Устранение вониобъяснил он с важностью знатокаНе хочу, чтобы Кровас обдал нас кипятком. Нет, нет.
В дальнем, конце коридора появились две фигуры и направились к ним. Мышатник сунул флакон под плащ, крепко прижал его локтем к боку, и они с Фафхрдом снова заковыляли вперед.
Следующие три двери, которые они миновали, были плотно закрыты. Когда они поравнялись, с пятой, две приближающиеся фигуры сделались явно различимыми. Двое шли рука об руку. Одежда их была одеждой знати, но лицалицами воров. Нахмурившись, глядя с достоинством и подозрением, они посмотрели на наших друзей.
И в это время из какого-то помещения, находившегося между двумя парами, послышался голос, произносящий слова на каком-то странном языке. По своей быстроте и монотонности он напоминал повседневную службу, произносимую священником, или заклинание колдуна.
Двое богато одетых воров замедлили шаги перед седьмой дверью и заглянули в комнату. И сразу же важность улетучилась. Шеи их вытянулись, глаза округлились. Они побледнели. Потом, внезапно, они рванулись вперед, почти побежали и миновали Фафхрда и Мышатника с таким равнодушием, словно те были мебелью. Певучий голос продолжал долдонить без малейшего перерыва.
Пятая дверь была закрыта, но шестая приотворена. Мышатник заглянул туда одним глазом, потянул носом. Потом он шагнул вперед, сдвинув на лоб черную повязку, чтобы было лучше видно. Фафхрд последовал за ним.
Это была большая комната, пустая, если иметь в виду присутствие людей или животных, но полная интереснейших вещей. Дальняя стена была полностью закрыта огромной картой Ланкмара. На ней, казалось, было отмечено каждое здание и каждая улица, вплоть до самого низкопробного отеля и самого узкого тупика. Здесь и там виднелись следы пристального изучения в виде таинственных черточек и кружков.
Пол был мраморным, потолок голубым, как ляпис-лазурь. Боковые стены тоже были заняты. На одной висели всевозможные воровские инструменты, начиная от большой толстой фомки, у которой был такой вид, как будто ею можно было взломать саму Вселенную, и кончая прутиком, таким тоненьким, что он мог бы послужить королеве эльфов и открыть отделанный слоновой костью столик знатной дамы. Другая стена была усеяна странными, блестящими золотом и сверкающими драгоценностями предметами, очевидно памятками о различных кражах, выбранными именно за их странность. Здесь можно было увидеть женскую маску из тонкого листового золота, такую прекрасную по своим очертаниям и контурам, что захватывало дух, но плотно усеянную рубинами, похожими на нарывы, что дает сифилис в самый разгар процесса. Здесь был кинжал, чье лезвие представляло собой ряды тесно насаженных бриллиантов, и края этих бриллиантов казались острыми, как бритва.
В центре комнаты стоял голый круглый стол красного дерева с краями, отделанными слоновой костью. Вокругсемь стульев с очень прямыми спинками и толстыми сидениями. Тот, что стоял против стены с картой и был дальше всех от Мышатника и Фафхрда, был выше и имел более толстые ручки, чем остальныеявно стул шефа, возможно, самого Кроваса.
Мышатник, приподнявшись на цыпочках, хотел было пройти вперед, но левая рука Фафхрда легла на его плечо.
Недовольный северянин вновь натянул повязку на глаза Мышатника и похлопал его по руке, чтобы тот вытянул ее, как это делал раньше. Разочарованный Мышатник пожал плечами, но повиновался.
Как только они отошли от двери, из-за спинки самого высокого стула появилась аккуратная чернобородая голова с подстриженными волосами, похожая на змеиную. Затем появилась гибкая, по-змеиному гибкая рука. Палец лег на тонкие губы, призывая к тишине, потом устремился в направлении двух пар мужчин в черных туниках, стоящих по обе стороны двери, спиной к стене. Каждый из них в одной руке держал кривой нож, а в другойувесистую дубинку.
Когда Фафхрд был на полпути к седьмой двери, за которой продолжала звучать монотонная, но чем-то пугающая речь, оттуда выскочил тонкий бледный юнец. Его узкие ладони были прижаты ко рту, широко раскрытые глаза были полны ужаса. Он походил на молодого зверька, вырвавшегося на волю. Он пролетел мимо них и побежал дальше. Ковры заглушали звук его торопливых шагов. Потом, прежде чем замереть совсем, они послышались с лестницы.
Фафхрд бросил взгляд на Мышатника, скривил губы и пожал плечами. Потом, ослабив путы вокруг колена так, чтобы перевязанная нога коснулась пола, приблизился к двери и, приблизив лицо к щели между дверью и косяком, жестом подозвал Мышатника. Тот подошел и тоже припал к щели.
Они увидели комнату, несколько меньшую по размерам, чем та, в которой висела огромная карта, и освещенную лампой, горящей ярким голубовато-белым, а не обычным желтым светом» Пол был мраморным, темным, а на камне змеились прожилки. Темные стены были увешаны астрологическими инструментами, на полу стояли фарфоровые кувшины с изображенными на них таинственными значками, а также флаконы и стеклянные трубки самой странной формы, некоторые наполненные разноцветными жидкостями, но многие пустые. Внизу у стен, там, где тени были гуще всего, громоздились в беспорядке какие-то вещи, как будто их бросили за ненадобностью и забыли о них. Там и сям зияли красные норы»
В центре комнаты, ярко освещенной, стоял стол с толстой крышкой и многочисленными ножками. У Мышатника мелькнула мысль о сороконожке, потом о баре в «Серебряном Угре», ибо крышка стола была страшно запятнана и иссечена пролитой жидкостью, а во многих местах сожжена то ли огнем, то ли кислотой, то ли тем и другим.
В центре стола работал перегонный куб. Пламя лампы, на этот раз насыщенно-синее, поддерживало кипение в большом кристаллическом кубе, наполненном темной, вязкой, пронизанной блестящими искорками жидкостью. От плотно кипящего вещества отходил темный змеящийся поток и устремлялся вверх от узкого отверстия куба, имевшего странный ярко-красный цвет Вначале он был прозрачным, потом становился непроницаемо черным. По узкой трубке он бежал от куба до сферического хрустального приемника, большего по размерам, чем сам куб, и в нем вился и крутился подобно живой черной веревке, свитой из множества колецбесконечно тонкая эбеновая змея.
У левого конца стоял высокий, но очень сгорбленный человек в черном плаще с капюшоном, оставлявшем на виду меньшую часть лица, самой приметной частью которого был длинный, толстый с заостренным кончиком нос. Цвет лица был сумрачно-серым, подобно песчаной глине. Короткая щетинистая седая борода начиналась высоко, прямо на впалых щеках. Широко расставленные глаза под кустистыми бровями и низким лбом пристально смотрели на древний потемневший свиток, который его поросшие короткими седыми волосами, вызывающие отвращение маленькие лапки бессознательно то сворачивали, то разворачивали. Взгляд его, не останавливаясь, скользил по строчкам, слова которых он произносил быстрым монотонным голосом, лишь иногда на мгновение переводя глаза на куб.
У другого конца стола, стреляя бусинками глаз то на колдуна, то на перегонный куб, примостилось маленькое черное существо, один лишь взгляд на которого заставил Фафхрда изо всех сил вцепиться в плечо Мышатника. Последний едва не вскрикнул, но не от боли. Существо очень похоже на крысу, но лоб был выше, а глаза поставлены ближе, в то время как его лапки, которые оно постоянно потирало в неком бесконечном ликовании, выглядели точными копиями сложенных рук колдуна.
Одновременно, но каждый повинуясь своему порыву, Фафхрд и Мышатник пришли к выводу, что это то самое существо, что следовало за Слевийясом и его напарником, а потом убежало, и каждый вспомнил о том, что Мариан сказала о схожести с ведьмой, а Блана о том, что Кровас, как будто, взял на службу колдуна.
Темп пения-декламации ускорился, голубовато-белое пламя стало ярче и громко зашипело, жидкость в кубе сделалась плотной, как лава: образовались большие пузыри, с шумом лопнувшие, веревка в приемнике зашевелилась, как змеиное гнездо. У наблюдавших возникло чувство невидимого присутствия, сверхъестественное напряжение выросло до размеров почти непереносимого, и Фафхрд с Мышатником лишь огромным усилием воли заставили себя отпрянуть от щелки. Сердца их забились так сильно, что им казалось, биение их можно услышать издалека.