Раз-два! Раз-два-а! Плохо, Банкенхоль, плохо! Это вам не по скалам козликом скакать! Раз-два! Ножку! Ножку выше!..
Вильгельма Банкенхоля, лучшего альпиниста полка, Шульце не любил особо. Сам он к горам и близко не подходил, неоднократно повторяя, что из скалолаза хороший солдат не получится. К Лейхтвейсу, впрочем, «гаупт» относился ничуть не лучше, хотя и по другой причине.
Раз-два! Раз-два!
***
В горных стрелках Лейхтвейс оказался по собственному желанию. Когда пришла пора призыва, куратор предложил зачислить «марсианина» на неприметную тыловую должность при Абверштелле «Кенигсберг», однако заметил, что в этом случае офицером ему не стать. Иное делостроевая часть, после которой прямая дорога в училище. Лейхтвейс, подумав, согласился на строевую, однако совсем по другой причине. Абверштеллемирок маленький и закрытый, каждый шаг под контролем, в полку же онобычный солдат. Пусть без особых прав, зато на вольном воздухе.
Лейхтвейс предпочел бы попасть в летную часть, однако в Люфтваффе, ведомство Толстого Германа, куратор его не отпустил. Между авиацией и разведкой отношения были сложные. В результате призывник Николас Таубе очутился в Баварии неподалеку от Берхтесгадена, где расквартирован горно-стрелковый полк, один из лучших в Вермахте. Время от времени из части его отзывалидля плановой тренировки или чего-то более важного. Отлучки оформлялись с немалой выдумкой, чтобы не возникало лишних вопросов. Парижская командировка, к примеру, именовалась курсами минно-взрывного дела.
Постоянные отлучки подчиненного очень не нравились гауптфельдфебелю Шульце, в результате чего горный стрелок Таубе попал в категорию «любимчиков». Он оказался в хорошей компании«любимчиками» были главным образом скалолазы, которым тоже приходилось часто отлучаться из полка.
По возвращению в часть «любимчику» непременно полагался наряд вне очереди. Традиция!
***
Лейхтвейс поставил ведро в умывальник и включил воду. Тяжелая струя ударила в жестяное дно. Два ведра, таз, две тряпки, щетка Тех, кто убирал sitzungssaal, в полку именовали «шахматистами» в честь черно-белого кафеля, которым выстлан пол.
А стенку мы все-таки взяли! удовлетворенно молвил Банкенхоль, подавая второе ведро. Представляешь, Николас? Пузо, настоящее! Вначале положилово, там еще ничего, хапал хватает, а дальшеотрицалово, одни мизера. Ничего, хоть насосом, но решили проблему!
И что ответить? Рассказать о том, как впервые пришлось стрелять в полете с левой руки? Не по мишени, по живым людям? Не промахнулсякуратор подтвердил. Все четыре«холодные».
Кого довелось исполнить в Париже, Лейхтвейс так и не узнал. Может, и к лучшему, крепче спать будет.
Ничего! покоритель «пуза» довольно усмехнулся. Через неделю опять помочалим! Знаешь, куда обещают отправить?
Оглянулся на дверьи шепотом:
В Испанию. В «гражданке», понятно. Спортивная делегация. Мир, дружба, сотрудничество!
Лейхтвейс на Пиренеях уже бывал, поэтому не слишком удивился.
Там что, опять начинается?
Увидим, наивно моргнул Банкенхоль. Но если ты про их гражданскую, думаю, нет. Спеклись, что те, что другие. Меня когда к полковнику вызвали, первым делом стали расспрашивать про итальянцев. Кто такой Сандри, знаешь? Ну, как же! Это же их самый лучший, Бартоло Сандри, «категория шесть». Так вот, он со своей командой уже тамв Андалузии, в Эль Чорро. Понимаешь?
Лейхтвейс пожал плечами.
Зря военных альпинистов посылать не станут.
Вот именно! наставительно произнес напарник, берясь за ручку ведра. Ну что, Николас, сыграем в шахматы?
Ответить Лейхтвейс не успел. С легким скрипом открылась дверь.
Алё, горные стрелки!
Вид у гауптфельдфебеля странный. На физиономиицелый коктейль: злость, испуг и легкая примесь злорадства.
Приказ командира части. Горный стрелок Таубе от наряда освобождается. Можете идти отдыхать А вы, Банкенхоль, работайте. Лично проконтролирую! Если с тряпкой не справитесь, возьмете зубную щетку. Ясно? Спрашиваю, ясно?
Так точно! негромко выдохнул скалолаз.
А вы, Таубе, чего стоите? В казарму, марш!
Лейхтвейс, отставив подальше ведро, вытянулся по стойке «смирно». Руки по швам, подбородок вверх.
Никак нет, господин гауптфельдфебель. Сначала закончу уборку вместе с горным стрелком Банкенхолем.
Что?!
Шульце по привычке притопнул ногой, угодив прямиком в лужу. Зашипел, отступил к двери.
Выслуживаетесь? В училище хотите попасть? Не надейтесь, сегодня же подам рапорт. Начальство разберется, увидите! Такие офицеры, как вы, Вермахту не нужны!
Об училище и в самом деле поговаривали. Постоянные отлучки из части в штаб, естественно, заметили, объяснив по-своему: горный стрелок Таубе, пользуясь своими связями, готовится к вступительным экзаменам. Куратор слухи одобрил и посоветовал не слишком опровергать.
Дверь громко хлопнула.
Знаешь, Таубе, задумчиво проговорил Вилли Банкенхоль. Из тебя получится приличный офицер.
***
До подъема осталось не больше часа, но Лейхтвейс не спал. Лежал на койке, смотрел в темный потолок, иногда закрывая глаза, чтобы увидеть синее бездонное небо, до которого так близкои так далеко. Армейская жизнь не слишком досаждала. Два года в Абверштелле научили очень многому, в том числе и умению отстраняться. Подъем, зарядка, завтрак, чистка оружия, кислая рожа Шульцевсе это совершенно не мешало думать. Он уже знал, что в полку не задержится. Через пару недель новый вызов, на этот раз надолго, поэтому все будет оформлено переводом в другую часть. Если не вернется, никто не хватится, даже в приказе не помянут.
Куратор подтвердилРоссия. Рассказал и о том, почему выбрали именно его. Не за происхождение и знание языка, в небе не до разговоров
Вернувшись из второй командировки, Лейхтвейс уже собирался обратно в полк, когда внезапно был вызван в Кенигсберг. Два часа на сборыи пустой транспортный «Юнкерс». Вылетели поздно вечером, над целью оказались в полночь. Приказ прост: совершить посадку, ориентируясь по сигнальному костру и эвакуировать человека. Ранец без особого труда поднимал двоих, но имелся риск, что сигнальный костер будет чужим. На этот случай к черному блину прикрепили взрывное устройство. Дополнительная кнопкана поясе.
Черный зев люка, яркая точка костра.
Пошел!
Он проскользнул между темных крон и завис над поляной. Внизу костер, рядом с нимтри черные тени. Палец левой руки прикипел к кнопке. Если не услышит отзывсвечкой в темное небо, а там уже как повезет.
Он крикнул: «Рейн!» и замер, стараясь не дышать. «Эльба!» ответила земля. Голос хриплый, сорванный и очень усталый.
Лейхтвейс приземлился на самом краю поляны. К костру, где его могли разглядеть, подходить не стал, махнул рукой. Двое остались на месте, подошел третий, не слишком молодой, в мундире, но без погон и головного убора. Форма поначалу показалась незнакомой, не Вермахт и не Красная армия. Рука перевязана, пистолет в руке.
Обратный маршрут оказался куда труднееи много дольше. Человека он пристегнул ремнямиспереди, сзади мешал ранец. И сразу же перестал видеть. Сигнальные костры на большой полянеровный треугольникнашел почти случайно, и только узнав голос пилота, снял палец с кнопки. В салоне «Юнкерса» они со спасенным сидели на противоположных скамьях. Никто не сказал ни слова.
«Разбор полетов» в фанерном домике на лесной поляне начался неожиданно. Куратор молча положил на стол маленький кусочек ткани с белой окантовкой. Поглядел в глаза.
Остальное получите, когда начнется война.
Только тогда Лейхтвейс сообразил. Орденская лентаЖелезный крест 2-го класса. В мирное время им не награждают.
начнется война
А потом они работали с картой, и ему вновь довелось удивиться. Лейхтвейс считал, что садиться пришлось в Польшеименно польский мундир был на спасенном им офицере. Оказалось не так, точнее не совсем так. Маленький лесной аэродром (кострыровным треугольником) находился на польской территории, но лететь туда пришлось из СССР.
Все стало на свои места. Газеты уже не первый день писали о боях в Вайсрутении между польскими диверсантами и большевистской армией. Кого именно довелось вытащить, куратор не сказал, но Лейхтвейс догадался: спасали конечно же не поляка. На том разговор и закончился. Карл Иванович пожал подопечному руку и велел готовиться к новой командировке, парижской.