ЯЦЕК ДУКАЙ
ПРИЯТЕЛЬ ПРАВДЫ
ДИАЛОГ ИДЕЙ
Этот человек был врагом евреев, антисемитом, и принципиально и из спортивного интереса он исповедовал избранные им взгляды с каким-то веселым исступлением, это отрицание являлось гордостью и содержанием его жизни. Когда-то он был коммерсантом, теперь он уже не был им, он был ничем, но ненавистником евреев остался.
Теодор поднял голову над книгой, когда состав остановился на станции метро Вержбно и в вагон ввалился вонючий клошар в громадной футболке с Че Геварой, Осамой бен Ладеном и Анджеем Леппером. THEY LIVE! Леппер был весь красный от засохшего кетчупа.
Как можно скорее Теодор опустил глаза, делая вид, будто бы бездомного не заметил.
У Видемана был уклончивый подстерегающий взгляд. Возникало буквально такое впечатление, как будто перед самым его носом висит его «пунктик», Видеман злобно на него косится и из-за него ничего не видит. Владеющая им навязчивая идея постепенно довела его до какого-то зудящего недоверия, до маниакальной жажды преследовать, и как только ему казалось, будто подле него таится или прячется под личиной что-то нечистое, он сейчас же выволакивал это на свет и поносил. Где только мог, он язвил, порочил, злопыхательствовал. Словом, единственным содержанием его жизни стало клеймить всех тех, кто не обладал его единственным преимуществом.
Теодор внимательно изучал литературные описания антисемитов, его увлекала их карикатурная нереальность.
Иногда по ходу чтения он хихикал под нос. Чувством юмора он обладал. От если бы я был антисемитом, - размышлял он, - то умел бы смеяться над собой, я был бы ироничным антисемитом.
Он вышел на станции. (Клошар тоже вышел). На улице Теодор купи в киоске сигареты и пачку бумажных платков. О остановился, чтобы высморкаться, и тогда-то на него налетел тот бородатый нищий; вони никак Теодора не предупредиланос был забит.
- Пару злотых на кусок хлеба, уважаемый, - захрипел оборванец.
Теодор как можно скорее отодвинулся от него.
- Сколько не жалко, шеф, сколько не жалко, - не отступал от него клошар.
Теодор выбросил платок, отвернулся и быстрым шагом направился к переходу.
- Голодному жидишься, еврей ебаный!позорил его вослед бездомный.
Проходя впоследствии мимо витрины бутика, Теодор притормозил и присмотрелся к своему отражению в стекле. Волосы темные, но, скорее, шатен, а не брюнет; носсамый обычный; скулы, правда, очерчены сильнее обычного Хммм. Интересно, ругань бездомного была просто синонимом скупости, или же ассоциация в его мыслях появилась от чего-то другого?
На трамвайной остановке он открыл блокнот и записал:
Несочетающиеся физические черты? Найти корреляцию!
Если бы он был антисемитом, то в генетику бы не верил.
Ключи он вынул еще до того, как до него дошло, что дверь открыта. Запах соуса к спагетти наконец-то преодолел забитые ноздри. Жаня крутилась по кухне. На ушах наушники, так что его не услышала. Он склонился, чтобы поцеловать ее в шеюта нервно отодвинулась, поначалу он подумал, что это потому, что застал ее врасплох, но тут же отметил стиснутые губы и прищуренные глаза: подняв ложку она мерила его взглядом, словно учительница прихваченного на списывании ученика.
- Что?разложил он руки.
- Иди помойся.
- Но в чем дело?
Ведь не ответит.
Быть может, вообще не следовало упоминать о браке, размышлял Теодором под душем. Но, как правило, она настроям не поддается, он очень ценил ее именно за этот вот спокойныймужскойрационализм; Жаня никогда не устраивала сцен или истерик.
Квартира Теодора располагалась на третьем этаже довоенного дома, отремонтированного несколько лет назад усилиями нового владельца. Вот только их толстенных стен все так же сочились холод и сырость, тени под высокими потолками были более глубокими, произнесенные слова висели в воздухе на какую-то долю секунды дольше.
Теодор открыл окна в самой большой (то есть, самой большой из двух) комнате, чтобы впустить теплый воздух летнего вечера. Но вместе с ним впустил скрежещую симфонию уличного гвалта: шум автомобилей, голоса прохожих, звон катящихся между полосами движения трамваев, радиопозывной из выставленного на всю катушку приемника, детский плач Сюда же прибавлялась вонь выхлопных газов, но как раз ее он не чувствовал. Теодор присел на высокий подоконник. Сейчас он был в шортах, мокрое бедро прилипло к пластику.
Пурпурные тучи раздвигались над городом.
Паркет затрещал пд ногами Жании. Она уселась на подоконнике, опершись о противоположную фрамугу окна и подтянув ноги. Стакан с вином она поставила между ног, тарелку со спагетти устроила на коленях. Выглядывая на улицу, она игралась наматываемыми на вилку макаронами.
- А мне не положено?усмехнулся Теодор.
- Сам себе возьми.
Пошел, взял.
- Ну ладно, буркнул он, заново приняв удобную позицию на окне. Горячая тарелка обжигала кожу.Чем раньше ты из себя выбросишь Иначе весь вечер себе испортим.
Жания лишь бешено глянула на него.
- Извини, извини, извини.Теодор переложил тарелку из одной руки в другую и стиснул пальцы левой под коленкой Жании.Только скажи мне, за что.
- Ты даже не заикнулся о детях, - буркнула в ответ та.Мы вообще не разговаривали.
- Не понял?
- Я ведь не бесплодна!огрызнулась Жания.
Теодор открыл рот, но не знал, что сказать, и лишь удивленно хлопал ресницами.
Девушка долгое время присматривалась к нему и, похоже, выражение абсолютного недоумения на лице Теодора поколебало ее уверенность, потому что отозвалась первой, уже почти что вопросительно:
- Ты выставил объявление о поиске суррогатной матери. Носитеольницы зиготы от искусственного оплодотворения.
Теодор выпустил воздух из легких.
- Мне нужно было воспользоваться компом, - прибавила Жания, - а в открытом профиле мэйлридера у тебя были ответы на объявление
- Ты гляди, все же придется учиться по фильмам. Именно на таких вот глупостях отрицательные характеры и прокалываются.
- Тео!
- Ну, что?
- Давай серьезно!- Так ведь именно так и строят мыльные оперы: на идиотских стечениях обстоятельств и дурацких недоразумениях.
- Говори.
- Это мое хобби.
- Это что же? Твое хоббиоплодотворять наемных женщин?
От смеха Теодор чуть не свалился с окна. Горячий соус вылился на живот; онвытер его пальцами, пальцы тщательно облизал, скалясь при этом, как идиот.
- Портрет счастливого психопата, - буркнула Жания.Ну ладно, все уже! А не то я сам тебя столкну.
Теодор почесал вилкой грудь, поднял глаза на потоло.
- Ты же была у меня на работе, видела этот музей техники.
- Угу.
- Играюсь этим уже пару лет Вместо бессмысленных тестовых программ запускаю собственные. Зачем же оборудование будет простаивать?
- Да, ты упоминал мне.Жания наморщила кожу на лбу.В последний раз что-то про историю народов.
- Нуу не совсем.
- Вот только без таких!
- Каких?
- А таких вот взглядов: "Ну как мне тебе сказать, чтобы до бедной дурочки дошло?".
Теодор смешался.
- Господи, извини. Я ведь и на самом деле не думал И так паршиво, и тк нехорошо. Рассказываю без объясненийдумают, будто я специально темню, чтобы выглядеть более умным. Рассказываю по возможности доступносчитают, будто бы я принимаю их за идиотов.
- Бедненький, - вздохнула Жания, поднося стакан к губам.Ну, давай
- Оки-доки. Короче, я взял и подумал: а почему евреи
- Евреи?
- Ты чего кривишься?
- Нет, все нормально, рассказывай.
- Но что?
- У меня аллергия на такие вот антисемитские
- Антисемитские?отшатнулся Теодор.Антисемитские? Я еще ничего не успел сказать, а ты уже корчишься. Как будто бы само только произнесение слова делало человека антисемитом.
- Ну нет Но привкус этот уже имеется Хмм.Жания проглотила и вытерла рот.Так уже в языке сложилось. Покажешь пальцем и скажешь: "Это еврей"и это не банальная информация о национальности, как если бы ты сказал о французе или итальянце; это уже оскорбление. Независимо от тона и контекста. Просто звучит так. Что мне поделать? "Еврей, жид"это неприличное слово. А когда ты начинаешь с множественного числа