Доброволец Земоловский не спорил. Капрал, горячий парень, в чем-то прав. Только «шок», им помянутый, может помочь лишь раз-другой. В третий нарвешься на «панцеры», а там и авиация подоспеет. Не зря они от солнца прячутся, ночи ждут, тут майор верно рассудил.
А какой у тебя пулемет, капрал? «Тридцатка»?
Разбираешься! явно удивился тот. Да, Ckm wz.30 он же Браунинг M1917. Прошлого года выпуска, модернизированный, улучшенный затвор, новый спусковой механизм. А тачанка нашаобразца 1936 года. Про Махно слыхал? Так наши тачанки получше будут.
Про Нестора Махно бывший гимназист помнилкак и про пулемет-«тридцатку». Кажется, он даже его разбирал.
Тачанке экипаж из трех человек положен, пулеметчикии ездовой. Ездового нашего убило, меня ранило, так что дядька Юзеф один остался. Ездового-то найдут, а с пулеметчиками плохо, почти все в Гродно полегли. Слушай, Земоловский, а может ты в пулеметчики пойдешь?
* * *
Где-то через час случился привал. Всезнающий капрал рассудил: шли размашистой рысью, значит, коней притомили. А ехать-то еще всю ночь!
Доброволец Земоловский, убедившись, что ноги держат и руки не дрожат, вызвался сходить в разведку. Пробрался к краю повозки, свесился вниз, спрыгнул на мягкую пыльную землю.
Ночь. Не видно ни зги, только конский дух, только негромкие голоса. И тяжелая черная тень у повозкипрямо перед ним.
Не спится, доброволец? А я вот решил к раненым заглянуть. Новых, хвала Деве Ченстоховской, нет, без боя прошли.
Пахнуло коньяком. Впрочем, командира легко было узнать и по голосу. Шептал он тоже басом.
Так точно, пан майор, выспался. И. И я здоров, могу воевать.
Тень надвинулась, обретая форму. Майор был в плаще и каске.
Воевать? В строю? Ну, рассуди, парень, куда я тебя, гимназиста, дену? В первом же бою убьют. Вот силенок наберешься, станешь за лошадями присматривать. И ничего в этом постыдного нет, сам так начинал, мне тогда только семнадцать исполнилось. Боев на твой век еще хватит, война не завтра кончится.
За лошадями? Он был не прочь, тоже дело, и нужное. Ничего плохого в том нет, командир прав. Но
Пан майор! А вам пулеметчик нужен?
10
Вход в универмаг сверкал неоном, изнутри, из-за огромных стекол, лился мягкий желтый свет, фонари же у тротуара горели белым огнем. Солнце зашло уже час назад, но магазин работал, да и прохожих хватало. По улице тек поток автомобилей, небо же казалось не черным, не серым даже, а каким-то белесым.
Я прошелся мимо витрин и оценил место встречи. Случайный взгляд не зацепит, вечерняя жизнь в самом разгаре. Другое плохо. Хлопок выстрела могут просто не заметить, особенно если не поскупиться на глушитель. Годится даже старый от папаши Хайрема Максима. Впрочем, у русских и «лайми» есть кое-что поновее. Не слишком надежное, но чтобы пальнуть с трех шагов вполне хватит. «Хлоп!»и удивленные прохожие склоняются над беднягой, упавшим на истоптанный асфальт.
Казалось бы, кому нужен модно одетый канадец в берете цвета шоколада? Я попытался составить список, но быстро бросил это занятие. Запас оптимизма и так на исходе.
Хотелось посмотреть на часы, но я сдержался, предпочтя вновь пройтись мимо горящих всеми огнями витрин. Смешно, но на карте Парижа, оставшейся в служебном сейфе, это место именуется «Водокачка». Именно у водокачки мне назначил встречу тот, с кем я говорил по телефону-автомату. Надо очень хорошо знать город, чтобы сходу догадаться. Сто лет назад на этом месте и вправду была водокачка, украшенная рельефом «Иисус и самаритянка». Парижане прозвали водокачку «Самаритэн», а когда по мановению барона Османа на этом месте вырос десятиэтажный универмаг, название перешло к нему. У нынешнего хозяина замечательная фамилияКоньяк. Николя Легран был, кажется, с ним знаком.
Я думал о всяких пустяках, считал авто, проносящиеся по шумной Рю-де-ля-Моннэ, и успокаивал себя тем, что убивать меня именно сейчас никто не станет. Я единственный человек в Европе, знающий Консула в лицо, но незаменимых не бывает, есть еще не замененные. На смену мне приедет еще кто-то, как приехал я, ступая по следам Леграна. Крючок же, на котором висит Консул, надежный, надежней не бывает.
Извините, мсье!
Не толкнули, но все-таки извинились. Человек в светлом летнем пальто и кепке, надетой чуть набекрень, с небольшим портфелем в руке прошел мимо и неторопливо зашагал дальше вдоль витрины. Пальцы на миг заледенели, но я сдержался, а затем облегченно вздохнул. «Хлоп» если и будет, то в следующий раз. Консул играл по правилам.
Дойдя до угла, он свернул на небольшую улочку, где фонари стояли куда реже. Краски смыло, и ночь вступила в свои права. Я шел за светлым пальто, стараясь не терять его из виду. Карту помнил, чуть дальше будет небольшой сквер. Днем старики-рантье сражаются там в шахматы, вечеромгнездятся влюбленные парочки. Лямур, бонжур, тужур.
Он ждал меня возле крайней скамейки, глядя куда-то в сторону. Фонарь горел неподалеку, и я заметил на его руках перчатки. Вновь стало не по себе. Консулпрофессионал, ничего зря не делает, перчаткинеспроста.
Он щелкнул зажигалкой, когда я был уже в нескольких шагах. Сделал несколько затяжек и только потом обернулся.
Приветствую, босс!
На этот раз по-английски с заметным нью-йоркским акцентом.
Добрый вечер, Консул! я заставил себя улыбнуться. Как ты тут? Не сильно скучаешь?
Он поставил портфель на лавку, дернул плечами.
Я знал, на что соглашаюсь, босс. Лучше жрать здешние каштаны, чем кукурузную баланду в отеле с решетками на окнах. Все в портфеле, босс. «Руби», девять патронов, пристрелял лично. Ствол чистый, купил у одного хрыча-ветерана, с войны хранил и смазывать не забывал. Еще принадлежности, патроны, плечевая кобура. Под ваше пальтов самый раз. Отпечатки всюду вытер, но портфель лучше выбросить сразу.
Потому и перчатки на руках. Профессионал!
Что еще, босс?
С ответом я не спешил. Консулмой последний патрон, который положено беречь и никому не показывать. Легран о нем даже не подозревал, мы общались короткими телеграммами. Кстати, паспорт у Консулаканадский. Правда, за уроженца Квебека не сойдет, его французский куда хуже моего.
Будь на связи, можешь понадобиться. Переводы приходят вовремя?
На лицо я старался не смотреть, хотя ничего зловещего в его облике не было. Мужчина за тридцать, морщины на лбу, чуть оттопыренные уши, небольшой шрам на подборке. Скользнешь глазоми дальше пойдешь.
В «Синг-Синге», где я его нашел, Консул смотрелся куда как импозантнее. Полосатая тюремная роба, номер на груди, стрижка под машинку. Взглядобжечься можно.
Вовремя, он глубоко затянулся и точным движением отправил сигарету в урну. Неделю назад бандероль с фотографиями получил, спасибо. Его. Джонни точно в приют не заберут?
На этот раз улыбку я сдержал. Крючку, на котором весит Консул, пятнадцать лет. Славный паренек, такого в приют отправлять жалко. Оттуда прямая дорога в отель с решетками на окнах.
Не заберут, хотя местные власти очень хотели. Пришлось найти твою бывшую жену, понадобилось ее согласие на оформление опеки.
Надеюсь, вы ее пристрелили, босс?
Консул, кажется, не шутил.
Нельзя, не без сожаления констатировал я. Тогда Джонни станет сиротой, а это совсем другая статья. Но может тебя порадует, что она сейчас ест кукурузную баландуи будет ее хлебать еще три года, если срок не добавят.
Где именно, из осторожности говорить не стал. Нью-Гемпшир, знаменитая женская тюрьма, именуемая в просторечии «Старой вдовой». С Консула станется нанести туда визит.
Пора было прощаться, но Консул вел себя странно. Достал новую сигарету, не закурилсломал, скомкал.
Босс! Я человек темный, колледжей не кончал, но то, что скоро война, понимаю. Вы же меня сюда не просто так прислали, значит, придется поработать всерьез. А здешние правильно говорят: на войне, как на войне.
Повернулся, шагнул ближе.
Хочу отдать долги. Салли, женушка дорогая. Пусть живет, ладно, между нами крови нет. А то, что меня сдала, в «Синг-Синг» определила. Бог простит!
Сжал пальцы в кулак, взглянул в глаза.
Отдайте мне тех, кто убил брата, босс! Умоюсь их кровьюи умирать будет веселее. Иначе. Что скажу младшему, когда там встретимся?