседней комнате жарко спорили.
Вы вообще понимаете, что значит девяносто семь целых и три десятых процента синхронизации с базой Ока? Чем вы вообще думали, когда утвердили подобную цифру во время операции? сказала женщина лет тридцати, которая нервно ходила по комнате, пока говорила, и изредка, будто вспоминая, что участвует в театральной постановке, размахивала руками. Девяносто семь и три! Надо было опустить хотя бы до уровня восьмидесяти целых и четырех десятых процента, чтобы Астрея могла уверенно оставаться на позиции ведущей. А что теперь? женщина резко остановилась и повернулась на носках к своему собеседнику лицом.
Тише, Анна, тише, сказал доктор Ивор.
Он наблюдал этот ритуал метания по кабинету уже не первый десяток раз. После каждой неудачной операции, когда мозг или сердце очередного объекта не выдерживали, или при любой заминке в подготовке Астреи и Адикии Анна начинала метаться перед ним, словно пойманный в клетку зверь. И каждый раз все заканчивалось одинаково: она останавливалась прямо перед ним, резко разворачивалась на носках черных туфелек и обдавала Ивора цветочным ароматом своих волос.
Он внимательно посмотрел в глаза своей помощницы. Слегка раскосые, серые, они смотрели на Ивора пристально снизу вверх; пять сантиметров каблука не меняли того, что Ивор, хирург по своей основной профессии, а после уже нейробиолог, был почти на две головы выше и в несколько раз крупнее миниатюрной шатенки. Слегка пухловатые губы поджаты, дыхание глубокое, а тонкие пальцы сжаты в маленькие грозные кулачки. Комуто могло показаться это очень милым и даже сексуальным, но Ивор знал: Анна в бешенстве.
Доктор Прайс, я не мог допустить, чтобы столь высокие показатели были искусственно занижены. Это уникальный экземпляр, лучшее, что мы когдалибо делали, сказал Ивор.
То есть вы хотите сказать, что искусственно занижать показатели Адикии это нормально, а с Объектом 84 допустить такого вы не могли? ответила Анна.
Ивор, закрыв глаза, устало потер переносицу. Анна никуда не делась и все так же стояла перед ним в своей самой воинственной позе, на которую была способна.
Пойми, для Адикии и Астреи были предопределены их роли. Я не мог допустить, чтобы в этом тандеме Адикия была ведущей, она не способна принимать нужные нам решения в стрессовых ситуациях, сказал Ивор.
Ты считаешь, Анна злилась на него все сильнее и сильнее с каждой секундой, ты считаешь, что психопат с выжженными мозгами будет способен принимать правильные решения за троих?
Ты говоришь о понижении уровня синхронизации на семнадцать процентов! повысил голос Ивор. Ты сама делала расчеты эффективного уровня для нашего проекта! Сколько сотен часов я отстоял за хирургическим столом, чтобы после отправить в операторы плоды своего труда только потому, что эти объекты не дотянули пары процентов, а то и десятых процента до порога в семьдесят шесть и четыре десятых процента? Ивор начал закипать. Или напомнить тебе об Объекте 43? Помнишь, как я умолял тебя дать нам шанс испытать его? Помнишь, сколько ему не хватило? Напомнить?
Анна отошла на шаг от наседающего на нее хирурга. Лицо Ивора полыхало, а на лысине выступили пару капелек пота. Анна добилась совершенно не того эффекта, которого ожидала. Загнать старого ученого в угол не получилось, она только разозлила его.
Одной десятой. Сорок третьему не хватило одной десятой. Я все помню, Майк, ответила Анна, не дожидаясь, когда Ивор сам огласит эту цифру.
Анна использовала последний, ранее безотказный козырь по успокоению коллеги назвала его по имени. Немногие в лаборатории осмеливались это делать, но у нее была подобная привилегия, которой она иногда пользовалась. Помогло и на этот раз. Ивор еще раз окинул ее тяжелым взглядом, а после устало закрыл лицо ладонями и упал в огромное кресло, стоявшее у него за спиной.