Ее мысли лихорадочно метались, как стрелки компасов в магнитную бурю, все привычные представления о том, где север и где юг, где верх и где низ, вдруг пошатнулись, рухнули, и все беспорядочно закружи-лось и завертелось. Рука Берти лежала у нее на плече, но даже от этого она не чувствовала себя уверенней. Словно настал конец красивой сказки и началась страшная. Умирала ее мама. Это было невыносимо.
-- Давай остановимся, -- не в силах справиться со своим страхом, она очень нервничала и говорила с раздражением.
Берти оставался невозмутимым, его не ввела в заблуж-дение раздражительность жены. Он-то знал, что это не в ее характере -- у нее была ясная голова. Дождь все накрапы-вал. Он повернулся к ней и нежно взял за руку.
-- Конечно, нужно остановиться. -- Берти покосился на небо. -- Тучи с востока. Надо переждать, будет ливень. Не хватало еще вымокнуть.
Она разозлилась на себя из-за собственной несдержан-ности. Как-то против ее желания одно потянуло за собой другое. Она была не в состоянии говорить и расплакалась навзрыд, сотрясаясь всем телом. Ее лошадь сама останови-лась у кирпичной стены и мягко переступала с ноги на ногу.
Поникшая, с застывшим взглядом, она скользнула из седла на руки Берти и обняла его.
-- Похоже, никого нет, -- сказал он, опуская ее на зем-лю. -- Эй, есть тут кто-нибудь? -- позвал Он и увидел таб-личку на дверях:
"СТОЙ! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!
Комитет по электроэнергии"
В воздухе висело густое жужжание. Провода пели на одной ноте, непрестанно, то слегка повышая, то чуть снижая тон, как хозяйка, которая гудит себе что-то под нос и готовит на плите в мягком сумраке кухни. В здании никого не было видно. Все вокруг дрожало от вибрации. Так, ка-жется, должен гудеть горячий воздух, когда он плывет и струится над раскаленным полотном железной дороги в жаркий солнечный день. А слышно только, как звенящая напряженная тишина давит на барабанные перепонки.
Дрожь от вибрации пробегала через пятки по ее изящ-ным ногам и, разливаясь по всему телу, подобралась к сердцу, коснулась его, и она заволновалась, словно в очеред-ной раз увидела Берти сидящим на верхней балке загона. Дрожь проникла в мозг, пленила каждую его клеточку, и ей вдруг захотелось запеть. Так с ней бывало, когда она читала хорошие книги или слышала красивые песни.
Все вокруг было насыщено гудением. Оно пронизывало раскаленный воздух, пустыню и даже кактусы в ней -- гу-дением было охвачено все.
-- Что это? -- спросила она, растерянно глядя на здание.
-- Не знаю. Похоже на электростанцию, -- отозвался Берти и толкнул дверь. -- Хм, открыто, -- удивился он. -- Вот только жаль, нет никого.
Дверь широко распахнулась, и в виски им ударил силь-ный, как порыв ветра, гул.
Они вступили под своды таинственного поющего зала. Она шла под руку с Берти, крепко прижавшись к нему.
Тут было сумрачно, как в подземном царстве. Все вы-чищено, отшлифовано до блеска, словно какие-то невидим-ки упорно, день и ночь, без устали, без конца терли, терли и терли пол, стены и машины. Им показалось, будто они шагают сквозь строй молчаливо стоящих людей. Но люди превратились в круглые, похожие на снаряды машины, по-ставленные в два ряда и гудящие во всю мочь. Из черных, серых, зеленых машин тянулись золотистые кабели и белые провода, поблескивали серебристые коробки с малиновыми контактами и белыми надписями. В полу было углубление и там бешено крутилось, с неразличимой для глаз скоростью полоскалось что-то невидимое. (Центрифуга вертелась очень быстро, казалось, она застыла на месте.) С темного потолка гигантскими змеями свисали медные провода, переплетения труб поднимались от цементного пола по огненно-красным кирпичным стенам. Пахло озоном, как после грозы.