Илья расположился в удобном кожаном кресле в кабинете Хронова.
Да-а-апротянул он, устремив вдаль слепой взгляд. Теряю мотивацию Последнее время я вообще престал понимать, для чего работаю. Раньше хотелось шокировать общество правдой, хотелось восстать против несправедливости, а сегодня лишь сомнения сплошные сомнения. Зачем обществу правда? Нужно ли вообще тревожить людей? Да и как бороться против несправедливости, если то, что ещё недавно считалось вопиюще аморальным, сегодняпример для подражания?
Хронов возвёл руки в знак согласия с тирадой коллеги, из которой напрашивался единственно верный вывод: на столе оперативно организовались два бокала, початая бутылка армянского коньяка и основательно подсохший, но ещё пригодный к употреблению лимон.
Стареешь, брат! Думать много стал, подытожил редактор; смерив взглядом объём содержимого бутылки, он неудовлетворённо скривился, но тут же перевёл глаза на Илью и подмигнул ему. В общем, пиши заявление на отпуск, и в добрый путь! Ты мне нужен сильным и готовым к борьбе. А уж я за это время подберу задание, чтоб у тебя по возвращению не было времени для сомнений.
Едва удостоив коньяк равнодушного взора, Илья отставил бокал.
Я не буду, сказал он. Но ты, наверное, правнадо отдохнуть.
Я всегда правдолжность у меня такая, Хронов возмущенно вернул бокал на место. И пить будешьприказ руководства. Что за меланхолия?! Думаешь, мне всё нравится? Думаешь, я всем доволен? Да один новый владелец чего стоит! Нос суёт чуть ли не в каждый материал. Меняет формат, как ему вздумается, редактор сбавил громкость своего голоса почти до минимума. У меня вообще создаётся впечатление, что мы начинаем работать в рамках чётко заданной программы, причём никак не возьму в толк, какой. И что? Мне хандрить или делом заниматься? Разберёмся, определимся, выстроим! А сидеть и нытьэто, знаешь ли, не для нас с тобой. Мы калачи тёртые! Верно? И если не мы, то кто?
ЭхИлья грустно вздохнул и одарил Хронова натянутой улыбкой. Ну, в отпусктак в отпуск.
Другое дело! удовлетворённо продекламировал редактор. И чтобы без выкрутасов. Завтра же на самолёти в тёплые края! Обратноотдохнувшим, бодрым и дееспособным. Уяснил?
Илья обреченно кивнул:
Уяснил.
Вот так, брат. Таким ты мне нравишься. А то уже по коридорам шепчутся: Илаев то, Илаев сёвыдохся Не сметь! Не сметь давать повод для сплетен! Хронов нахмурился, но тотчас же расплылся в широкой улыбке и принялся разливать коньяк по бокалам. Так куда направишься?
Да может, в Грецию давно хотел там побывать.
Вот и прекрасно, езжай в Грецию, Сергей поднял бокал. «Метакса», вино, гречанкичтобы в достатке было. За это и выпьем.
Илья сделал глоток коньяка. Обжигающая волна прокатилась по его пищеводу, насыщая каждую клеточку организма живительной силой.
Жизнь продолжается, изрёк журналист, и гримаса на его лице стала куда больше походить на улыбку.
Нет, браттолько начинается, поправил его редактор. Продолжается она у серой массы, а мы с тобой творцы, поэтому у нас каждый антракт предзнаменует нечто новое, большее.
Аминь, произнёс Илья и опустошил бокал.
2
То ли сон, то ли явь, то ли бред.
Илье спалось неспокойно. Нет, кошмары не мучили. Он давно забыл, что такое пробуждение среди ночи в холодном поту. Чаще снилось что-то несуразное и невразумительное, оставляя под утро уже привычный осадок пустоты и разочарования. Проснувшись, Илья подолгу лежал в кровати, осмысливая ночные грёзы и раздумывая о дне грядущем. Усилием воли он прогонял навязчивые мысли, после чего машинально шёл умываться и готовить завтрак, а затем отправлялся на работу с тем, чтобы вечером вернуться домой и снова заснуть. В ту ночь Илье не снилось ничего, и утренние мучительные раздумья о бессмысленности бытия успешно заменила головная боль и угрызения совести.
Вчерашняя разминка коньяком плавно перетекла в феерическую пьянку. Уже из редакции они с Хроновым выдвинулись с песней. Поймав такси, коллеги отправились в ресторан, где устроили грандиозное пиршество по поводу предстоящего отпускас выступлениями на ресторанной сцене, обхаживаниями гостьей заведения, скандалом с администратором и дракой с двумя типами, находившимися в аналогичной кондиции. Да и дракой назвать это можно было лишь с натяжкойскорее, обоюдное угрожающее мычание, хватание за одежду и валяние друг друга по тротуару, прерванное проезжавшим мимо полицейским патрулём. Из отделения Илью и Сергея отпустили практически сразу благодаря известности журналиста Илаева в кругах защитников правопорядкаосвещая в свое время криминальную хронику, он снискал репутацию объективного и порядочного человека.
Телефонный звонок заставил Илью вздрогнуть. Он минуту сомневался, стоит ли брать трубку, но догадка, что это может быть Сергей с предложением поправить самочувствие, заставила прохрипеть в аппарат:
Да м-м-м Илаев слушает.
Живой? голос Хронова звучал на удивление бодро, впрочем, он всегда отличался завидной способностью наутро после банкетов выглядеть так, будто всю ночь спал ангельским сном. Ладно, это даже не важносейчас оживёшь. Быстро собирайсяи в редакцию. Билеты на Крит уже забронированы. Вылет сегодня вечером. Только перед поездкой тебе нужно встретиться с Реболаровыму него какая-то личная просьба имеется.
Я не м-м-м-могуне лукавя, простонал Илья.
Я тебя понял, Хронов сделал секундную паузу. Через час пришлю машину. Мычание и стоны слышать больше не желаю. От приглашений Реболарова не отказываются, тем более, твоя поездка оплачена им. Остальное при встрече. Жду.
Разговор оборвали короткие гудки. Илья пролежал ещё минут пять с прижатой к уху трубкой. Солнечный луч, заглянувший сквозь неплотно прикрытые шторы, невозмутимо озарял беспорядок в холостяцкой комнате. Жмуря глаза, журналист с трудом встал и поковылял в ванную.
***
Личность Всеволода Александровича Реболарова была окутана плотной пеленой тумана. Этот человек практически не попадался в поле зрение СМИ, а если кто-то проявлял излишний интерес к его персоне, то любопытному объясняли: Всеволод Александрович не желает публичностипричём объясняли столь доходчиво, что у акулы пера тут же пропадало желание допытываться до подробностей его восхождения к вершинам бизнеса.
Илаев не припоминал ни одного интервью или публичного выступления Реболарова, при том, что по слухам, тот начал свой предпринимательский путь ещё во времена перестройки. В отличие от своих коллег по цеху, все эти годы бизнесмен старательно оставался в тени, влияя на события не посредством внешних факторов, а с помощью личного авторитета. Похожими методами пользовались криминальные лидеры, но причислить Всеволода Александровича к последним не было оснований, ибо в скандальные истории он не впутывался и имел безупречное реноме. Реболарову никогда не доводилось быть ни жертвой бандитского покушения, ни объектом интереса следственных органов.
Илья по роду своей деятельности был знаком и с предводителями криминальных структур и с серьёзными бизнесменами; так вот, и те и другие считали Реболарова человеком конторы или даже правительства. Его уважали и побаивались. Создавалось впечатление, что олигарх знал наперёд о грядущих переменах в стране, и с изворотливостью змеи плавно огибал преграды, шаг за шагом создавая империю, масштабы которой не брался определить ни один эксперт. Реболаров был редким гостем модных тусовок, и любое появление предпринимателя в публичных местах вызывало такой ажиотаж, что на одном его имени можно было зарабатывать баснословные деньги. Что же касается личной жизни, то Всеволод Александрович предпочитал не связывать себя брачными узами, и это лишь придавало ему ещё пущей загадочности и порождало ещё больше сплетен вокруг его персоны.
В последнее время Реболаров проникся интересом к прессе и телевидению. Однако учитывая, что в России с помощью контроля над СМИ можно не только влиять на умы и сердца простых смертных, но и нажить опасных врагов в лице государственных мужей, он занимался приобретением издательств и телеканалов крайне аккуратно, стараясь не вступать в противоречия с правящими политическими силами страны.