Проводя голыми пальцами правой руки по стене, он будто бы расширяет собственные возможности, стараясь не потерять ни одной нотки некогда существующей здесь жизни. Порой это настолько явно ощущается, что по кисти проходит вибрация от станции, будто бы пытающейся с ним разговаривать. Боль в левой руке словно исчезла, как и все страхи. Когда Портер был здесь в первый раз, Вектор не подавал ему подобных признаков жизнилишь склад трупов да мемориалы разных форматов с бесчисленными историями, ждущими момента быть услышанными, заботу о чем он и взял на свои плечи в итоге. Первая дверь слева была открыта и манила его своей историей, познать которую ему безудержно хотелось, ведь даже несмотря на то, что рутина его дня состояла из сортировки и отправки данных со станции, Портер прекрасно понимал разницу между фактами и жизнью. Он взаперти уже целых три месяца: для такого места с такими условиями это долгий срок. И ныне он считает заслуженным позволить себе завораживающее опьянение от чего-то большего, чем простое желание жить.
Внутри был лишь один работающий источник света, прямо посреди небольшого помещения, заставленного по левой и правой сторонам стеллажами с ящиками, надписи на которых говорили о техническом складе, где хранятся запасные ремонтные платы, провода и разные неизвестные ему части тех или иных механизмов. По большому счету, он мало что узнал из попадавшегося ему на глаза. Словно ребенок, впервые покинувший родительский дом, где любое иное место было за окном: ведь двери были закрыты, а внешний мир казался картинкой, живущей по своим, неизвестным ему правилам. Понять их и влиться в ту жизнь, которую хочется чуть ли не потрогать руками, казалось чем-то фантастическим и недостижимым. И вот сейчас, выбравшись за пределы стен и преград, Портер так погряз в этом объективно непривычном ему чувстве, что совершенно забыл о безопасности.
Пока он разглядывал ящики, кое-что, некогда считающее себя мертвым, а на самом деле находившееся в спячке, стало просыпаться. Прямо как он познавал обыденность через призму сказочности, неизвестное существо возвращалось к жизни, вспоминая необходимую примитивность для понимания самого себя. Долгое время лишенное еды, оно забралось в это помещение и спряталось в углу, прямо за дверью, слева от входа. Уткнувшись туда, изуродованный организм, некогда бывший человеком, а сейчас лишь отдельными частями тела напоминающий исходный материал, впал в спячку, еще толком не понимая такого процесса, но уверенный в том, как выгодно это будет для продолжительности жизни. Свернувшись в клубок, худые руки и ноги, заканчивающиеся острыми когтями, спрятали голову между собой, превратившись в невысокий, всего в метр, пенек, где костяная спина играла роль верхней защитной части. Вытянув медленно голову вверх, резкими, но краткими движениями освобождая искаженное угловатостями тело, сопровождая это краткими щелчками, существо обратилось к главному инструментуслуху.
Портер стоял спиной к двери в тот момент, когда существо убедилось в наличии соседа и, недолго думая, не скрывая своего давнишнего голода, напало. Между ними было метра четыре, когда Портер услышал страшный звериный всхлип, погрузивший его в холодный пот и вернувший из детских впечатлений. Страшное существо на четырех вертикально выставленных конечностях стало неестественно, словно только учась балансированию, выходить из тени на светоткрыто показывая ему облезлую кожу и торчащие кости с головой, лишенной кожи и левого глаза, лишь сохранившей рабочую челюсть с мышцами и слуховую распухшую часть.
Было сложно понять источник большего страха: оглушающий визг или неестественно уродливое тело, уже далекое от строения человека? Сгибающиеся в разных местах кости, походившие на руки существа, стали резко трещать и пытаться схватить Портера, внезапно очнувшегося и возненавидевшего себя за то, что допустил такое положение дел. Все происходило быстро: существо почти не дало ему выбраться, заслонив вход между стеллажами. От безвыходности Портер схватил вытянувшиеся вперед конечности, дабы удержать самого монстра от себя подальше, пока неестественно дергающаяся голова пыталась укусить то, чего не видела, но отлично слышала остатками слуховых возможностей. Глядя прямо в его мертвые глаза, он в страхе кричал со всей силы, помогая себе держать натиск, а потом просто развернулся и потянул врага, который в итоге ударился о стену и немного потерял ориентацию. Используемый с умом момент стал решающим: испуганный и злой человек просто прижал ногой костяное туловище и вырвал одну из конечностей существа. Под проносящийся по станции эхом гневный крик уже поваленного монстра, размахивающего конечностями, словно взбешенный паук, Портер, пытающий перекричать его, непрерывно наносил удары острым концом, попадая то по черепу, то по телу. Размашистыми движениями он словно забивал в землю длинный, в полметра, кол, широко замахиваясь и используя весь свой вес, вкладывая в каждый удар не только гнев, но и боль, которую давно терпел. Портер потерял контроль, лишенный всего, вымещал гнев и обиду в адрес виновника его страдания и боли, забывая напрочь о границах и последствиях, справедливости и жалости, благодаря пробудившемуся зверю. Все самое жестокое и безжалостное проснулось в Портере, словно он мстил за все свои несчастья, причем вскоре он почувствовал, что дело уже не в выживании путем вышеупомянутых инструментов: он просто нашел способ выпустить всю ярость и несправедливость, и будь что будет. Лицо, как и тело, запачкалось кровью, отчего он стал хуже видеть, руки уже стали неметь, а его крик лишился соперника. Состояние аффекта стало настолько сильным, что лишь усталость во всем теле заставила его остановиться и упасть на колени, тем самым приняв позу покорности перед мертвой тварью, словно вышедшей победителем из этой схватки, ведь она до последнего была верной себе.
Грязный, в поту и крови, с тяжестью в грудной клетке и болью в горле, Портер трясся от боли в мышцах, явно не готовых к таким нагрузкам. Но если это лишь вопрос времени, то его ум уже явно труднее справляется с переживанием подобных событий. Когда-то он принимал здешнее успокоительное пронокс, что было и так крайне сильным, а при вступлении в симбиоз с зараженным человеком становилось настоящим катализатором самых разносторонних преображений и невообразимых порой последствий. И без того немыслимые изменения в человеке на этой станции оборачивались еще большими последствиями, не имеющими никакого аналога, хотя и представить было страшно, какой путь выберет иноземная эволюция даже без пронокса. А ведь Портер уже давно заражен, как и любой, чьи легкие вдыхают воздух на станции, где иноземная Жизнь решила создать свою атмосферу, благодаря эксперименту в полевых условиях То ли из-за вируса, то ли из-за бактерий, но почти каждый сходил с ума в этом месте, становясь разными путями истинным безумцем, умирая в ужасных психических отклонениях и теряя связь с реальностью, а самым неудачным оставалось превращение в ужасающих существ. Были и те, кто вобрал в себя оба варианта.
К счастью для Портера, в тот момент, как он оказался взаперти по воле Харви Росса, еще по одной его воле он смог получить сведения о проноксе и его истинном влиянии. Важным для него сейчас было вспомнить об этом из-за произошедшей драки, которую ранее он бы и не заметил, ведь под действием пронокса ему, казалось, и равных-то нет, и, имея в руках огнестрельное оружие, он не боялся проливать кровь. А теперь, вот уже три месяца как не используя лекарство, он превратился в слабака и труса, с трудом контролирующего своего зверя, хотя никогда таким не был. И тот факт, насколько он был на грани смерти, буквально на пустом месте заставляет ненавидеть себя. Как и следует, все эти размышления отрезвляют его, позволяя наконец оценить события с правильной стороны: он ушел без оружия и припасов, оставив к тому же свой дом открытым, рискуя потерять все запасы и впустить то, с чем сейчас он не справится.
Резко поднявшись и вновь взяв в руку кусок на удивление крепкой белой кости, измазанной в чем-то прозрачно-липком, Портер быстро стал возвращаться, лишь мельком оглядываясь по сторонам, боясь встретить сопротивление и не нанести удар первым. Каждый шаг давался легче и легче, хотя его все же пошатывало, но боль в мышцах придавала и адреналина, да и путь был коротким. «Надо было не прекращать колоть пронокс», думал он на ходу, принимая факт превращения в нечто ужасное в ускоренном темпе.