Пропустили к нему только Нуарба по причине общего койко-места и по просьбе самого Позументова. Он уже сипел, и Нуарб с большим трудом вникал в его речь.
Не судьба Закопают тут Ты после отсидки поезжай в Москву, на мой адресСилы покидали старого коллекционера, но, отдавая себе в этом ясный отчет, он ни голосом, ни выражением лица не проявлял страха. Наоборот, он был предельно сосредоточен, видимо, понимая, что каждое его слово может быть в этом мире последнимПод каминной полкой, на которой сидел кот Бегемот в печи, под левым крайним изразцом, найдешь тайничок, в нем дневник отца, кольцо и серьги моей мамы иУ него кончались силы. Ты меня слышишь?
Маэстро, ты сам все это возьмешь, все будет хорошо Тебя сейчас на вертолете доставят в райцентр
Мой центр здесь, и пусть меня похоронят на лагерном погосте, номерна усмотрение администрации Дневником можешь распоряжаться по своему усмотрению можешь сжечь, но колечко с сережками отдай Зинаиде Васильевне Угрюмовой, мой ученице, она в Третьяковке работает И найди моего внука, он учится я забыл названиеон снова сбился с мысли, лицо его исказилось от боли, и он, чтобы не закричать, прикусил рукав курткиМне нужен сотовый телефон Если Зураб еще в приемной, попроси у него
Зураб еще находился в приемной и рассказывал обступившим его зекам какую-то свою историю
Он первым отреагировал на появление Нуарба:
Ну, как Маэстро? Это лекарство когда-то меня вытащило с того света Телефон просит? и он протянул Нуарбу трубку сотового.
Когда Нуарб вложил мобильник в слабеющую руку Позументова, тот попросил оставить его. Нуарб с фельдшерицей вышли, и вскоре через дверь до Нуарба донесся слабеющий фальцет Позументова. А потомпротяжный стон, растаявший в молчание
Вбежавший в палату Нуарб увидел закатившиеся под лоб глаза, повидавшие на своем веку бездну красоты Они еще жили. Нуарб нагнулся и услышал сиплый, едва различимый голос: «Ты, сынок, должен довести мое дело конца Когда выйдешь отсюда, тебя найдут мои люди и скажут, как действовать Но ты можешь и отказаться Это должно быть от сердца Заработаешь честные деньги А свои уркаганские делишки ты должен завязать Ты понял?» И Нуарб в самое ухо Позументова ответил: «Понял, но как они меня найдут?» «Найдут, они владеют информацией, которая которая Прости, я, кажется, отхожу» Рука Маэстро сильно сжалась и тут же ослабла, кисть отвалилась к стене, глаза на сведенном смертной судорогой лицо, смотрели куда-то за окно
Наш Маэстро умер, сказал зекам Нуарб, когда вышел в приемный покой.
Мы здесь все передохнем, по одному За два днядва жмурикапошел невнятный шепоток, и Нуарб почувствовал вдруг, как холодная, с длинным жалом змея вползает под его рубашку. Даже обстучал себя ладонями, но ощущение надвигающейся беды не проходило, а только усиливалось. Он выбежал на улицу и кинулся в барак, где взял из тумбочки «черный квадрат» и, спрятав его под фуфайку, вышел во двор и широким шагом направился в сторону дымящейся котельной. Там работали трое вольнонаемных, бывших сидельцев этого же исправительно-трудового учреждения. Они встретили Нуарба вопросом:
Что ж ты, едрена пала, не уберег Маэстро?
Но он не ответил, прошел в конец помещения, где пахло горячим шлаком и было смрадно от табачного дыма, и остановился возле раскаленной печи, в которой бушевало пламя. Взял в руки прислоненную к бойлеру метлу, и ее черенком открыл раскаленную дверцу. Пахнуло нестерпимым жаром, и Нуарб, защитно подняв одну руку, другой бросил в топку то, что по последней просьбе Позументова должен был уничтожить. Огненный вихрь, похожий на протуберанец Солнца, словно водоворот, всосал «Квадрат» в свою глубину, и Нуарб, уверенный, что слово, данное Маэстро, сдержал, направился к выходу из кочегарки. Однако через некоторое время чувство выполненного долга в нем начало сменяться на, казалось бы, беспричинную, какую-то космическую тоску, предвещавшую тупик, из которого нет выхода
Уход Маэстро для него не стал трагедией, но на душе было печально. Это чувство напомнило ту неизбывную горечь, которую испытал в день отправки его в интернат Мать тогда долго стояла за окном, пыталась улыбнуться, но из глаз катились и катились слезы, и она, закрыв лицо вязаной рукавичкой, побежала в сторону трамвайной остановки. Мальчик видел, как подошел красный вагон, как мать, оглянувшись и махнув, уже безадресно, рукой, втиснулась в него, и Больше он никогда ее не видел Интернат сменили пересыльные пункты, СИЗО, лагеря, но та картина прощания приходила к нему ночами, и каждый раз он заставлял себя досмотреть ее до конца, после чего, умаянный воспоминаниями, продолжал жить дальше
А в первом часу ночи началось такое Разразился страшной силы ураган. Провода замкнулись, и искры от них грозным шлейфом протянулись к постройкам. Сначала заполыхал первый барак, тот, который находился рядом с домом администрации. По тревоге подняли лагерь и конвоиры вместе с офицерами стали налаживать тушение, однако вода в пожарных рукавах и гидрантах тут же замерзала, а везти ее из котельной было делом медленным и потому бесполезным. Вот первые языки пламени лизнули стены третьего барака, а за ним и того, в котором отсиживали свое Нуарб с Позументовым.
Бушующий снежный смерч в течение часа разнес огонь по всему, что могло гореть. Первой упала та вышка, с которой в прошлом году застрелили двух беглецов, перебиравшихся через стенуона рухнула, и сноп искр от нее поднялся до неба. Уже горели собачий питомник, все жилые и казенные помещения, когда над лагерем появился вертолет, на котором прилетело районное начальство. Но пилоты, не рассчитавшие маневр, попали в выгорающую зону, куда машина, заверченная огненным смерчом, буквально провалилась, и все, кто в ней находились, погибли.
А буря между тем набирала обороты, начался настоящий торнадо и, как потом напишут газеты, он имел чудовищную силу. Ветер разогнал снежную дубину до скорости 300 километров в час, и против нее ничто выстоять не могло. И когда все сгоревшее и порушенное было засыпано толстыми сугробами, из которых торчали лишь головешки, концы колючей проволоки, арматура котельной и металлические столбы забора, ветер вдруг стих, и над местом, где час назад жила своей жизнью исправительно-трудовая колония, устало волочил по земле жиденькую поземку
Большая часть заключенных не выжила. Когда начался ураган, Нуарб вышел на улицу и привязал себя к каменному столбу, стоящему тут с незапамятных времен. Среди зеков даже ходила легенда, что в давние времена здесь проводились ритуальные действа: если человек с завязанными руками влезал на столб, его миловали, а если нет, привязывали за ноги к двум конским хвостам и разгоняли коней
Девятьсот девяносто девять зеков были погребены под руинами и залежами снега. Та же судьба постигла и надзирателей, почти весь обслуживающий персонал, подсобную живность (коровы, овцы, куры, свиньи) и третью часть служебных собак. Не избежали этой участи и Кривоедов со старлеем
Позже синоптики определят этот феномен, как природную аномалию, как экстремальные форс-мажорные обстоятельства, против которых человеческая воля бессильна. Одна из газет этот природный катаклизм связала с мистикой, предположив, что причиной его была свойственная этим местам очень плотная концентрация человеческого зла. Действительно, в лагере содержались люди, совершившие двойное, тройное и даже массовые убийства, жесточайшие изнасилования в извращенной форме, не говоря уж о каннибалах, педофилах и детоубийцах.
Спустя пять дней, на место катастрофы прибыла комиссия из центра с твердым поручением от Президента страны: докопаться до причин произошедшего и выявить виновных, если таковые найдутся.
На месте, где вздымалась обожженная, покореженная огнем арматура котельной, председатель комиссии вдруг заметил в сугробе некий предмет, отчетливо выделявшийся на снежной белизне. Он нагнулся и поднял его, перчаткой стряхнул снег и увидел то, что должно было сгореть, но не сгорело, должно было быть унесено ураганом, но осталось на местеэто был черный квадрат, черный беспросветно, с узкими белыми полями, оставшимися девственно чистыми. Лишь случайно оброненная капля темно-зеленого кобальта нарушала их белизну
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...