Соль кивнула.
Расскажешь, когда встретитесь. Начальство наверняка поручило тебе узнать, где мой отец, но это крестный, извини, вам знать ни к чему. Кстати, на кого работаешь? На майора Грандидье или на кого-нибудь повыше? Впрочем, разницы нет, рыцарь Эжен. Ты предал всех наси Грааль свой тоже предал. Но это мы обсуждать не станем
Почему? взгляд крестного внезапно налился злобой. Спрашиваешь, Соль, на кого я работаю? На Францию, девочка. Когда мы познакомились с твоим отцом, мне обещали помочь в исследованиях древней Окситании, альбигойцев, катаров. Вы же прямые их наследники! А чем кончилось? Грязная политика, заговоры, террор!..
Голос загустел, налился металлом. Соль поморщилась.
У меня хорошая память, крестный. В Берлине ты много раз повторял, что республика во Франции умирает, что только возрожденная аристократия сможет спасти и твою родину, и всю Европу. Все-то ты знал! Между прочим, пока нас не начали отстреливать, по нашей вине не пострадал ни один французский гражданин. Мы даже ваших шпионов отпускали. Помнишь художницу, внучку Верлена, за которую ты просил? И правительство о нас знало. Мы обещали не вступать в контакт с вашими политическими партиями и обещание сдержали
Профессор засопел, мотнул тяжелой головой.
Обстоятельства изменились, девочка. В ближайшие дни в Европе может начаться большая война. Франции не нужна «пятая колонна».
От удивления она даже привстала.
Война? Какая война? Где?
Крестный усмехнулся в густую бороду.
Политикой ты не интересуешься, я давно заметил. На востоке война. Русские вот-вот нападут на Польшу, у поляковвоенный договор с Францией. А Гитлер только этого и ждет. Между прочим, в Рейхе ваших тоже начали давить, несмотря на все соглашения. Может, и правильно. Земляне сами должны решать свои дела.
Соль вдохнула. Выдохнула Война? Впрочем, даже это сейчас не важно.
Ты прекрасный полемист, крестный. Выходит, мы сами виноваты, и да здравствует прекрасная Франция? Только за предательство надо платить, рыцарь Эжен.
Встала, подняла пистолет повыше.
Н-нет! профессор даже не упал, растекся по ковру. Нет, девочка. Т-ты! Ты добрая, ты не сможешь выстрелить в человека!.. Нет!..
Легкий хлопок. Пуля из «парабеллума» вонзилась в стену. Бертье взвизгнул.
Тебя будут судить, крестный. И если ты хочешь дожить до суда, мы сейчас пройдем в кабинет, и ты откроешь сейф, который за портретом маршала, твоего прадедушки. Мне нужны документы, часть мы сожжем, остальные заберу с собой. Постарайся не делать глупостей А насчет того, что не смогу выстрелить, так это мы сейчас, если хочешь, проверим.
Не надо! Бертье приподнялся, не отводя взгляд от «парабеллума», встал на четвереньки. Я согласен, согласен!
Соль усмехнулась, подошла к столику, где стоял графин с водой. Плеснула в стакан, шагнула к замершему в ожидании профессору.
Ты знаешь историю, крестный. Тому, кто нарушил долг рыцаря и не соблюл свою честь, выливали на голову позорную чашу, а потом разбивали щит с его гербом.
Вода плеснула на затылок, потекла по шее, по плечам.
Да будут дни твои кратки, и достоинство твое да возьмет другой. Отныне ты не рыцарь, Эжен Виктор Бертье!
6
Из плена надо бежать. Это и в уставе записано («бежать самому и помочь бежать товарищам»), и здравый смысл велит, особенно когда на бифштекс намекают. Но это больше для кино про «Красных дьяволят», потому как враг тоже уставы читал и здравым смыслом владеет.
Пусть не тюремная камера, не башня старинного замка, а поди убеги! Окошко маленькое, под самым потолком, решеткой забрано, из подручных средствдве старые бочки, и те пустые. И почти полная тьма. Пленному не полагался даже чадящий свечной огарок. Всего-то и успел, что взглядом узилище окинуть, когда втолкнули и тяжелую дверь закрывали. Одно хорошо, шинель оставили, понятно, без ремня. Ее и на пол земляной положить можно, и просто закутаться, если не спится.
Александру Белову не спалось. Болела голова, перед глазами плавали желтые пятна, пульс назойливым дятлом стучал в ушах. А на душе безраздельно царила сестра-тоска. Куда ни кинь, всюду выходил даже не клин, а целый кол, осиновый и заостренный, как у англичанина Стокера, что про вампиров писал.
На курсах подготовки политсостава в Подольске Александр откровенно скучал. Лекции и лекции, стрельба хорошо если раз в неделю, гранату же только посмотреть дали, и то одну на отделение. Словно институт не покидал, конспекты, зубрежка, зачеты. А выходит, правильно учили! И форму польскую по силуэту распознал, и «Двуйку»-офензиву, чтоб она пропала, титуловал правильно, главное же собственную судьбу вычислил сразу и без ошибок.
«Тем, кто попал в плен, верить нельзя!» сказал на лекции товарищ бригадный комиссар и велел занести слова в конспект. А потом, словно мысли слушателей прочитав, снисходительно посоветовал не обращать внимания на книжки «про войну» и кинофильмы для наивной молодежи. Да, там героические бойцы РККА из плена бегут, похвалы удостаиваются и дальше к победам шагают. Такое пишут и снимают ради оптимизмаи в доказательство превосходства советского человека над буржуазными выродками.
Нельзя! Нельзя верить!
Причина не в том, пояснил бригадный комиссар, что пленный наверняка все тайны-секреты разболтал. Жизньне кино, разговорят сразу. Есть нечто похуже. Вернулся красноармеец живой, снова в строй встал, а на душе зарубку сделал. Ни к чему ему теперь умирать, идти грудью на вражьи пули, если все так удачно обернулось. В следующий раз надо сразу бросать винтовку и руки вверх тянуть. Не наш уже человек, порченый! И сослуживцам дурной пример, поймут, что пленэто не так и страшно.
Поэтому товарищам будущим комиссарам следует запомнить и затвердить: бывшим пленным не верить, оправданий их не слушать, общение с иными бойцами пресекать. Есть компетентные органы, они и разберутся, до донышка вывернут.
Замполитрука Белов сидел, прислонившись спиной к холодной бочке, и думал о том, что от судьбы не уйти. Он не зря попросился добровольцем с третьего курса ИФЛИ, когда в институт пришла разнарядка на учебные сборы. И потом, в Подольске, на курсах, не стал дожидаться лейтенантских «кубарей», попросился на границу, когда объявили набор. И в Минске, в штабе Белорусского округа, сразу заявил, что желает в часть, к бойцам, чем очень удивил кадровика. Подальше, подальше, подальше А выходит, никуда не ушел, чего боялся, то и случилось. «Двуйка» или родные «компетентные» разница невелика.
Бифштекс по-польски: лук, яйца, мука, масло растительное, масло сливочное, сольи один хорошо отбитый комиссарчик в собственном соку.
Smacznego!
* * *
За ним пришли на рассвете. Обыскали, вытолкали в коридор, отвели в отхожее место. Затемснова коридором, руки назад, смотреть прямо, дверь на улицу
Тьма! На глаза надвинули повязку из прочной ткани. Удар в спину
Idź, komisarzu!
Вместо переводаободряющий толчок приклада.
А потом гудели моторы. Сначала грузовик и холодный продуваемый ветром кузов, а потом знакомый самолетный гул. Рядом постоянно кто-то сопел, поэтому Белов даже не пытался выглянуть из-под ткани. Понял лишь, что летит не на угнанном У-2, а на чем-то заметно покрупнее, определенно с двумя моторами. Скамья была жесткой, борт давил в спину, а в ушах по-прежнему метрономом частил пульс.
Не ушел не ушел не ушел не ушел
Przybyliśmy!
Когда толкнули в плечо, он очень удивился. Думал, что лететь придется долго, но прошел едва ли час, а моторы умолкли, и сопящий конвоир торопит.
Szybko! Szybko!
На землю замполитрука не сошел, а упал. Лестница, а его не предупредили. Встал не сам, за плечи вздернули. Александр глубоко вдохнул сырой весенний воздух Может, хоть сейчас повязку снимут?
Не сняли. И снова загудел мотор.
* * *
Повязку можете снять, молодой человек. Смелее, смелее! Только зажмурьтесь сперва, а то, знаете, с непривычки
Послушался. На дворе наверняка уже белый день. Взлетали на рассвете, но пока добрались, пока улицами ехали
Город не слишком большой, петухи кричат.