Главное было не допустить появления отчаяния и ярого чувства несправедливости из-за отсутствия возможности увидеть и услышать, а то и поговорить с единственным по-настоящему добрым и хорошим человеком в его жизни, как некой сладкой пилюли в этом безнадежном месте, которое сожрет слабое существо. А слабость была не в его привычке, причем исходило это не только из детства и юношества, назвать которые легкомысленными не получится даже при большом желании. Все было как раз после, когда жизнь наконец-то стала принадлежать только ему. Допустить само понятие «слабость» было равносильно смерти.
Почти каждый раз он критиковал себя за потраченное время, пусть даже это всего лишь час на возвращение в колею, но все, же будь он сильней, не потребовалось бы вновь бороться со своим зверем. Пока Портер проверяет готовность новых файлов для отправки за пределы Вектора своим коллегам, все его мысли уже заняты желанием продолжить искать способы выхода из положения заключенного. Чем больше заняты руки, а ум решает новую задачку, тем меньше шансов в скором времени вновь встретить того, из-за кого он ненавидит свою фамилию: ведь обращение к себе по имени тот не особо терпел, всегда поправляя в угоду помешанности на субординации, майор Уитман.
Основой принятия сложившихся бесед с людьми, которых тут попросту не может быть, служила как раз та самая история человека, который запер его здесь, попутно дав понять, как устроена жизнь на Векторе. Пока Портер лежал без сознания из-за удара по голове, Харви изолировал это место, написал прощальное письмо, где доходчиво объяснил причины своего поступка, приложив к этому огромные мемуары своей собственной жизни на Векторе. Харви вошел в смотровую, преждевременно заперев ее изнутри, и разгерметизировал помещение, сделав то, о чем мечтали тысячи людей: смог выбраться со станции. Вот так просто первый живой человек, которого Портер встретил на Векторе, позаботился о том, чтобы он не покинул станцию, сделав его пленником этого места. Причина, по которой Харви покинул Вектор таким способом, открылась ему лишь после прочтения мемуаров, и на вопрос, стал бы он так поступать после всего пройденного пути и всей трагедии Харви, Портер четко отвечал: нет, не стал бы. Много раз он перечитывал мемуары Харви, то ища в них некий сокрытый смысл, то просто желая лишний раз убедиться в реальности самого человека, чье тело уже давно пропало в космическом просторе. Пару раз Портер всерьез задавался вопросом: а был ли Харви вообще? Может быть, онгаллюцинация, как и его отец? А запертые двери были им же и организованы как желание получить заслуженное наказание? Но все же, несмотря на благоприятную почву для развития подобных безумных мыслей, Портер понимал, что кто-кто, а Харви Росс был настоящим, о чем говорят его дневники, всегда лежавшие у него на столе, да еще пара факторов, отрицать которые было бы реальным безумием. Для напоминания себе об этом он оставил надпись на двери все тем же белым маркером: «Лишь Харви был реален, лишь он знал тебя на Векторе». Стараясь вчитываться в нее лишь тогда, когда было необходимо, Портер все чаще ловил себя на мысли, что рано или поздно он может забыть о ней, словно само зрение не передаст ему информацию, как не раз происходило со здешними людьми, особенно с самим Харви В какой-то степени эта надпись была еще и напоминанием, что если бы не встреченный им человек, то история Портера Уитмана на Векторе сложилась бы совершенно иначе, и нетрудно было догадаться, особенно с течением времени, что та встреча спасла его. Она произошла почти три месяца назад.
Инструментов у Портера было достаточноздесь имелся целый ящик, видимо, на всякий случай. Требовались лишь терпение и ум, чтобы починить панель и открыть двери. Первое время он не думал об этом: убедившись в том, насколько Харви позаботился о заключении его в изоляцию, Портер просто исполнял свой долг, создавая условия для проживания, не думая дальше завтрашнего дня, погруженный в работу и собственное дисциплинирование. Но время шлои он быстро пришел к выводу, что умирать пока не собирается, хотя, возможно, дело было в том, что человеческая природа не терпит границ. Уже три недели прошло, а все не было должного результата, и порой ему казалось, будто это невозможно. Гнев от подобной безвыходности заканчивался ушибами рук и кистей, подытоживая ту мысль простым заключением: он заслужил все это, ведь не может выбраться. Такое наказание оправдывается крайне легко, стоит лишь покопаться в его прошлом.
Была еще одна дверь, справа от его комнаты. Она выглядела как нетронутая веками картина, откуда когда-то пришел Харви. Открыть все двери вручную, просто раздвинув две створки, было возможно, наверное, но ему попросту не хватало сил. Все же человеком он был довольно далеким от физически развитого, да и здешняя диета забрала уже килограмм десять, как можно было судить по одежде.
Единственный выходэто дверь слева, напротив компьютера, где и была оставленная надпись «Лишь Харви был реален, лишь он знал тебя на Векторе». Под вскрытой панелью находились разорванные провода и поврежденная плата, и не спеша он записывал в отдельный блокнот всю схему, пытаясь разобраться в ее работоспособности. На всю эту затею с дверьми он мог тратить часа три в день максимум, в отрыве от основной работы, бросить которую было невозможно. Совсем недавно он вдруг догадался, что в этом помещении есть рабочая панель, безотлагательно дающая ему доступ к туалету и возможности пополнить воду из раковины. Все же механическая система открывания дверей на Векторе присутствовала, но в его случае рычаги были сломанынетрудно догадаться, кем и ради какой цели. Аккуратно сняв верхнюю крышку с сенсором, на что ушло почти три дня нервов и страха лишить себя доступа и туда, все же он не техник и это непростая система, Портер внимательно изучил ее.
Если бы даже он смог произвести замену одной платы на другую, он в любом случае не стал бы этого делать, пока не будет уверен на все сто процентов в отсутствии иного выхода. Если что-то произойдет не так, лишить себя доступа к единственному источнику воды он уж точно не хочет, а ручная система открывания по неизвестным ему причинам была также сломана и здесь. За все время попыток ремонта ему не раз приходилось ощутить затекшие ноги, стоя на коленях перед сломанной панелью, но именно сегодня терпение и дисциплина принесли свои плоды. Несколько искр неожиданно сверкнули перед его глазами, после чего жуткий скрежет сопровождал медленное движение створок в стороны, создавая неприятное, даже пугающее эхо, впервые пряча от него напоминающую надпись на центре створок. Портер сидел на полу, не двигаясь ни на миллиметр, лишь взирая на открывшийся перед ним коридор с небольшим тусклым светом и двумя поворотами в конце, метров за двадцать от него. Явно пустовавший уже долгое время коридор, как было видно из-за слоя пыли и замершего во времени воздуха, не просто шокировал Портераэто было манящее место, куда, как ему сейчас кажется, он готов идти не оглядываясь, лишь бы не останавливаться. Настолько привыкший к одним и тем же стенам, воздуху и действиям, он получил возможность вкусить запретный плод, настолько сладкий и ранее недоступный, насколько он даже позабыть успел о том, какой мир скрывается за его небольшим домом, забыл даже об оружии, лежавшем на компьютере позади него в нескольких метрах.
ГЛАВА 3
Поддаваясь объятиям любопытства и чуть ли не детского воодушевления перед новым и неизведанным, Портер, словно плывя на легкой волне, а не шагая по твердому полу, приближался к неизвестному, отдалялся от дома. Возможно, повлиял на его состояние еще и кислородный удар: все же в его обители было ограничение воздуха, а здесь, среди длинных коридоров, он впервые за месяцы начал дышать полной грудью. Ему не стоило большого труда оказаться посреди Т-образного перекрестка, где каждая из сторон все сильнее манила его в свои сети, пробуждая давно забытое желание исследования как способа доказательства своей значимости. Справа в оба широко открытых глаза Портер наблюдал коридор, лишенный потолочного освещения, создавшуюся сокрытую зону, не имеющую конца. Слева же была полная противоположность, словно знающая о наличии темной стороны и тем самым пытающаяся привлечь его светом, раскрывая все секреты и доказывая безопасность для него: ведь, как он мог видеть четко и ясно, там никого не было. Серые стены и почти холодный свет, иногда прорывающийся из краев потолка, создавали неподвижную картину, шагнуть в которую казалось невозможным, ведь не было ни одного движения или осязаемого объекта, и если бы не освещение, ощутить наличие глубины было бы крайне сложно. С коридором по правую сторону было все ясно, плавно уходящая в безграничность чернота не особо привлекала, а скорее, что логично, отталкивала своими опасностями и ужасами, которых эта станция совсем не чурается, а порой, кажется, горда иметь их в наличии. Портер внимательно осматривал обе стороны, сам того не осознавая, ему порой хотелось пустить направление даже во тьму: ведь там, вопреки опасностям и явно живому страху внутри него, все же было куда большее, нежели известное ему за спиной. Но то ли его самосохранение дало признаки жизни, то ли он все же позволил воспоминаниям пробиться и напомнить, что именно из левого коридора он когда-то сюда и пришел. Портер принял решение поверить свету, а не тьме. Сродни дежавю, ему стучали по голове всплески воспоминаний того пути, который привел его через этот пустой коридор в то место, откуда теперь он уходит, даже не оглянувшись.