Теперь любой друг доктора, или просто любопытный, кому было интересно посмотреть на золотого идола, входя через калитку в его двор, мог видеть умиротворяющую картину. Во дворе было много зелени, очень чисто подметено, на специальных подставках курились индийские палочки, важно прохаживался павлин, а на фоне сарая сверкала Золотая Баба. Возле Бабы частенько можно было увидеть молчаливого огромного мужика самого зверского вида, который медитировал рядом с идолом. На веранде и в доме доктора, на стенах любопытные могли увидеть папирусы в застеклённых рамках. На папирусах были нанесены мудрые слова на неизвестных языках. Серьёзно всё было. А как же. Сам покупал эти папирусы у турка на рынке за 25 рублей штука.
Пришедшие в гости могли расположиться во дворе за специальными столиками, это если позволяла погода, или на веранде, а то в самом доме. Так что усадьба преобразилась: если раньше она больше походила на бомжатник и распивочную, то теперь стала походить на сакральное место. Доктору строго-настрого было сказано, чтобы работал без фанатизма. Потихоньку, полегоньку...не надо нам сейчас толп поклонников. Надо вначале наработать авторитет, помочь страждущим, совершить парочку чудес, изречь с десяток туманных истин.
И так в городе, с появлением сотен абстинентов, стали происходить события, беспокоившие власти. Сначала голуби, теперь рыцари ордена завязки, не дай бог будет как в Туапсе с их Лёней. Так думали чиновники. А всё к тому и шло. Тлетворное влияние Туапсе начало проникать и в другие города.
Пока ещё наш доктор особо не светился в сводках городской хроники, а только с важным видом ходил по своему двору в красивом халате, то в это время рыцари ордена завязки начали отжигать не по-детски. Организмы, чьи мозги очистились от алкогольной дури, вдруг стали ощущать себя людьми. В стране победившей демократии и либерализма это категорически не поощрялось власть придержащими. Чиновники и силовики всегда смотрели на народ как на быдло, как на стадо, которое надо вести к ускользающему за горизонтом счастью. Вслух, конечно, не говорилось, что народ это стадо, вслух народ ласково называли электорат. Обязанность электората была простая, как блеянье овцы: плати налоги и периодически голосуй на выборах, ага. Ты голосуй, народ, голосуй, а мучиться с подсчётом голосов мы уже сами будем.
А тут наметился в городе явный непорядок. Бывшие алкаши и горькая пьянь с какого-то перепугу возомнила себя людьми. Власть и опомниться не успела, как словесные претензии и перепалки перешли в настоящую конфронтацию. Теперь с этими бывшими алкашами стало очень трудно разговаривать, очень умными они стали. С чего вдруг. Им слово, а они в ответ десять. Им - лапшу на уши, а они матерную частушку. И вопросики стали задавать эти, с позволения сказать, люди, с подковыркой. Всё им не так вдруг стало: и законы не те, и бюджет неправильно осваиваете. А это уже покушение на святое, это уже пьянь берега попутала, что начинает залезать в карманы уважаемых людей. Спорить же с городскими маргиналами становилось всё труднее. Умнели эти маргиналы на глазах. Многие из них, от нечего делать, начали даже читать книги, а некоторые вообще сдвинулись по фазе, начали увлекаться учебниками, словарями и иностранными языками. Уже несколько завязавших выучили сдуру английский язык, один, так и вообще, охамел, латынь выучил. Теперь для большинства завязавших всякая геометрия и алгебра, не говоря уже о химии и физике, были яснее ясного. Теперь в городе, прямо на набережной, можно было встретить кучки местных маргиналов, которые устраивали жаркие споры о проблемах дифференциального исчисления или инвариантах Гильберта, что пугало приезжих туристов. Или этот гад, который латынь выучил, теперь его можно было часто встретить на площади перед Администрацией, где он всем желающим читал наизусть труды латинских философов, с переводом, конечно, и с объяснением трудных мест. В городе чиновникам становилось жить не уютно. Теперь любовь простого обывателя стала постепенно перетекать от чиновников к этой маргинальной, но шибко умной, биомассе. Теперь в городе случались курьёзные ситуации. Зачастую, стало происходить как в дикой Индии: народ за советом пошёл не к чиновникам, а к брахманам. Чиновники негодовали: что это за деление на касты, всякие кшатрии, вайшьи, шудры. Мы все единый народ, все равны.....только чиновники и силовики немного ровнее, а обитатели Московского кремля и олигархи, то светлоликие боги на земле, они вообще равнее всех равных. А кому такая установка не нравиться, то тот мог свободно пойти в магазин и купить водки. Водка плохому не научит. Это национальный напиток. Её, родимую, уважать надо. А эти гады на основы покусились. Уже и до бюджета, который давно поделен среди хороших людей, добрались. Хоть войска в город вводи. Куда, спрашивается, спецслужбы смотрят и социально близкий к ним криминал. Вот спрашивается куда? Уже давно бы закрутили гайки и зашугали этих маргиналов по их норкам, чтоб там сидели и не интересовались реализацией бюджета. Так смотришь, эти маргиналы, совсем нюх потеряют, уже от них раздаются слова, направленные против самого солнцеликого президента. Почему против? Ну, а как можно расценить эти подленькие вопросики из-под вонючей обоссанной подворотни: почему у нас в стране много бездомных детей? Вот скажите, ХЗ зачем они это спрашивают. Сдались им эти дети.
Но, на то он и чиновник, чуйка у него должна работать отменно. Поэтому мудрый решил, что раз проблема с маргиналами сама не рассасывается, то лучше всего сделать вид, что её нет. Пусть себе они сами с собой дискутируют, а мы поставим их в игнор. Так решили умные, кто был хоть при маленькой, но власти. До дураков при власти не дошло. Но на то они и дураки. Дуракам закон не писан, если писан, то не читан, если читан, то не понят, если понят, то не так. До многих, которые с чуйкой, дошло, что лучше не обращать на маргиналов внимание. Пусть станут одной из местных достопримечательностей.
А бывшие алкаши начали кучковаться по интересам. Монолитного коллектива у них никогда не было, а сейчас они образовали несколько фракций. Самая горластая фракция оказалась состоящая из поклонников математики и точных наук.
Приезжим туристам, кстати, эта фракция нравилась. Нравилась по причине того, что с этими психами было трудно соскучиться. Покупавшись в море, многие гости города с удовольствием поднимались к маяку, где среди сосен на травке обосновалась одна из стай поклонников современной математики. Туристы, стоя в сторонке, с огромным интересом следили за происходящей научной дискуссией, которую устраивали странные не очень опрятные личности. Эти личности даже приволокли и установили среди сосен большую переносную школьную доску, на которой уверенно рисовали заумные формулы, а потом, с пеной у рта, доказывали свою правоту. Скучно не было. Было, наоборот, весело. Так как среди местных почитателей математики, оказывается, сложились различные школы, которые люто конфликтовали между собой. Если представитель одной школы писал на доске формулы и отстаивал их смысл, то другая школа норовила подкинуть ему подлянку в виде змеиного шипения из своих рядов. Когда из рядов оппонентов раздавались провокационные заявления, что Колмогоров так не трактовал эту формулу, то оппоненты, зачастую, сверкая от негодования глазами, переходили на личности и обзывали противника жертвой Болонской системы. Туристы с интересом смотрели на представление, когда помятых бородатых мужиков коллеги оттаскивали друг от друга, а те пытались вцепиться друг другу в бороду, плевались и орали оппоненту всякие нелицеприятные слова. Типа только обоссанный ишак мог так понять слова Колмогорова по этой теме. В ответ летели слова, которые не должны были слушать малолетние дети, пришедшие с родителями-туристами посмотреть очередную дискуссию математиков. Уважаемые математики обзывали своих оппонентов жопой крокодила и бараньими хвостами. Впрочем, когда оппоненты несколько успокаивались, то очередной бородатый мужик, сумевший под шумок пробраться к доске и завладеть мелком, начинал писать на доске очередную порцию формул. Писал, пока из очухавшихся рядов враждебной научной школы не раздавались ехидные комментарии и попытки отнять мелок. В основном рукопашные схватки на почве математических проблем происходили благородно: один на один, пока друзья не растащат распетушившихся коллег. Но некоторые математические проблемы переходили в массовые драки. Так произошло, когда противостоящие школы столкнулись с решением гипотезы Римана. Кому-то из оппонентов не понравилось, что распределение простых чисел по множеству всех натуральных чисел, якобы, не подчиняется каким-либо законам, и он эту провокационную ересь произнёс. И понеслось. Дискуссия плавно переросла сначала в обычную привычную всем потасовку, но затем в массовую драку. Тогда туристы могли полюбоваться, как катаются по земле клубки разгорячённых человеческих тел и слышать дикие вопли: "Получи, зараза. Я научу тебя правильно коррелировать числовые ряды на графике дзета-функции!"