Попа́дали они все на пол и стали корчиться: словно в предсмертных муках! А уж орали!.. Сохрани меня Мирта Пресветлый ещё когда услышать такие вопли!.. Я было так и подумал вначале: предсмертные! А ещё подумал вот ведь мразь! Не может даже просто убить пленных по-человечески, а хочет, чтоб люди помучились перед смертью!
Как я ошибся
Быстрее всех преобразовался Халед ему, кажется, напиток достался первому, да и полегче он был всех моих сотоварищей по этому делу. Смотрю, разрывает он, корчась и вопя, рубаху на груди, и сапоги у него Рвутся! Расползаются! Сами! А потом треснули и лопнули в разных местах и штаны! А ногти на руках Вытянулись, словно стилеты!
И к концу всего этого скотства оказался передо мной точно такой же монстр, как нападали на нас у входа и внутри: огромные зубы в разверстой пасти, короткие мускулистые ноги, огромные волосатые руки-лапы с трёхдюймовыми когтями Словом копия той сволочи, что только что опоила их своей дрянью из бутылки, только размером поменьше как детёныш всегда мельче матери Пока маленький.
Велемир оторвал фанатично блестящий взор от глаз Конана, но только для того, чтоб найти кружку, которую тут же и опрокинул себе в глотку. Шустрый Браско, неизвестно как сумевший подобраться к ним так, что даже поглощённый рассказом Конан не заметил, тут же наполнил опорожнённую кружку из нового кувшина вновь доверху. Велемир же вздохнул:
И угораздило же меня тут заорать, как резаного! Потому что один из тех гадов, которых мы вроде добили уже тут, внутри, умудрился подползти, истекая кровью, и пользуясь для ползания обрубком одной лишь передней лапы, и вцепиться мне своими зубищами прямо в кисть! Конечно, я заорал, как резаный от неожиданности! Да и очень уж больно было: не смог удержаться! Тварь, что как раз закончила наблюдать за этим самым сным «преображением», вскинулась, заорала:
«Хватайте его! Убейте! Не дайте ему уйти!» ну, смысл был такой.
И тут все мои бывшие напарнички как кинулись Прямо на меня! А уж смотрели Как стая волков зимой на отбившегося от своих оленёнка!
Правда, вот движения у них были какие-то Ещё неуверенные! Похоже, не освоились ещё со своим «преображённым», новым телом! Только это меня, Конан, и спасло! Потому что уже бежали, выскакивая откуда-то из глубины пещеры, другие твари, видимо-невидимо, и если б не мои бывшие, столпившиеся перед жерлом и затормозившие этих, набежавших, сцапали бы меня как миленького!
Потому что мне пришлось вначале, чтоб избавиться от твари, вцепившейся мне в кисть, рассечь мышцы её проклятущей челюсти, что в мою руку впилась мёртвой бульдожьей хваткой, своим верным кинжалом: разжать её зубы я при всём желании не мог! Ну, заодно, как оказалось, отрезал себе и пару фаланг мизинца сгоряча только позже, уже снаружи, заметил Но уж больно страшно мне стало, Конан! Ты можешь не поверить, но тебе-то я могу сказать: ты поймёшь! Потому что одно дело, когда в бою против тебя пусть матросы, пусть воины чёртова Вездигдета, или бедуины-пустынники, или там туранцы какие, но люди!
И совсем другое когда заколдованные прямо на твоих глазах из людей твари! Безмозглые и уже слепо подчиняющиеся Хозяину! И не жалеющие ради него ни своей, ни чужой жизни!
Словом, к тому времени, как я освободил руку и добил проклятую тварь с обрубком лапы, мои бывшие напарнички были в двух шагах от меня. И спасло меня тогда только то, что ринулся я к выходу так, как никогда ни до этого, ни после не бегал!
А, ну, и ещё то, что застряли они в тоннеле, как пробка, перегородив его проход для тех, что бежали за ними из глубины и были куда шустрей! Да и ноги-то у тварей всё-таки покороче, чем мои, и не помогает это им, даже когда они бегут на всех четырёх! Велемир похлопал себя по ляжкам. Конан поймал себя на том, что и сам хмурит брови. Он поспешил вернуть их в нормальное положение:
Наверное, твари гнались за тобой и после тоннеля? Пока не потеряли из виду?
Точно, Конан, гнались! Да и не видя меня, они словно ищейки шли по следу! И если б я не добежал до того места, где мы оставили лошадей, и не смог вскочить в седло не беседовали бы мы сейчас с тобой. Хвала Мирте Пресветлому, когда до этого места добежали мои бывшие компаньоны и те твари, что были с ними, остальных несчастных животных пробрал такой ужас, что посрывались они с привязи да кинулись врассыпную твари не смогли поймать ни одной лошади! Вот так и удалось мне Спастись.
Да и то сказать: еле перевёл дух, как чую: слабею прямо с каждым вздохом. Я посмотрел: точно! Истекаю кровью хлещет, проклятая, настоящим фонтаном и залила уж всю холку моего коня! Чёрная такая!.. Блестит в свете луны. Да что ж, думаю, такое: неужели вот так вся и выльется?! Не-ет, шалишь: не на такого напали!
Достал я верёвку из седельной сумки да и перевязал себе туго-туго запястье прямо на всём скаку! Ну, хлестать-то перестало
Но когда посмотрел, что стало с пальцем чуть сознание не потерял! Кожа висит лохмотьями, да мясо вылезает наружу! Само! Прямо на глазах! И опухает!
Ну, я долго думать не стал: остановил коня у какого-то пня замшелого, быстро привязал к какому-то сучку, чтоб не остаться без последней своей надежды. Положил руку на пень, размахнулся как следует благо, секира у меня при себе осталась, я даже не вынул её из седельной сумки, чтоб зря не мешала, когда мы пошли к пещере
Так, в запале, и отхватил себе чуть не полкисти! Да вон: ты и сам видишь!
Действительно, Конан ещё в первый раз заметил, что мизинец «вырублен» «с корнем» вместе с частью ладони. Вырублен практически до основания кисти. Зрелище не для слабонервных. Но ни варвар, ни его старый друг таковыми и не были. Велемир, тоже печально глядящий на изуродованную ладонь и палец, а вернее на то, что от него осталось, вздохнул, словно поняв, что он уже далеко от тех событий, и покачал головой:
Жутко вспоминать. Но если б не перетянул снова, ещё туже, верёвкой вот здесь, у локтя, наёмник потыкал, словно Конан не знал, где полагается перетянуть, чтоб остановить кровь, так кровью бы и истёк Но после того, как слюна чёртовой твари перестала действовать на мою плоть, всё стало мало-помалу затягиваться
Но обе перетяжки из верёвки пришлось оставить, пока не доскакал до столицы Порбессии, которая, кстати, тоже так и называется Порбессия. И это хорошо, что правая-то рука, моя рабочая, осталась цела левой я немного наработал бы да наперевязывал. А потом мне уже в городе знакомый табиб-лекарь зашил всё льняными нитками и помазал какой-то мазью. Воняла она, конечно, жутко, но кровь действительно совсем перестала течь. Можно стало наложить обычную повязку, снять жгуты верёвочные и ждать. Ну, на мне всё заживает (тьфу-тьфу!) быстро. Как на кошке. Правда, вот рубцы остались жуть!.. Уж больно спешил этот табиб. Да и трясся весь от страха. Да ты же видишь!
Да. Жуть. Конан снова покивал. А что твой наниматель? Ты рассказал ему?
Ну, нет! Тогда бы пришлось возвращать часть денег, которую нам выдали в качестве аванса! Так что я даже не заехал в свой трактир, где оставил часть снаряжения, про которое думал, что не пригодится в туннелях подземелья. Наплевал на добрый туранский лук, на иранистанский щит и эти зингарские вторые сапоги Ну, те, с сафьяновым шитьём Прямо от лекаря и двинулся пока тот не догадался послать слугу к вазиру. Благо, граница этого крохотного госуд-дарства всего в паре часов езды от Шема. Вот туда, в Шем, и скрылся. И проживал там этот с-самый аванс, пока не зализал, как говорится, раны: телесные и душевные Эк! напарник вновь могуче икнул. Конан, поверь: ты первый, кому всё это рассказываю! Потому что уж больно не Ык! Неприятно мне это Дело. Получается, я «кинул» нанимателя, а с делом не справился. Такой славы о наёмнике идти не должно!
Это уж точно! Ну, выпьем за нашу удачу и за то, что мы живы!
Хвала Мирте Пресветлому! Согласен эк! за эт-то сто́ит в-выпить!..
2
В комнате, куда Конан перетащил практически уже бесчувственного от выпитого вина напарника, расположиться с «удобствами» не удалось: лежак, заменявший кровать, имелся только один, да и тот узкий, как и в комнате самого киммерийца. Варвар, долго не думая, прошёл в свою комнату и вернулся, волоча меч, походную суму и свои тюфяк и матрац, набитые относительно свежим сеном. Он кинул их прямо на пол, расположившись по-походному: просто и без «излишеств цивилизации» в виде кровати.