Мари по-прежнему улыбалась.
Когда я рисую, для меня они все оживают.
Ты часто это повторяешь, ноначала Леда, однако осеклась на полуслове. Она ахнула от восхищения, едва взглянув на набросок.Мари! Какое чудо!Леда взяла из рук дочери листок, вгляделась внимательнее.Честное слово, на сей раз ты превзошла себя.Женщина осторожно провела пальцем по листку, завороженно глядя на свой портрет. Она была изображена у камина, с неоконченной корзиной на коленях, но смотрела не на корзину, а на художницу. Лицо светилось лаской.
Мари снова взяла руку матери в ладони и погладила ее:
Рада, что тебе нравится, только рука не получилась такой же хрупкой и изящной, как в жизни.
Леда прижала ладонь к щеке Мари:
Поправишь, и выйдет замечательная работа, как все твои рисунки.
Она нежно поцеловала дочь в лоб и добавила:
Я для тебя приготовила подарок, девочка моя.
Подарок? Правда?
Леда лукаво усмехнулась:
Подарок, да еще какой! Закрой глаза и стой здесь.Леда поспешила в дальнюю комнатку, служившую ей спальней, а заодно сушильней и кладовой для пряных трав. Выскользнув оттуда, она встала перед дочерью, заложив руки за спину.
Что это? За спиной прячешьзначит, маленькое. Новое перо?
Мари, я же просила не подглядывать!пожурила Леда.
Девушка зажмурилась покрепче и улыбнулась.
А я и не подглядываю! Просто я сообразительная, вся в маму!похвасталась она.
Да еще и красавица, вся в папу,добавила Леда и водрузила свой подарок на голову дочери.
Ой! Да это же девичий лунный венец!Мари осторожно сняла с головы затейливый венок. Из плюща и ивовых лоз Леда сплела основу и украсила ее ярко-желтыми цветами.Так вот, мамочка, для чего ты одуванчики собирала! Я думала, на вино.
Леда засмеялась:
Вино я тоже сделала, а заодно и лунный венец для тебя сплела.
Мари приуныла:
Я и забыла, что сегодня первое весеннее полнолуние. Думаю, Клан отпразднует на славу.
Мать сокрушенно покачала головой:
Хорошо бы, да только, боюсь, веселье будет омрачено, ведь многих Землеступов недавно взяли в плен Псобратья. Чую, Мать-Земля неспокойна, будто грядут перемены к худшему. Наши женщины погружены в печаль более обычного, а что до мужчин Знаешь ведь, как беснуются наши мужчины от ночной лихорадки.
Не то слово беснуютсязвереют. Землерылы проклятые!
Не смей называть так свой народ, Мари. Можно подумать, они не люди, а чудовища!
Мама, это лишь наполовину мой народ, а по ночам они и вправду чудовища. Мужчины уж точно. Что бы с ними стало, если бы ты каждую третью ночь не смывала с них ночную лихорадку? Известно, чем бы все кончилось. Вот почему никто, даже сородичи по Клану, не должен знать дороги к норе Жрицы.
Тревога и страх придали резкости словам девушки, и она тут же пожалела о сказанном, заметив, как омрачилось лицо матери.
Мари, имей в виду, ночью даже во мне дремлет чудовище.
В ком угодно, только не в тебе! Про тебя я бы ни за что так не сказала! Ни за что!
Но если бы не луна, я тоже превратилась бы в землерылиху. К несчастью, наши сородичи не умеют сами, как я, призывать луну, вот мне и приходится помогать им через две ночи на третью. Сегодня третья ночь, да еще и первое весеннее полнолуние. Наш Клан соберется, и я всех омою, чтобы открылись они любви и радости, не погрязли в тоске и гневе. Ты же все это знаешь, Мари. Что тебя тревожит?
Мари покачала головой. Разве скажешь маме, милой, доброй, умнейшей маме, которая одна знает о дочери правду и любит ее вопреки всему, что с недавних пор их мирок сделался ей тесен?
Ни за что не созналась бы девушка в подобных мыслях, как Леда никогда не раскрыла бы правду о дочери.
Да так, пустяки. Наверно, полнолуние виновато. Я чувствую луну даже здесь, в норе, даже до ее восхода.
В появившейся улыбке Леды сквозила гордость.
У тебя мой дар, а то и больший. Пойдем сегодня вместе, Мари. Надень свой лунный венец и раздели праздник с Кланом. Силу луны легче всего притягивать в полнолуние, а сегодня луна будет огромной и яркой, как солнце.
Нет, мама, только не сегодня. Я устала терпеть неудачу за неудачей перед тобой, не хватало еще осрамиться перед Кланом.
Леда продолжала улыбаться.
Верь матери. У тебя мой дар, а то и больший. Вот из-за этого «больше» и учить тебя тяжело.
Тяжело?Мари снова вздохнула.Хочешь сказать, бесполезно?
Полно преувеличивать! Ты жива, здорова телом и духом. Ни днем ни ночью, ни при луне ни без нее ты не впадаешь в тоску или безумие. Это главное, а остальное придет с опытом, только наберись терпения.
Другого способа научиться нет, ты уверена?
Уверена. Это так же, как с твоими рисунками: сколько ты трудилась над ними, пока они не стали оживать под твоей рукой!
Рисовать куда проще!
Леда тихонько засмеялась:
Кому как.Но улыбка тотчас сбежала с лица матери.Ты же знаешь, Мари, скоро я должна буду выбрать себе преемницу. Дальше тянуть некуда, женщины Клана заждались.
Я пока не готова, мама.
Тем более надо идти со мной. Встанем рядом перед Кланом, и ты попробуешь призвать луну. Пусть женщины Клана успокоятся. Пусть увидят, что я начала тебя учить, хотя пока и не объявила во всеуслышание своей преемницей.
Мари вздернула уголки губ:
Начала учить? Леда, ты меня учишь с рождения!
Ученица из тебя способная. И перестань называть меня Ледой.
Тугодумка я, а не способная ученица, матушка!
Ты не тугодумка, Мари. Ты многогранна: твой ум, задатки, достоинствавсе многогранно. Со временем из тебя выйдет прекрасная Жрица.
В серых внимательных глазах Леды светилась мудрость.
Но только если ты захочешь ею стать.
Не хочу тебя разочаровывать, мама.
Я никогда в тебе не разочаруюсь, какой бы путь ты ни избрала.
Леда вновь поморщилась от боли: по ее телу опять пробежала дрожь, а серебристый отлив кожи перешел с изящных кистей рук выше, на предплечья.
Хорошо, пойдем,решилась девушка.
Мать просияла:
Ах, Мари, порадовала ты меня!
На время позабыв о боли, Леда поспешила в свою комнату. Было слышно, как она стучит горшками, роется в корзинах, как звякают хрупкие стеклянные пузырьки с целебными травами, настоями и мазями.
Нашла!Мать вернулась со знакомой деревянной чашей.Давай-ка пройдемся по твоему лицу. Волосы тоже пора покрасить, но не сегодня.
Мари, сдержав вздох, подставила лицо, и мать нанесла на него грязноватую смесь, помогавшую хранить их тайну.
Леда работала молча: густо смазала дочери лоб, замаскировала выступающие скулы, нос, нанесла липкую серую глину на шею и руки. Завершив работу, она внимательно осмотрела Мари и легонько коснулась ее щеки:
Ступай к окошку, проверь.
Девушка хмуро кивнула. В сопровождении матери она прошла в глубь помещения, поднялась по каменным ступеням в аккуратную нишу, вырубленную в скале, и отодвинула продолговатый прямоугольный валун. Теплый ветерок ворвался в комнату, лаская лицо Мари, словно материнская рука. Она глянула в образовавшийся проемкраски дня уже поблекли, небо на востоке потускнело. Мари подставила руку под льющиеся белесые лучи, затем поймала взгляд матери.
Глаза у Леды, как и у Мари, были серые, глубокие, отливали серебром. «До чего же это красиво!»подумала девушка.
При свете полной луны из глаз дочери, точь-в-точь как у матери, струились серебряные лучи.
Кожа у обеих поблескивала. Девушка нежилась в лунном свете, пока ее тело наполнялось силой и покоем.
Томясь тоской по луне и таившейся в ночном светиле силе, Мари высунула в оконце руку с сомкнутыми пальцами. Она хотела зачерпнуть пригоршню лунных лучей, но вместо тонкого серебристого света на пальцах проступил желтый огонек закатного солнца. Рука дрогнула. Девушка отдернула ее, раскрыла ладонь и залюбовалась филигранным узором. Достаточно совсем немного солнца, чтобы он, изящный, яркий, появился на коже. Мари прижала руку к груди, и золотистый узор исчез, как исчезают сны после пробуждения.
У мамы ничего подобного не бывает. Мари во многом на нее не похожа.
Оконце закрыли.
Ничего, девочка моя, возьмем-ка твой летний плащ. Он совсем легонький, не запаришься, зато