Третья свеча погасла. Я все еще чувствовала запах дыма, который, возможно, и разбудил меня.
То ли проблемы с электричествомбольшие. То лис головой у того интерьерного фрика, в гостях у которого я оказалась. Ну кто будет жечь свечи в канделябре, которому место явно в музее? Тяжелом, металлическом, с какими-то цветами и листьями, красота.
То, что эта штука была тяжелой, я проверила опытным путемпросто взяла канделябр с собой. Обе пары двустворчатых дверей, ведущих в комнатуили из нее, кому как нравится, были закрыты. Я не знала, что пряталось за ними, и торопливо искать в темноте выключатели не планировала. Я ступала осторожно, боясь произвести лишний шум, словно на любой слишком громкий звук откуда-нибудь обязательно появится строгий дворецкий и шикнет на меня, непонятно как оказавшуюся посреди этой странной почти роскоши. Сил и времени рассматривать все у меня не было, но я замечала то узор на обоях, то отблеск хрусталя в шкафу, то фигурку на полке над камином.
Камин.
Судя по всемуработающий.
Не то чтобы жуткая редкость, но ни у кого из моих знакомых не было исправного камина.
Одна из дверей оказалась заперта, а вторая вела в маленький, узкий коридор, который заканчивался дверями. Закрытыми, но неплотно. Из-под этих дверей пробивался свет.
Я прошла вперед мимо двух стрельчатых окон с узором из мелких стекол. Огоньки свечей дробились и бликовали в них. Увидеть, что там, снаружи, было невозможно, я только чувствовала, как от окон веет зимним холодом.
Двери открылись легко, почти бесшумно, и первое, что я увидела, было высокое зеркало в человеческий рост, стоящее в углу так, что в нем отражалась почти вся комната, освещенная желтоватым светом: книжные шкафы, закрытый комод, заваленный сверху бумагами, кусок стены, письменный стол. За этим столом, положив руки под голову, спал незнакомый мне человек.
Я не успела оторвать взгляд от зеркала и обернуться, как он проснулся, словно почувствовал, что я здесь. Проснулся, поднял голову и посмотрел на меня прямо из зеркала, пристально и чуть хмуро, будто бы не понимал еще, что происходит. Примерно как я пару минут назад.
Я развернулась так резко, что еще одна из свечей потухла, оставив в воздухе тонкую нить дыма.
Д-д-доброе утро, прохрипела я, не придумав ничего лучше.
Он выпрямился и зевнул, прикрывая рот ладонью. На пальцах сверкнули кольца. Я запнулась и растеряла все слова, которые могла бы сказать, только смотрела вперед, чувствуя, как начинают пылать щеки.
Он был бледным настолько, что это бросалось в глаза, худое лицо казалось изможденным из-за глубоких теней под глазами, но ни усталость, ни заспанный вид не делали его менее красивым? Даже, наверное, наоборот. Они ему шли, как некоторым идут мешковатые свитера и растрепанные волосыто, что иных неудачников, простых людей, превращает в чудовищ. Если бы я видела этого человека раньше, я бы точно его запомнила. Такие мальчики красоты небесной, о скулы которых можно порезаться, обитают в других мирах. Не там, куда заглядывала я.
Парень провел рукой по волосам, таким явно привычным жестом убирая длинные черные пряди со лба, и уставился на меня, по-птичьи наклонив голову набок. Он молчал и едва заметно хмурился, разглядывая меня, отчего в его лице появлялось что-то недоброе.
Хищное.
Мне почему-то резко расхотелось выяснять, как я тут оказалась.
Я поежилась под едким и прямым взглядом и поудобнее перехватила канделябр, который так и норовил выскользнуть из рук. Руки мне хотелось спрятать за спину, чтобы скрыть их дрожь, еще и рукава натянуть, но нет.
Я дико извиняюсь, сказала я уже не таким хриплым голосом. Не могу вспомнить ничего из вчерашнего вообще. Может, ты просто дашь мне адрес, я вызову такси и свалю, пока мне не пришлось краснеть за свои подвиги?
Чужой взгляд зацепился за канделябр, тонкие губы дернулись в усмешкеодин краешек пополз вверх, словно вся ситуация казалась незнакомцу забавной. Он все еще молчал, только продолжал рассматривать меня со странной смесью любопытства и пренебрежения. Что-то мне объяснять, кажется, никто не торопился. Удерживать, видимо, тоже.
Я вздернула подбородок, храбрясь, подошла ближеи поставила канделябр на стол.
Ладно, сказала я и пожала плечами, стараясь не выдать ни страха, ни восхищения, ни удивлениярубашка на этом молчаливом товарище была слишком уж старомодная, словно он вернулся с готской тусовки или сбежал с репетиции какого-нибудь Гамлета. Если ты не хочешь говорить, то я, пожалуй, пойду. Дверь закрыть не забудь!
Надеюсь, хоть район окажется знакомым.
Он наклонил голову на другой бок и улыбнулся чуть ширеи не менее криво. К пренебрежению и любопытству в его взгляде добавилось что-то новое, похожее на ехидное ожидание.
«Ну-ну, говорил этот взгляд. Давай попробуй».
Я поджала губы и попробовала.
Положила ладонь на дверную ручку.
Не получится, раздался за спиной чуть хриплый, прохладный голос.
Что, прости? не без ехидства спросила я, толкая дверь.
Не получилось.
***
Доброе утро, сказала она.
Хрипло, словно за пару часов без сознания разучилась говорить.
Кондор выпрямился и зевнул, для приличия прикрыв рот ладонью. И только после этого, кажется, действительно проснулся.
Девица так и стояла у двери, не двигаясь с места, и смотрела на него, следила за каждым движением настороженно и сердито. И боялась, сжимая в руках тяжелый канделябр. «Может быть, подумал Кондор, убирая волосы со лба, еще сама не понимала, как сильно боится».
Две свечи уже погасли, однакогда ей полагалось, втораятолько что от неловкого движения девицы. Хорошо, что не уронила, и на том спасибо.
На ней была одежда, казавшаяся выцветшей и потертой. Темная, неприметная. Не такая, которую здесь полагалось носить кому-то вроде нее. Пожалуй, если не присматриваться, если скользнуть по этой конкретной девушке взглядом, как по чему-то малозначимому, то и не поймешь, кто перед тобоймаленькая женщина, растрепанная и напуганная, или юноша в странной одежде, тоже напуганный и тоже растрепанный.
Она вздрогнула и поудобнее перехватила канделябр, словно планировала защищаться им от чудовищ и теней, которых Кондор, как полагается злому чародею, должен был на нее натравить, но с места пока не сдвинулась. Ее взгляд был прямым и, несмотря на страх, цепким и любопытным. Кондор подумал, что его давно не рассматривали так жадно и пристально, с плохо скрываемым восхищением, совершенно искренним и, кажется, бескорыстным.
Я дико извиняюсь. Голос девицы, как Кондор не без неприятного для себя триумфа отметил, хотя уже и не был хриплым, но чуть заметно дрожал. Не могу вспомнить ничего из вчерашнего вообще. Может, ты просто дашь мне адрес, я вызову такси и свалю, пока мне не пришлось краснеть за свои подвиги?
Как именно работало заклинание, которое ломало языковой барьер, заставляя девиц с той стороны неплохо понимать местный языки так же неплохо на нем изъясняться, постепенно набираясь опыта и образности, Кондор, увы, не знал. Пытался как-то понять, но плетение нитей было слишком плотным, а матрица знанияслишком объемной, в такую полезешьи вернешься с мозгами набекрень, проще оставить и не трогать, пусть работает как есть. Оно работалос некоторыми погрешностями, конечно, потому что не все слова оттуда значили что-то здесь.
Слово такси, к примеру, означало что-то такое. Не от мира сего. Но для мира того, наверное, привычное.
Он не удержался и усмехнулся.
Девица, видимо, решила считать продолжительное молчание в ответ на свою реплику чем-то средним между насмешкой и пренебрежением. Сквозь страх проступило нахальство, очень слабое, ей самой явно неудобное, подбородок дернулся. Она задрала нос так храбро, словно не готова была сбежать, стоит щелкнуть на нее зубами, и подошла ближепоставила канделябр перед Кондором.
Ладно. Она с подчеркнутой небрежностью пожала плечами, словно стряхнула с них руки того, кто ей противен. Если ты не хочешь говорить, то я, пожалуй, пойду. Дверь закрыть не забудь!
Кондор наклонил голову на другой бок и попытался улыбнуться уже по-хорошему. Спросонья, наверное, не получилось.
Прежде чем развернуться лицом к двери, девица шмыгнула носом и еле заметно поджала губы.