Он открыл маленькую сумку, содержимое которой до сих пор мне не показывал, и достал оттуда антигравитационное устройство, о котором говорил ранее. Это оказался небольшой полый диск из неизвестного серого металла, с цепочками из столь же неопределённого материала, которыми он крепился к телу. Элкинс показал мне, как просто и понятно действует этот механизм, созданный, по его словам, на принципах электроники. Затем он прикрепил диск к груди, настроил и запустил аппарат, после чего медленно поднялся в воздух, и через некоторое время достиг вершины обрывистой скалы. Там он исчез из вида; но несколько мгновений спустя металлический диск был спущен мне на конце длинного шнура, чтобы я смог добраться до вершины утёса.
Следуя указаниям, я настроил механизм под себя и запустил его. Ощущение полнейшей невесомости, когда я поднимался вверх, было совершенно уникальным и неповторимым опытом. Казалось, я стал пёрышком, легко плывущим в незримом воздушном потоке. Без привычки управления аппаратом, я не вполне понимал, как в точности следует двигаться с его помощью; и когда я приблизился к краю утёса, я скорее всего продолжил бы свой дрейф в небеса, если бы мой спутник не удержал меня, вовремя ухватив меня рукой.
Я обнаружил, что стою рядом с ним на широком уступе, над которым нависала другая скала. Разумеется, Элкинс не мог бы отыскать более безопасного укрытия для своей машины времени.
Судно, дверь которого он сейчас разблокировал, было длинным, веретенообразным, очевидно, предназначенным для стремительного движения в воздухе или эфире. Судя по всему, в нём могло бы поместиться не более трёх человек. Внутри было полно различных шкафчиков и машинного оборудования, там же располагались три больших гамака или люльки, в которых пилот и пассажиры могли висеть в неподвижности. Разумеется, это было необходимо во время эфирных полётов, когда исчезала гравитация и пропадал нормальный вес. Элкинс сказал, что он чувствовал себя весьма комфортно, будучи пристёгнутым ремнями к одной из люлек в своём путешествии сквозь время.
Мы оба всё ещё были одеты в костюмы двадцатого столетия. Элкинс надел на себя тунику и сандалии из своей эпохи, которые он привёз с собой в сумке вместе с копиями, которые были изготовлены для меня нью-йоркским костюмером, несколько озадаченным таким заказом. Элкинс предложил мне надеть на себя эти новые одеяния. Я повиновался, чувствуя себя в непривычной одежде словно на маскараде.
Вот и всё, что осталось от Конрада Элкинса, сказал мой компаньон, указывая на сброшенный им костюм. Отныне вы должны называть меня Кронус Алкон. Ваше имя тоже покажется весьма диковинным для моих современников, поэтому я думаю, что представлю вас как Хуно Паскона, молодого колониста, рождённого на Палладе.
Кронус Алкон возился теперь с механизмами судна. На мой неопытный взгляд, их устройство было чрезвычайно сложным. Он отрегулировал ряд подвижных стержней, которые были установлены в фигурной панели, и казалось, обеспечивали привод для похожего на часы аппарата с числовой шкалой и тремя стрелками. На шкале были сотниа возможно, и тысячи чисел.
Это устройство, произнёс Кронус, обеспечивает точный контроль нашего передвижения во временно́м измерении. Сейчас я настроил машину на необходимый нам год, месяц и день.
Он помог мне закрепиться в сложном подвесном устройстве, устроился сам и повернулся к небольшой приборной панели с множеством кнопок и рычагов, которые, казалось, отличались от остального оборудования.
Это, пояснил он, устройства управления, применяющиеся для атмосферных и эфирных полётов. Перед запуском машины времени я должен подняться на достаточно большую высоту и пролететь примерно пятьдесят миль к югу.
Он повернул один из рычажков. Раздался низкий, ритмичный звук; но я не ощутил ни малейшего движения, и только зарево заката, осветившего вдруг внутренности судна сквозь иллюминаторы, показало, что мы поднялись над скалами.
Через несколько минут Кронус Алкон передвинул один из рычажков и ритмичный звук прекратился.
Энергию для космического полета, сказал он, обеспечивает атомный распад. Для путешествий сквозь время мне придется использовать совершенно иной вид энергиинеобычную комплексную силу, получаемую в результате столкновения и отражения космических лучей, которые переносят нас в то, что за неимением лучшего названия мы именуем четвёртым измерением. Собственно говоря, мы окажемся вне пространства, и, с точки зрения нашего мира, перестанем существовать. Однако я уверяю вас, что никакой опасности здесь нет. Когда силовой механизм машины времени автоматически выключится в пятнадцатитысячном году нашей эры, вы и я словно проснёмся после глубокого сна. Ощущение падения может оказаться довольно устрашающим, но не более чем в случае приёма некоторых анестетиков. Просто поймите, что бояться нечего и пусть всё идёт своим чередом.
Он взялся за большой рычаг и сильно дёрнул его. Я почувствовал себя так, словно получил мощнейший удар тока, который разорвал на куски все мои ткани, разделил их на отдельные клетки, полностью распылив меня на молекулы. Несмотря на заверения Кронуса Алкона, мною овладел невыразимый, запутанный ужас. Я чувствовал, что разделился на миллионы отдельных сущностей, которые безумно кружились, погружаясь в темнеющую пропасть бездонного водоворота. Казалось, они исчезали одна за другой, подобно искрам, когда достигали некоей определённой глубины. Так продолжалось до тех пор, пока не исчезло всё и вокруг не осталось ничего, кроме тьмы и беспамятства
Я пришел в себя практически точно таким же образом, как перед тем провалился в небытие, только в обратной последовательности. Сначала возникло ощущение далёких, подобных искрам, сущностей, коих становилось всё больше и больше. Все они дрейфовали ввысь, в космическую тьму из абсолютного первичного надира, а затем эти сущности постепенно слились в одно целое, и окружавшие меня внутренности машины времени вновь обрели прежние очертания. Тогда я увидел перед собой фигуру Кронуса Алкона, который раскачивался в своём подвесном устройстве. Поймав мой пристальный взгляд, он улыбнулся. Мне показалось, что я спал на протяжении долгого, очень долгого времени.
Мой компаньон нажал на кнопку, и я испытал такое чувство, будто спускаюсь на лифте. Кронусу Алкону не было необходимости объяснять мне, что мы опускаемся на землю. Менее чем через минуту в иллюминаторах уже были видны деревья и здания. Корабль слегка тряхнуло, когда мы приземлились.
Сейчас, сказал Кронус, мы находимся в моём поместье в окрестностях Джармы, нынешней столицы Акамерии. Джарма построена на развалинах города Нью-Йорка, но находится в сотнях миль от побережья, так как за последние тринадцать тысяч лет здесь произошли обширные геологические изменения. Вы заметите, что климат значительно отличается от привычного вамтеперь он субтропический. Погодные условия ныне в значительной степени находятся под контролем человека, и мы даже смогли уменьшить искусственным путём области вечных льдов и снегов почти до самых полюсов.
Он отстегнул свои ремни и оказал такую же услугу мне. Затем он открыл дверь судна и показал мне жестом, чтобы я вышел первым. Снаружи меня встретило тёплое дуновение насыщенного ароматами воздуха. Я вышел на каменную платформу, напоминавшую своеобразный аэродром, примыкающую к громадному сверкающему сооружению, в котором располагалось множество различных воздушных судов незнакомых типов.
Неподалёку располагалось ещё одно здание, отличающееся лёгкой, изящной архитектурой, с множеством открытых галерей и высоких фантастических башенок, подобных башне Эйфеля. Вокруг этого здания были видны обширные сады. Широкие поля, засаженные овощными культурами, которые я не мог опознать, окружали нас со всех сторон. В некотором отдалении стояли несколько длинных, одноэтажных строений.
Мой дом, произнёс Кронус. Я надеюсь, что здесь всё хорошо. Я оставил поместье под присмотром двух моих кузенов, Альтуса и Орона. Кроме того здесь есть Трог, марсианский надсмотрщик, и живущие в бараках венерианские рабы, которые заняты на сельскохозяйственных работах. Все необходимые нам технические и обслуживающие работы выполняют именно такие рабы, которых привезли на Землю много поколений назад, но теперь они, похоже, становятся весьма серьёзной проблемой. Надеюсь, за время моего отсутствия здесь не произошло никаких неприятностей.