Альвдис Н. РутиэнМеждуПоэма в прозе по мотивам кельтской мифологии Британии
Либерис, с благодарностью
Альвдис и ее «Между»
Выставочный зал в здании Рижского вокзала. Белые стены, купеческие приземистые полуколонны, по стенам развешаны кимоно. Стены и кимоно смотрят на друга в некотором недоумении. В центре залахозяйка коллекции, рассказывает собравшимся вокруг нее гостям про цветовую символику в японской одежде. Входят новые посетители, хозяйка заканчивает рассказ и направляется к ним. Через несколько минут уже из другого конца зала доносится: «Аглон». Концентрация миров на единицу площади начинает зашкаливать.
Работа, творчество, вся жизньмежду мирами. У Альвдис персонажи Толкина цитируют Шекспира, лекция по японской литературе переходит на Достоевского и обратно на буддизм, а мифы народов мира лучше любого психолога объясняют, что творится у современного подростка в лохматой голове между наушниками.
И это всёне постмодернистский коллаж. Фрагментарность обернута вокруг жесткой логики-оси, структурированной, как хорошая лекция (преподавательский стажон такой). Слои цитат и аллюзийэто не про «смерть автора» (мало кто так знает и уважает букву и дух первоисточников), а про древнее-древнее видение бытия мира как нелинейного и даже еще не цикличноготакого, в котором собственнические вопросы «кто» и «когда» в принципе не имеют смысла.
Поэтому в текстах Альвдис весело. Дорога вдаль и вдаль ведет, куда Гэндальф Фродо не гонял, и каким ты вернешься обратно, никто не знает. Кто не пристегнулсяне жалуйтесь, вас предупреждали.
А еще с текстами Альвдис непросто. Она обращается с мирами и персонажами настолько по-хозяйски, что первым делом автоматически возмущаешься: посягают же на твое, родное, передуманное-перечувствованное! Остыв, конечно, видишь, что нежно любимым первоисточникам ничего не противоречит и внутри текстов все идеально логично. Можно не соглашаться с тем, какая логика была выбрана, но это уже вопрос не к автору.
Вообще тексты Альвдис очень воспитательные. Приучают не только со-чувствовать персонажам, но и думать про замысел мастеране в школьном смысле «Что хотел сказать автор», а «Почему автор сказал это именно так?» Это работает не только с художественными текстами. Нон-фикшн книгу «Все тайны мира Толкина. Симфония Илуватара» можно критиковать за ненаучность изложенияа можно еще раз внимательно посмотреть на обложку. Кто указан как автор? Не Александра Леонидовна Баркова, кандидат филологических наук, профессор, а Альвдис Н. Рутиэн. А почему? Потому что цель у книгине приращение научного знания, а просвещение. Науку нигде не обещали, обещали ответы на вопросы. Ответы там есть, концентрированные (если бы нужно было сдавать экзамен по толкиноведению, эта книга была бы отличным пособием для подготовки) и обоснованные. Да, можно не соглашаться с логикой обоснования, но в ее отсутствии или нарушении автора упрекнуть нельзя.
Один умный человек говорит, что есть два способа читать книги: можно общаться с героями, а можно общаться с автором. У Альвдис можно и нужно общаться со всеми, читать и строки, и между строк.
«Между» так называется эта книга в авторской версии. История о Тристане и Изольде рассказывается между четырьмя частями-«ветвями», сплетенными вязью кельтских узоров и дивной красоты заколками-аллюзиями на кого только не.
Первая ветвьсамая древняя. Море разбивается о берега Корнуолла, ветер колышет траву у покрытых узорами камней. Услышать, как бьется сердце Дракона. Разглядеть за полустертой вязью рисунка мудрость, у которой нет времени.
Вторая ветвьсамая юная. Восходит солнце, взлетает ввысь птица, рвется из груди сердце, звенит тетива, поет арфа.
Ветвь третьясамая волшебная. Переплетение нитей в полотне, ветвей в шалаше, путей в бездорожье, времен в вечности.
Ветвь четвертаясамая человеческая. Как человеку дано соединять в себе противоположности, так эта ветвь соединяет легенды разных времен друг с другом, делает невозможноечудом, сонявью, дорогу вдальпутем домой.
Четыре ветвипо кромкам между фэнтези и энциклопедией по мифологии, между прозой и стихами, между «Мабиногионом», Мэлори, Толкином, русскими классиками и много кем еще.
С этим романом тоже весело, непросто и воспитательно. За шпильки в адрес Джоан нашей Роулинг можно уже в первом томе влюбиться и в книгу, и в автора. А как Альвдис беседует (периодически не на жизнь, а на смерть) с Львом Николаевичемну загляденье же!
Непросто было видеть контраст между формой и содержанием в первом издании романа. Мало того, что четыре ветви в трех томах (почувствуйте боль перфекционистов), так еще новое название. Допустим, «Между» не самый удачный вариант для публикации на бумаге. Но «Чаша любви»?! На впечатление от текста это, конечно, не повлияло, но было обидноавтор не отстояла свое произведение.
А воспитательно было вернуться к книге через три года после первого издания и еще раз подумать над названием. С любовью всё понятно. А чаша? Обыденный посюсторонний предмет. Но наполненная, она становится зеркаломвместилищем отражений. Чаша соединяет противоположноеось и круг, вещество и пустоту. Чаша тожемежду. Что и требовалось доказать.
Теперь «Между» переиздается, священный порядок восстановлен, спасибо за это издательству. И спасибо авторуза правильные вопросы и мудрые ответы, за новую судьбу дорогих персонажей, за доброе-доброе, совсем не воландовское, «всё будет правильно». За то, что всё было правильно и недаром, что всё получилось, и врата миров еще долго будут открыты.
Ветвь битвыМарх, сын Мейрхиона
Кромка прибоя
Самое первое
Я выхожу на берег, отряхивая морскую воду с гривы.
Выхожу на берег будто впервые. Хотя какой же это первый раз? Я и раньше выходилзабавляясь с народом матери, с бессмертными, и с народом отцас людьми.
Тогда это были просто забавы. Я мог из мальчишки оборачиваться жеребенком, мог возить их на своей спине, мог бегать с ними наперегонки, не задумываясь, на двух или четырех ногах бегу.
Я плыл по морю, играя с прибрежным народцем, я бежал по волнам, я и былволнами, белогривыми, буйными; я бился об утёсы грудью, я вскакивал на скалы, в последний миг сменив облик и уцепившись тонкими мальчишечьими руками за острые камни
Я мчал бок-о-бок с Манавиданоммоим отчимом, другом и вечным соперником два коня, два юноши, два океанских шквала. Скорее названые братья, чем бывший муж Рианнон и ее сын. Мы двое, противники и неразлучные друзьямы резвились, то шутя недобрые шутки, то спасая людей, таких беспомощных перед морем; мы уходили на самое дно, забавляясь тем, что будили спящих веками чудищ и поспешно удирали от них; мы ласкали подводных дев, соперничая из-за их любви и позволяя им вплетать жемчуг в наши гривы; шторм и штиль, удача и роквсё это были мы двое.
Всё море было нашим домом: отмели и глубины, заповедные воды Рианедд и владения Ллира Лледиатакак нет границ волнам, так не было и запретов для нас.
О таких люди говорят «не разлей вода». Много лет мы и быливодою, и ни одно течение не осмелилось бы послать свои воды туда, где резвились мы двое.
Но я выхожу на берег, и вода течет с моей гривы.
Не оборачиваюсь.
Зачем оборачиваться? Я всё знаю, я слышу. Там, посреди моря, ржет серый жеребец, встав на гребень волны, словно на скалу. Он ржет и бьет воду копытами.
Манавидан не простит мне, что я избрал землю моей матери. Избрал народ не отчима, а отца.
Народ людей.
Я выхожу на берег. Серые волны бьют об утесы, будто хотят сокрушить эту землю.
Землю, которой я нужнее, чем безбрежному морю.
Меня ждут. Люди я еще не знаю их имен, кроме одного: Динас. Он поможет мне стать правителем народа людей.
Я меняю облик. Пока это легко, но мать объясняла мне: как только я изберу свой путь, больше не превращаться мне так спокойно, как человек меняет одежду.
Одежда их одежды на мне нет. Кажется, это неправильно? надо спросить у Динаса, ему еще предстоит научить меня быть человеком.