Под защитным колпаком из уличной пыли и человеческого пота обнаружилась непривычно светлая кожа, сейчас чуть стянутая от воды и мыла; из-за давно позабытого ощущения чистоты казалось, что меня с ног до головы натерли мятой. Волосы, прежде образовывавшие что-то вроде спутанного войлочного шлема, теперь распушились и обрамляли лицо мягким каштановым облаком. Прислужница ворчала, что ей пришлось извести месячный запас моющих средств, но, по всей видимости, результатом своих трудов осталась довольна.
В отличие от меня.
В общую трапезную меня не пустили, чему я втайне порадоваласьпопадаться в нынешнем незащищенном виде на глаза целому Ордену не хотелось совершенно. К счастью, старик настоятель предпочитал завтракать в своих покояхи, судя по всему, чревоугодничал несколько больше, чем то позволял устав, но на этот счет я предпочла промолчать. Все равно поделится, куда ж ему теперь деваться?
Наставник храмовой дружины, по всей видимости, думал точно так же, потому что коротко кивнул вместо приветствия и указал на место напротив себя, где стоял второй столовый прибор. Я покорно уселась, судорожно пытаясь вспомнить, чем тут что полагается есть, но потом махнула рукой. Не может же он всерьез ожидать, что уличная попрошайка покажет отменное знание светского этикета и правил поведения за столом?
Но, похоже, примерно этого настоятель и ждал.
- Значит, и правда не благородное сословие, несколько разочарованно констатировал он, ловко разделываясь с запеченной целиком уткой.
Я утащила из вазочки здоровенное яблоко и утвердительно зачавкала.
Из открытого настежь окна виднелся знакомый дуб. В келье, где мне позволили заночевать, крошечная отдушина под потолком была надежно перекрыта грубыми дощатыми ставнями, по коридору ночью то и дело проходил патруль, а к настоятелю меня провел лично Раинер, подозрительно собранный и бодрый для такого раннего утра.
Яблоки яблоками, но вывод напрашивался единственный. Даже если мне не удастся продать артефакт самим храмовникам, его вполне можно сплавить посредникампусть и чуть дешевле, зато не придется выслушивать неуместные вопросы и старательно обходить такие вот неуклюжие ловушки с тремя вилками и двумя ножами. А главноев ближайшее время не нужно будет снова выходить на улицу и молиться, чтобы и сегодня у стражи глаза глядели в другую сторону.
Бежать!
Настоятель, видя, что потенциальный член Ордена занят отнюдь не положенными благочестивыми мыслями, прокашлялсятщетно. Звук кашля, даже самого надсадного, привычным к трущобному шуму ухом воспринимался как совершенно обыденный фоновый звук, на который можно не обращать внимание.
- Откуда ты? махнув рукой на вежливость, в лоб спросил настоятель.
- С Захолустного перекрестка, предельно честно ответила я. Пришлось постараться, чтобы скрыть озорной блеск в глазах, но раздосадованная физиономия духовного наставника Ордена того стоила.
- И родилась ты там же?
Я неопределенно пожала плечами. В трущобах про храмовников рассказывали такие байки, что впору поклоняться послушникам, а не богам; я не верила ни в тех, ни в других, но открыто врать все равно не решалась.
- Ваше Святейшество, при всем уважении я не из тех людей, у которых есть возможность вести родословную с Начала Начал.
- Однако возможность получить образование ты все-таки нашла, нахмурился старик.
Я с трудом удержалась, чтобы не поджать губы. Предсказуемо: настоятель, как и все местные, искренне полагал, что женщины, умеющие читать, приносят несчастья. То есть все женщины приносят несчастья, ибо суть отродья Темного Облака, посланные во искушение, и так далее, и тому подобное но если эта паршивка еще и читает, то и вовсе спасу от нее нет.
Я предпочла промолчать. Лично мне образование никаких несчастий не принесло, но и пользытоже.
Ну чего мне стоило просто прикинуться деревенской дурой, испуганной и полоумной? Проклятый шок
- Думаю, это достаточная причина, чтобы не рассматривать меня как послушника, вздохнула я. Присутствие женщины в Ордене Арката, боюсь, не лучший стимул для приобщения к божественной благодати, у меня вырвался нервный смешок, и я опустила глаза, рассеянно рассматривая синяки на запястьях, робко выглядывающих из-под монастырской рубахи.
Мои привычные лохмотья прислужница сожгла сразу, а форма храмовых дружинников, разумеется, была рассчитана на взрослых мужчин. В итоге мне досталась белая рубаха, короткие детские шаровары и длинное верхнее платье без рукавов, зато с разрезами вдоль бедер, расшитое оленятами; а подходящей обуви и вовсе не нашлось. Как ни странно, мне шло, и мысли я вызывала какие угодно, кроме связанных с орденскими обетами, и настоятель поморщился, вынужденно признавая мою правоту. Но от своего решения не отказался.
- Если бы дело было только в артефакте, поверь, никто бы не стал тебя удерживать, прямо заявил он. Но активировать его может ограниченный круг людей. А против неупокойников он практически незаменим.
Я машинально потянулась к наглухо застегнутому воротнику. Монетку я оплела выпрошенной у прислужницы ниткой и аккуратно повесила на шею, а теперь мне казалось, что недобровольная милостыня недовольно ворочается под рубахой.
- Тот храмовник, раненный на болоте начала я и замялась, не зная, как сформулировать вопрос, но настоятель понял и так.
- Нет, Гильберт его активировать не мог. Да и вряд ли вообще понимал, что попало к нему в руки, мрачно констатировал он. Иначе не погиб бы так глупо.
Я виновато опустила глаза. Нет, никто не ждал, что я вытащу здоровенного дружинника на своем горбу, да и о его местонахождении я известила первый же попавшийся отряд, но
Но с подобной чувствительностью стоило распрощаться два года назад.
- И что же такого особенного во мне? сама эта мысль вызвала у меня насмешливое фырканье.
- Если бы я знал, снова поморщился старик, то нашел бы похожего человека среди членов Ордена. Но колдуна казнили раньше, чем он передал нам записи.
- А они сохранились? встрепенулась я. Настоятель одарил меня недоверчивым взглядом.
К дому колдуна люди подходить боялись даже теперь, когда он опустел, и передавали из уст в уста слухиодин другого страшнее и невероятней. И про огненные ловушки в полу, и про говорящую дверь, выстреливающую шипами, и про стаю ворон в спальне, и про растворенный в самом воздухе яд Одно точно: из любопытных, сунувшихся в дом, не вернулся никто.
- Даже если и так, невесело улыбнулся старик, кто же их достанет?
В моем неверии определенно были свои плюсы. В монетке, способной превратить неупокойника в пепел, и подавно.
- Это уже моя проблема. Лучше обдумайте вот что: сколько вы готовы заплатить за комплект из монетки и записей?..
* * *
В городе могла твориться какая угодно чертовщина, нищие на паперти сидели в несколько рядов, протягивая руки, грязи было дозволено булькать вдоль центральных улиц, а зловониютяжелым облаком окутывать хоть храм, хоть замок герцога; но проклятого колдуна жить под защитой крепостных стен никто, само собой, не пустил. Его выселили вниз, на болото, под сень искривленных деревьев и темного мха, свисающего с их темных ветвей.
Ветхий домик, обшитый серыми от сырости и времени досками, одиноко притулился чуть поодаль от Вторых Ворот, которые почти никогда не открывались. Покосившиеся сваи утопали в черной болотной воде; на крохотную веранду с подгнивающим полом вела добротная веревочная лесенка, немного не достающая до старой гати. Колдун пришел в город так давно, что уже почти никто и не помнил, каково жилось без него, иначе, наверное, местные жители трижды подумали бы, прежде чем радоваться его казни.
Я нервно передернула плечами и полезла наверх. Босые ноги, перепачканные в нанесенном на гать иле, соскальзывали с лесенки, но озвученная настоятелем сумма служила отличной мотивацией.
Над входом неподвижно завис замысловатый символ из проволоки, украшенный перьями и лоскутками некогда яркой ткани. Оставшаяся без хозяина ловушка для духов даже не пыталась делать вид, что ее как-то касается слабый ветер, гуляющий над болотом. Когда я ступила на скрипучие доски веранды, одно из перьев лениво спланировало мне на плечо, заставив вздрогнуть от неожиданности.