Оглядеться. Понять, что среди бесконечного числа временных потоков занимаю меньше, чем последнее место, что мир еще вообще не знал временных потоков, которые осознавали бы себя за счет одного-единственного разума. Но это еще не самое страшное, самое страшное то, что меня разоблачат с минуты на минуту
И, черт возьми, надо что-то придумать, чтобы этого не случилось
спа спа спа си спаси спаси те
Они окружают, гибкие, извилистые, бесконечно меняющиеся временные потоки. Думаю, будут они помогать своему пострадавшему собрату, или уничтожат меня с потрохами, ну а что, в конце концов, если они не брезгуют выхватывать друг у друга умнейшие умы, то и пострадавшего распотрошат в два счета
Там там отчаянно пытаюсь что-то выговорить, получается плохо, я там там он он
Кто он? наконец, спрашивает время, вобравшее в себя гениальнейших поэтов. Оно кажется мне добрее остальных, может быть, только кажется.
Время поток времени мне трудно говорить на их языке, ведь какие-то неколько часов назад я не знал их языка, я вообще не знал, что бывают какие-то языки, и что вообще есть какой-то я, все это показал мне пульсирующий, трепещущий, который теперь отчаянно пытается понять чужой язык.
Какой поток?
Он убивает кажется, я правильно сказал «убивает», подобрал символ небытия.
Кого убивает? Что вы несете?
Да не слушайте его, странный он это «странный» звучит как-то нехорошо, с каким-то подтекстом, ненормальный, что ли, невменяемый, в общем, ничего хорошего.
Выпаливаю им в ли то есть нет у них никаких лиц, о чем я говорю:
Он убивает людей он чуть не убил меня моего человека.
Кто он? спрашивает поток, вобравший в себя лучших поэтов.
Он поток.
Какой поток?
Я не помню не помню.
Бред какой-то, зачем ему это делать? поток времен, собравший у себя величайших математиков, смотрит на меня с презрением, я понимаю, забирать но убивать?
Но он убивает.
И кого же он позвольте узнать?
Парирую:
Мы этого никогда не узнаем.
Отчего же так?
Ведь они убиты а значит про них никто никогда и не вспомнит.
А ведь действительно ловко получается Идеальное преступление, стереть человека из истории.
Но зачем? Зачем? возмущенные возгласы.
Похоже, мы имеем дело с тем, с чем раньше никогда не сталкивались с настоящим безумием
Это слово вызывает эффект разорвавшейся бомбы, все в ужасе смотрят на говорившего.
Вы сможете его опознать? спрашивают меня.
К сожалению, нет.
Плохо очень плохо. Могли бы быть и повнимательнее а нам теперь что прикажете делать?
Говорю осторожно, медленно, с трудом подбираю слова, если это вообще можно назвать словами:
Я, конечно, не специалист но я так думаю нам следует объединиться нам следует открыть границы между временными потоками и вести строжайший учет всех, кто представляет ценность для разума всех, в ком есть хоть малейшие проблески гениальности
Я не жду, что меня послушают, и даже хотя бы услышат. Я уже готов, что со мной будут спорить, не соглашаться, возмущаться, и даже не со мной, а друг с другом, еще чего, где это видано, да как вы хотели, если такое творится, никогда такого не было.
Я уже знаю, что они решат, я уже знаю это лишь вопрос времени, когда я увижу мистера Пена в Таймбурге. Если неведомое нечто до этого не доберется до мистера Пена.
Э-э-э вечер добрый
Никак не думал, что наша вторая встреча ничем не будет отличаться от первой то же внезапное появление Азуса, та же моя растерянность, и проклятущее воспитание, не позволяющее напомнить о собственных границах, что теперь, конечно, временные потоки переплелись, но не до такой же степени.
Господин Ремингтон?
Вздрагиваю уже не от голоса Азуса, я уже понимаю, чем меня так пугает его голос, голос нечеловека. Вздрагиваю, когда меня называют:
Господин Ремингтон?
Понимаю, что отпираться поздно:
К вашим услугам.
не бойтесь, человека я вашего не трону единственного.
откуда вы
ну конечно, все знают, а я не знаю а неплохо вы тут устроились. Только вы вот что, человек у вас жару любит, только сам он человек северный, так что вы ему иногда и прохладу давайте, и легкий снежок хоть ненадолго. И папиросную бумагу ему не давайте, нечего ему курить.
Хочу вспыхнуть, вы у меня последнюю радость-то не отбирайте, тут же спохватываюсь, что такую радость не грех и отобрать, нечего бумагой папиросной травиться
Спохватываюсь, что не о том думаю, совершенно не о том, а ведь надо думать, что будет, если они обо всем догадаются, да ни о чем они не догадаются, хотя почему бы нет, хотя почему бы да, хотя
а ловко вы
Гром среди ясного неба.
Леденящий страх, ну не надо, не надо, не надо, ну пожалуйста-пожалуйста-пожа-а-а-а-луйста
ловко
Думаю, как убить поток времени. Понимаю никак. Да даже если бы и можно было как-нибудь, в жизни бы этого не сделал, чтобы вот так, безвозвратно, раз и навсегда
Догадались? И теперь
понимаю, что не будет никакого и теперь, сам неожиданно для себя понимаю, что их все устраивает, чтобы было вот так, чтобы объединялись и переплетались времена и миры, умы и эпохи.
Смотрю на Азуса, я уже знаю, что нет у него никакой бумаги над клавиатурой, это не бумага, это другое что-то, как бы мне бы такое заполучить, или уже чего нет, того нет Но это потом, потом, сейчас главное, наконец-то увидеть мистера Пена
Неотвоеванные войны
вечерами мы бегали в будущее, потому что нельзя было бегать в будущее, а так хочется делать то, чего нельзя. Бегали на пустошь по ту сторону года, где лежали неотвоеванные войны, запертые в своих ящиках. Тогда нам казалось здорово играть в эти неотвоеванные войны, выбирать какую-нибудь коробку, вертеться вокруг неё, а то и забираться наверх, делиться на противоборстующие армии, представлять себе немыслимое оружие будущего, а у меня пушка есть, которая мысли убивает, а у меня лазер, который мысли читает, а на хрена он тебе, у тебя что, мысли есть, да сам дурак, а я вас щас всех в четвертое измерение сверну, у меня четырехмерный сворачиватель есть, а у меня пятимерный, а у меня шести.
Особым шиком считалось протащить домой какую-нибудь маленькую войну, совсем крошечную, такую, которую можно унести в руках. Конечно, тайком, конечно, чтобы не увидели, чтобы задницу не надрали, потому что за такое шкуру спустить мало, это все понимали. Еще среди нас считалось крутым забежать в войны как можно дальше, а я вон до какой добежал, а я вон до какой. Врали друг другу, что видели раскрытые коробки, а они в полночь раскрываются, ну, не всегда, и не все, а мне вот повезло, а я вот увидел, а там такое было, такое, у-ух, закачаешься, там такие пушки есть, что раз и город растворяется, а у людей мозги взрываются, то-то я смотрю, ты живой остался, у тебя и взорваться-то нечему
К Большой Войне ходили самые смелые потому что, во-первых, она была далеко, а во-вторых, её исполинские размеры пугали нас не на шутку. Это было что-то вроде посвящения, вроде какой-то жуткой инициации дойти до Большой Войны, постоять рядом, особенно если спиной к огромному ящику.
Но по-настоящему знающие понимали, что страшна вовсе не эта война, пусть и огромная, но заколоченная до поры до времени, ждущая своего часа в три тысячи каком-то там году а по-настоящему страшная война таится в пять тысяч каком-то году, пусть она и кажется маленькой и неприметной. Но мы-то знали, что эта неприметная на вид война на самом деле чуть-чуть приоткрыта достаточно, чтобы в один прекрасный момент вырваться на свободу, опережая свое время. На свою беду мы ничего не сказали взрослым боялись, что нас накажут, и как я проклинаю себя сейчас, что ничего не сказал
01/
Отчет от 25 октября 6 432 187 346 года
Прибытие на Титан прошло успешно. Температура на поверхности 65 градусов, сила притяжения 1/7 земной. Поверхность преимущественно покрыта жидкой водой и островами, наиболее крупная группа островов расположена в районе экватора. Атмосфера преимущественно состоит из азота, кислорода в атмосфере не наблюдается. Признаков жизни на спутнике Сатурна не обнаружено. Заключенный ноль один и заключенный три палочки вверх и квадратик чувствуют себя нормально.