- Скажите что-нибудь, - предложил хозяин. - Можете даже крикнуть.
Долго просить нас не пришлось.
- Э-гей-гей! Слушайте, это я, Тимоти!
- Что бы мне такое сказать? - промолвил я и вдруг крикнул: - На помощь!
Агата, упрямо сжав губы, продолжала шагать против течения.
Отец схватил ее за руку.
- Пусти! - крикнула она. - Я не хочу, чтобы мой голос попал туда, слышишь, не хочу!
- Ну вот и отлично, - сказал наш проводник и коснулся пальцем трех небольших циферблатов приборчика, который держал в руках. На боковой стороне приборчика появились три осциллограммы: кривые на них переплелись, сливаясь воедино, - наши возгласы и крики.
Гвидо Фанточини щелкнул переключателем, и мы услышали, как наши голоса вырвались на свободу, под своды дельфийских пещер, чтобы поселиться там, заглушив другие, известить о себе. Гвидо снова и снова касался каких-то кнопок то здесь, то там на приборчике, и мы вдруг услышали легкое, как вздох, восклицание мамы и недовольное ворчание отца, бранившего статью в утренней газете, а затем его умиротворенный голос после глотка доброго вина за ужином. Что уж он там делал, наш добрый провожатый, со своим приборчиком, но вокруг нас плясали шепоты и звуки, словно мошкара, вспугнутая светом. Но вот она успокоилась и осела; последний щелчок переключателя - и в тишине, свободной от всяких помех, прозвучал голос. Он произнес всего лишь одно слово:
- Нефертити.
Тимоти замер, я окаменел. Даже Агата прекратила свои попытки шагать в обратную сторону.
- Нефертити? - переспросил Тимоти.
- Что это такое? - требовательно спросила Агата.
- Я знаю! - воскликнул я.
Гвидо Фанточини ободряюще кивнул головой.
- Нефертити, - понизив голос до шепота, произнес я, - в Древнем Египте означало: "Та, что прекрасна, пришла, чтобы остаться навсегда".
- Та, что прекрасна, пришла, чтобы остаться навсегда, повторил Тимоти.
- Нефер-ти-ти, - протянула. Агата.
Мы повернулись и посмотрели в тот мягкий далекий полумрак, откуда прилетел к нам этот нежный, ласковый и добрый голос.
Мы верили - она там.
И судя по голосу, она была прекрасна.
Вот как это было.
Во всяком случае, таким было начало.
Голос решил все. Почему-то именно он показался нам самым главным.
Конечно, нам не безразлично было и многое другое, например ее рост и вес. Она не должна быть костлявой и угловатой, чтобы мы набивали о нее синяки и шишки, но, разумеется, и не толстой, чтобы не утонуть и не задохнуться в ее объятиях. Ее руки, когда они будут касаться нас или же вытирать испарину с наших горячих лбов во время болезни, не должны быть холодными, как мрамор, или обжигать, как раскаленная печь. Лучше всего, если они будут теплыми, как тельце цыпленка, когда утром берешь его в руки, вынув из-под крыла преисполненной важности мамы- наседки. Только и всего. Что касается деталей, то уж тут мы показали себя. Мы кричали и спорили чуть ли не до слез, но Тимоти все же удалось настоять на своем: ее глаза будут только такого цвета, и никакого другого. Почему - об этом мы узнали потом.
А цвет волос нашей Бабушки? У Агаты, как у всякой девчонки, на сей счет было свое особое мнение, но она не собиралась делиться им с нами. Поэтому мы с Тимоти предоставили ей самой выбирать из того множества образцов, которые, подобно декоративным шпалерам, украшали стены и напоминали нам разноцветные струйки дождя, под которые так и хотелось подставить голову. Агата не разделяла наших восторгов, но, понимая, как неразумно в таком деле полагаться на мальчишек, велела нам отойти в сторону и не мешать ей.
Наконец удачная покупка в универсальном магазине "Бен Франклин - Электрические машины и компания "Пантомимы Фанточини". Продажа по каталогам" была совершена.
Река вынесла нас на берег. Был уже конец дня.