Зверь прыгнул на Николая, Николай злорадно скосился на него светофильтрами. Тигру удалось отчаянным усилием вывернуть своё тело в воздухе. Сломя голову он удрал от страшилища, опаляющего глазами.
— Красавец! — с восхищением сказал Марек. Это относилось к скафандру. Но Николай принял оценку на свой счёт и прямо-таки засиял от тщеславия.
Марек предложил пойти к «Пегасу». Мы зашагали по каменистой Немесиде к стартовой площадке. Я хочу сказать несколько слов об этом клочке материи, куда мы перебрались с Латоны. Немесиду открыл я во время поисков места гибели звездолётов «Дракона» и «Медеи». Мы натолкнулись на неё случайно. Локаторы «Ориона» вначале показывали лишь облачко пыли или газа, наш штурман не сомневался, что мы промчимся сквозь это облачко, не почувствовав сопротивления, как уже не раз проносились сквозь другие туманные скопления. И только когда внезапно включились тормозные двигатели, а рейсовые автоматы круто изменили курс, мы поняли, что собирались на полном ходу врезаться в груду камней и металла размером с земную Луну.
Я назвал космический шатун Немесидой, именем древней богини возмездия, в предостережение астронавтам: кто здесь хоть на короткий срок потеряет навигационную бдительность, рискует катастрофой. Мы тогда думали, что «Дракон» и «Медея» разбились о Немесиду, их последняя депеша давала координаты именно этого района. Лишь обнаружив неподалёку «чёрную дыру», куда некогда ухнуло какое-то светило, если не целое звёздное скопление, мы узнали истинные причины гибели. Но грозное название для космического шатуна осталось. Если бы я знал, что нам здесь предстоит стартовать в загадочный дзета—мир, я придумал бы название более обнадёживающее.
Хочу отдать должное Мареку. За короткий срок, пока на стапелях Латоны собирали «Пегас», он придал Немесиде вполне жилой вид — повесил километрах в десяти над стартовой площадкой рабочее солнце, плазменный шар, сгорающий в термоядерном жару, смонтировал космическую атмосферную установку — воздух вполне приличный, — окружил планету озоновой покрышкой, возвёл живые домики и мастерские, оборудовал станцию связи, в общем, поработал. Работает он хорошо, хотя меня порой сердит его педантичная привычка каждую операцию прогонять по десятку раз, каждую деталь стократно ощупывать. Попробовал бы он так вести себя в рейсе, когда нужно принимать неожиданные решения, а времени на них если сотая доля секунды — хорошо! Впрочем, в институте он провалил экзамен на космоштурмана и долго потом с огорчением о том вспоминал, пока не утешился славой выдающегося космоадминистратора.
На каменной площадке, упираясь в неё остриём, чуть покачивалась гигантская сигара «Пегаса». Корабль мог повиснуть и на любом отдалении от грунта, но Марек захотел инженерные испытания провести именно так. «Пегас» отбуксировали на Немесиду месяца четыре назад совершенно готовым, но наладчики все возились с ним. Неподалёку стояли Артур и Жак — они всюду ходят вместе. Жак пожал руку каждому, Артур лишь кивнул и отвернулся. Он изучал внешний вид «Пегаса», больше не обращая на нас внимания.
На трансмировом корабле шли испытания оптической защиты. «Пегас» то сверкал и светился, то стирался во что-то тёмное, был то зелёным, то синим, то сумрачно-фиолетовым, то обжигающе-оранжевым. Временами его оболочка накалялась до нестерпимости, только Николай с его светофильтрами мог переносить эту яркость, а мы дружно опускали головы. В какую-то минуту Марек объявил, что сейчас «Пегас» погрузится в невидимость. И точно, корабль вдруг исчез. Он был, и его не было.