Андрей ТереховДикие лебеди
Есть на юге Европы каньон Дунай. Один меланхоличный попугай, которого я выиграл в трик-трак, говорил, снова и снова, пока не сдох от голода, будто раньше это была речка. Бог ее знает.
Посреди каньона тянется дорога, и стоит на обочине древний, как Бытие, мотель. Он стоит там черт знает сколько и мигает своей непонятной вывескойчего никто не видит, потому что в этом проклятом мире слишком много дыма, слишком мало света, а главное, слишком мало глаз, которые хотели бы смотреть.
Я нахожу здание по гудению электричества в проводах, этих провисших, грозящих в любой момент рухнуть ниточках, которые держат из последних сил нашу планету.
Они трещат и манят, зовут к себе, будто самки неведомых электрических зверьков в период спаривания. Мои шаги ускоряютсятак что гремит в правой руке зеленый чемодан, а в левойкувшин с неплотно пригнанной крышечкой.
Из клубов смога проступает ржавый шлюз, и я захожу внутрь: жду, пока выровняется давление и воздух очистится от ядовитых примесей.
Добро пожаловать в «Райские кущи», бубнит сквозь зубы портье, но даже не отворачивается от газеты. Между этих самих зубов у него торчит сигара: она накренилась, как давший течь кораблик, и грозит вот-вот высадится на пол. Но что-то ее там держит. Клей?
Комнату на одного, я стаскиваю маску, и мой голос на протяжении фразы меняется от металлического (из-за подпорченных динамиков) к живому.
Двадцать семь. Принимаем электричеством и водой.
За все время портье так на меня и не посмотрел.
Па-ап, скидка! тут я замечаю, что сбоку, у входа в кухню или ресторан, стоит девчушка чуть старше меня. Лет тринадцать-четырнадцать. Сегодня день президента Республики.
А. Да. Двадцать шесть.
Я кладу на стол чемодан и открываю:
Фильтры «Fudhy-46-g». Три системы циркуляции, новая матрица. На северном побережье вы купите их в лучшем случае за сотню, но я согласен на комнату, ужин, завтрак и карту округи.
Портье впервые обращает на меня внимание. Даже пигалица сбоку отрывается от своего косяка и щурит подслеповатые глаза.
Ты из этих, кивает сам себе хозяин.
Да, но тут я не по работе.
Я действительно не по работе, иначе содрал бы с него втридорога.
Идет.
Портье забирает колбочку фильтра и, порывшись в ящиках, протягивает мне ключ.
Номер для новобрачных, щербато ухмыляется он. Гайя, проводи нашего гостя. Карты нет, но моя дочь знает все кусты в округе, просто скажи ей, куда надо.
Я закрываю чемодан и направляюсь к лифту.
Три недели назад
А теперь позвольте представить вам лучшего менеджера в секторе Восточной Европы! Ян Аргир! Прошу
Зал рукоплещет, и я поднимаюсь на сцену. Ставлю рядом с микрофоном кувшинчикраздается суховатый «Тук!», усиленным басовыми колонками в стенах.
«Мы продаем надежду», начинаю я. Так сказал мне дядя, когда устраивал сюда по блату. Лучше бы он этого не делал
Среди зрителей раздаются смешки.
* * *
закончу речь опять же словами дяди: «Мы продаем надежду, что когда-нибудь дым рассеется и солнце вновь засияет над нашей планетой. Но также мы продаем надежду на то, что мы отыщем путь к свету в наших сердцах».
Зал взрывается аплодисментами, среди которых доносятся разрозненные «Браво» и «А парень-то дело говорит».
Теперь я могу ответить на ваши вопросы. Пожалуйста Вы?
Скажите, как вы смотрите на будущее подводных платформ?
Что вам обычно снится?
Какую продукцию вам сложнее реализовывать в B2C-секторе?
Скажите, а что у вас в кувшине?
Три недели спустя
Лифт едет наверх или внизв наше время высота уже ничего не значит. Я смотрю на потертые кнопки с иконописью отпечатков пальцев, а за спиной хрипло дышит Гайя.
Вы никогда не обращали внимания, что порой жизнь сокращается до нескольких вещей. Какого-то цвета или слова, звука Сейчас это гудение мотора, жирные пятна на кнопках и одышка Гайи. Жуткая, похожая на скрежет песка по металлу одышка, которая уносит большинство из нас в могилу, не давая отпраздновать и двадцати лет. Просто частицы дыма скапливаются в легких, забивают их черной липкой жижей. От нее сбежать нельзязасела внутри, рядом с сердцем, и душит, терзает, изводит каждый день. У меня пока только кашель по ночам, а Гайе недолго осталось. Год, два, от силы.
Лифт «дзинькает», и мы заходим в номер: девушка включает тусклую лампочку в ванной. Вот вода течет из кранов, как те ручейки, что бегут весной по страницам древних книг; вот хрустит и клацает ретрорадио, выдирая из тишины запись концерта. Орган, флейта, скрипка. Иногда мне кажется, что вся жизнь похожа на плохой оркестр: где дирижер напился, а у музыкантов нет ни слуха, ни чувства ритма и каждый играет невпопад.
Вот и все. Здесь телефон, но папа не отвечает. Считает выше своего достоинства, виновато улыбается Гайя.
Интересно, на небесах есть телефон? Если да, то там давно не снимали трубку.
Если что, продолжает девушка, лучше езжайте вниз и там спрашивайте. Ужин в семь. Вам нужно было какое-то место?
Да. Маяк Бельи.
Я стою посреди номера для новобрачных: с алой кроватью в форме сердца, с занавесками, похожими на женские трусики, с фигуркой двух лебедей на столе. Клянусь хвостом Дьявола, зажатым в лифте где-то между адом и раем со дня сотворения мира, я не знаю, куда мне поставить чемодан.
А, так это недалеко! Когда вас отвести?
Завтра утром.
Семь недель и два дня назад.
Я стреляю в голову дяде, и его череп взрывается, будто хлопушка с конфетти на детском празднике. Девятнадцать лет, два месяца и три дня мыслей, чувств, надежд и разочарований усеивают стены кабинета и мое лицо.
Оружие я кладу ему в руку и сжимаю еще теплые пальцыкак если бы дядя и убил себя. Тут главное не переборщить: оставлять улики будто ненароком, мимоходом. Знаете, как очередное рукопожатие.
На первый взглядсуицид. На второйпочти идеальное заказное убийство, в котором обвинят совет директоров.
Я надеваю маску и ухожу в смог. В темноту, тесноту и грязь задыхающейся планеты.
Семь недель и два дня спустя
Ужин понравился? Гайя собирает тарелки на поднос и шагает к выходу из номера. От ее тяжелого дыхания хочется потянуть шеюкак если бы затекли мышцы.
Да, спасибо, очень вкусно.
Девушка хмыкает, и, громыхая посудой, отворачивается.
Послушай, я кладу на поднос бумажки. Это за ужин. Еще столько же, если поможешь мне уснуть.
* * *
Тут? хрипло спрашивает она.
Ниже.
Так?
Правее. Вот.
Хорошо. Так «Из великолепных королевских покоев Элизу перевели в мрачное, сырое подземелье с железными решётками на окнах, в которые со свистом врывался ветер. Вместо бархата и шёлка дали бедняжке связку набранной ею на кладбище крапивы; эта жгучая связка должна была служить Элизе изголовьем»
Десять недель назад
Не хочу закончить как все, дядя залпом выпивает смесь из болеутоляющего и снотворного. В больнице, с искусственными легкими, чтобы все смотрели на меня тоскливыми глазами Черт, все лучше так.
Я верчу в руках револьвер. Никогда раньше не держал оружиеочень странное чувство не то могущества, не то страха перед ним.
Следы должны вести к совету директоров, запомни. Концерн останется без руководства, и все тут пойдет к чертям. Об остальных подразделениях я позабочусь сам. Какое-то время еще будут продавать фильтры со складов, но, когда запасы закончатся, людям придется менять наш мир. Менять к лучшему, наконец, хватит этих костылей!!! Хватит влачить жалкое сущ
От крика дядю разбирает кашель. Жуткий приступ, от которого даже у меня встают дыбом волосы.
Десять недель спустя
Темный силуэт в неврастенически-серой дымкемаяк. Хрипя и кашляя внутри душного костюма, я взбираюсь по склону к этой жуткой насмешке над людьмик огню, который уже давно никому не освещает дорогу.
Знаешь, чего меня только не просили делать за двадцатку, доносится приглушенный маской голос Гайи. Но сказки я раньше не читала.
Миную здание и на ощупь нахожу край земли. Из хмари внизу слышится рев прибоя и еще какой-то незнакомый, тревожный звук, которого я не знаю. Такое ощущение, словно падаешь и вот-вот заложит уши.