Аэрон, конечно же, мысли улавливать не мог, однако послушно высветил запрос: «Куда лететь изволите?» Это была последняя мода, напичкать несчастную технику подобными вот оборотами. То ли Департамент Образования постарался, то ли сам Совет. Я ответил что, мол, к Мари вези, телега. Аэрон постарался выразить мерцанием панели выражение досады. Мне хватило ума не вступать в пререкания, а просто ещё раз требовательно щёлкнуть по ней ногтем. Тут же откуда-то снизу просочился гудящий звук и аэрон плавно приподнялся над площадкой, дав малый вперёд по направлению к югу, стараясь, однако, облететь Центр Управления.
Вообще, наша архитектура не отличается большой любовью к сильно выдающимся деталям, и крыша Центра, с её простирающимися на сотни метров вверх антеннами, из-за этого воспринималась как что-то совершенно непонятное и даже чужеродное. Подсознание выдавало совершенно жуткие ассоциации, как будто в праздничный пирог взяли да понатыкали кучу вилок, и не просто так, а зубьями кверху. Бред, конечно, но благоговение моё перед величественным зданием от этого только возрастало, и я не стал мешать аэрону дать петельку, облетая Центр.
Ладно, нужно отвлечься. Сознательно абстрагируясь от белокаменной глыбы, проплывающей подо мной, принялся разглядывать окрестности. Аэрон набрал уже приличную высоту, так что всё было видно, как на ладони. А вот и Белый Забор тянется с севера на юг, медленно выгибаясь по краям на запад. Я мысленно представил себе свой маршрут туда, а потом к стоянке и присвистнул. Эка тебя понесло совсем от радости голову потерял. Нет, к Мари я прибуду в исключительно собранном и сдержанно-философском настроении. Пусть она во мне увидит не шалопая с горящими щеками, а будущего, то есть уже настоящего, Космолётчика. При регалиях и всём присущем, я подозреваю, мне шарме. Тут я снова вышел из роли и идиотским образом заржал.
И что мне было с собой, недотёпой, делать? Да, представьте, я был вот таким, я мог себе позволить такое счастье
[обрыв]
Аэрон уже высвистывал отчаянно сопротивляющимся воздухом, а я довольно вертел головой. Собственно, кроме Здания Совета только Центр был полностью отделён от других областей наших холмов. Так что выбраться оттуда можно было только на аэроне (и это хорошо, я далеко не всегда, что бы вы ни подумали, такой любитель пеших марш-бросков, а ленты в качестве банального средства перемещения я просто не люблю), а кроме того приходится лететь некоторое время над вольными территориями. Нет, конечно, это способствует некоторому созерцательному настроению в душе, но на самом деле у меня, не знаю даже, почему, даже теперь при воспоминании об этой клубящейся массе живности начинают чесаться подмышки и кожа становится такая вся в пупырышках. Попросту некомфортно. Хотя, нужно отметить, в тот раз ничего подобного не было. Я спокойно провёл взглядом незамысловатую кривую и подумал, что, может быть, и правда то, что там тоже есть люди. Ну, пусть не такие, как мы, но просто люди. Колонизация, согласно старым записям, сопровождалась довольно большими человеческими потерями, покуда не были возведены повсеместно Белые Стены. Может быть, и выжил кто, приспособился Эх, если бы я знал, чем именно для меня кончатся подобные мысли, так уж лучше б у меня не подмышки чесались, а что похуже задним числом всегда подобные мысли приходят, вы уж простите.
Однако не прошло и минуты, как под аэроном снова блеснула лента Белой Стены, замелькала вдоль наших холмов, а потом и вовсе пропала далеко на юге, оставляя повсюду только радующую глаз гладкость и красоту изумрудного ковра травы. Нет, но что ни говори, а в полётах над вольными территориями есть ещё один плюс. Невозможно ценить своё, родное в полной мере, не потеряв его хоть на миг.
Показались следы цивилизации, вот лента, спешащая к большому комплексу зданий, расположившемуся возле лесистого участка слева от меня. Вот сверкающая гладкостью стен башня белкового синтезатора, от которой во все стороны площадка аэронов, пандус грузового транспорта, цилиндр распределителя, ещё какие-то служебные конструкции плюс (тепло на сердце, как же моя епархия!..) антенна связи. А вот и первый жилой комплекс. Много маленьких, в основном, двухэтажных и чуть побольше, домиков, окружённых ухоженными садами. Один чудак, я помню, целый дуб вырастил. Старался не меньше лет сорока, а на вид дереву было все два столетия. Мне особенно нравилось наблюдать отсюда, с небес, за такими вот милыми явлениями. Мари, когда дуется, начинает говорить, что это, мол, ты на всё сверху вниз смотришь и презираешь. Я на подобные вещи не реагирую, что возьмешь, она летать не очень любит, а я просто с высоты оно такое всё беззащитное, что поневоле чувствуешь желание не дать в обиду. И гордость, что таковая защита, в общем-то, не требуется. Совет за всем смотрит и так далее. Надеюсь, что вам хоть что-то понятно, а то даже досадно как становится, я тут пишу, а читатели мои потом пожмут плечами и скажут, что Мари была права. Ничуть того не бывало. Сказано же она такое говорит, только когда злится
Ладно, действительно, что-то я всё время отвлекаюсь Поймите меня, когда пытаешься высказать горечь целой прожитой зазря жизни, нельзя не вдаваться в детали, я и так постарался сказать только главное. Может, разберётесь
Повинуясь внезапному желанию я снизил аэрон метров до пяти чтоб под напряжённо растопыренными полозьями его лап трава мелькала. Вот теперь я чувствовал себя настоящим пилотом, который повелевает тонкими стихиями или тому подобное. Только теперь каждая травинка как на ладони, а нежные бутоны цветов вспышками цвета там, подо мной. Надо же пусть неосознанно, я уже понимал всю бесполезность занятия, которому посвятил всю свою жизнь Космос. В его безмолвии и величии все твои силы ничто, можно лишь наблюдать в зеркало собственную робость да вспоминать, насколько эта красота неизменна. Только там, близко к любимой когда-то земле, позволено быть чем-то непохожим на безмолвного раба судьбы.
Я открыл фонарь и зажмурился от неистового свиста в лицо. Надо же, а казалось, что я уже пришёл в себя от этой мучительной в чём-то для меня радости. Да, я прошёл Полётное Испытание, но и что с того? Может, ты собираешься теперь вечно прыгать вокруг этого факта? Нужно привыкать, так вот и жить. Колпак закрылся снова, и я, уже совершенно спокойный, чётко и уверенно, вернул аэрону свободу лететь так, как ему нужно. Тот довольно заурчал турбиной и с удовольствием побил пару рекордов скорости, доставив меня по назначению.
Когда я выбрался из кабины, то не смог удержаться чтобы с минуту эдак жалостливо не понаблюдать за аэроном, который не стал даже отлетать, как положено, на стоянку поблизости, а расположился прямо тут, посреди газона, знакомыми движениями потянувшись к свету. Извини, укатал я тебя
[обрыв]
что поделаешь, мне нужно к
[обрыв]
И лишь тогда пошёл дальше. Мари обитала в жилом массиве, похожем на другие такие же, что я в подробностях наблюдал сверху. Разве что тут подле домиков преобладали не деревья, которых и без того было полно в окрестностях, а цветы. Грандиозные цветочные клумбы разнообразных расцветок перетекали одна в другую, иногда перепадало и самим домикам, по стенам которых змеились плети ползучих и вьющихся растений. Таким же вот и был дом Мари: ты ещё не видишь его, а до тебя уже доносится непередаваемый, неповторимый аромат кажется, тогда цвели розы. Уже не очень чётко помню.
Подходя поближе я заметил, что плети хмеля уже успели изрядно отрасти. Домашний уют был непосредственной точкой приложения усилий мамы Мари, сама же моя возлюбленная отнюдь не унаследовала от неё столь чуткого отношения к растениям, ибо была в этом полностью в папу. Стоило родителям отъехать к родственникам на пару недель, как идеальный порядок нарушался. А, впрочем, самое-то главное во всём этом было то, что раз так, я смогу рассказать обо всём Мари без свидетелей, с глазу на глаз. Нет, если бы они были дома, то я ни за что не стал бы огорчать этих уважаемых мною людей и поведал свою новость всем троим сразу, но да, в конце концов, я действительно тот раз был рад их длительному отсутствию. А уж задним числом тем более.