Психиатры вам на что?
Спрашиваю спокойно, но главный врач опускает плечи. Слишком долго сидит в кабинете, теряет хватку. Делегировал почти все полномочия, вроде бы чист передо мной, а теперь не может сообразить, кого из своих подставить под взыскание.
Персонал делает все возможное
А результатов нет.
Даже не думал пока давить, а Летум Дар уже в глухой обороне. Положил ногу на ногу и не отрывает взгляда от планшета на столе. Экран неактивный, что он там пытается рассмотреть? Своё отражение?
Ваше Превосходство
Когда собеседнику нечего сказать, я всегда слышу обращение ко мне. Будто время тянет, собираясь с мыслями.
все выкладки Маятника идут под запись, Создатель недавно закончил тезисы своей теории, стихи Поэтессы тщательно изучаются и после обработки сдаются в архив. Конспиролог регулярно составляет обзоры.
Слышал я уже это. Маятник и Создательдве надежды на прорыв за пределы возможностей традиционной науки. Авторы собственных теорий, которые я не могу выпустить из-под грифа «совершенно секретно» не из жадности, а потому что они недоказуемы. Слишком сильно напоминают бред сумасшедших. Термины, определения, предположения и ни одного практического момента. Нет поля для экспериментов, нет методик, формул, расчетов. Голые фантазии. Философские трактаты, в плен их к гнарошам.
Мотылек что-нибудь пишет? уточняю я про еще одного мудреца на этаже, и Летум пальцем оттягивает ворот рубашки. Вспотел? Из-за чего?
Иногда, но больше рисует. Схемы, графики.
Подробнее.
У главного врача краснеет шея и щеки как от резко поднявшегося кровяного давления. Любопытно. Значит не просто так я зацепился за юную дариссу. Отговаривал еще меня Децим от встречи с ней. Единичка, ничего интересного. Сейчас приведут, и посмотрим, отчего нервничает главный врач.
Она видит эмоциональные связи между цзыдарийцами, нехотя поясняет Летум, дружба, соперничество, симпатия, преданность. Может определить интенсивность и даже проследить динамику.
Это как?
Выдержка капитана Дара слабеет от внутренней борьбы. Все больше и больше внешних признаков тихой истерики прорывается наружу. Теперь голос вздрагивает и взгляд мечется.
Мотылек может рассказать, кто с кем дружил, как часто общались и когда виделись в последний раз. Но пусть лучше она сама пояснит. Ваше Превосходство, мудрец Мотылек.
Мы знакомы.
Поднимаюсь из кресла навстречу хрупкой женщине с глазами круглыми и огромными, будто от испуга. Больничная рубашка свободно болтается на мудреце, и я на какое-то время забываю, зачем я здесь. Представляю тонкий девичий стан под грубой материей. Талию, чуть больше чем в обхват ладоней. Легкая, невесомая. Действительно, мотылек. Стоит посреди кабинета каплей белой краски на темном палисандре пола и руки в кулаки сжимает, а взгляд не поднимает. Так сильно меня боится? Или я ей неприятен?
Мотылек, обращается к ней главный врач, покажи Его Превосходству, что ты умеешь.
Она резко поворачивается на звук голоса и некоторое время молчит. Потом я вижу, как распрямляются худые плечи, вытягивается струной спина. Мудрец поднимает подборок и смотрит мне в глаза. Ощущения меняют цвет: белое превращается в красный. Я не вижу, но чувствую, как в ней поднимается жар от живота вверх. Еще немного и вырвется наружу ярким пламенем, но Мотылек закрывает глаза и гаснет.
Слишком много, шепчет она и качается вперед. Ко мне качается, а я вместо того, чтобы подхватить, смотрю, как к мудрецу бросается через весь кабинет Летум. Успевает схватить за плечи, но Мотылек отмахивает от него.
Я справлюсь нужен физический контакт.
Говорит и краснеет, делая шаг назад. Я бы рад представить физический контакт, но подозреваю, что речь идет о чем-то невинном, вроде рукопожатия. Не просто так она трогала меня за плечо в коридоре.
Исключено, хмурится главный врач, прикасаться к Его Превосходству нежелательно.
Глупость. Будто я болен чем-то заразным.
Почему нет? спрашиваю и понимаю, что голос вздрагивает. Странно. Можно, если это нужно для дела.
Нужно, эхом повторяет Мотылек и смущается. Никогда не считал скромность главной женской добродетелью. Слишком легко её подделать. Но тут, кажется, другое. Мудрец всерьез меня боится. Жаль. Не настолько я стар и злобен, чтобы мною пугали юных дарисс.
Подхожу ближе и беру Мотылька за руку. Пока раздумываю, уместен ли поцелуй вежливости, мудрец закрывает глаза и замирает. В кабинете становится так тихо, что я слышу биение сердца. Снова ощущаю жар и понимаю, что в прошлый раз мне не показалось. Вся эта скромность, глаза в пол, волосы в пучоктолько маска. Футляр, в который она живая и настоящая спряталась. Я вижу маски каждый день. Особенно на лицах женщин. Они холоднее и неприступнее ледяных вершин гор, когда хотят привлечь внимание. Доказать, что чем-то отличаются от других. Намекнуть на тайну внутри. Но стоит снять с такой красавицы платье и обнажается пустота. Голодная до внимания, подарков, выходов в свет. И сколько не отдавай, никогда не будет достаточно. Женщина-богиня, жадная до поклонения. Черная дыра, засасывающая в себя все, что попадает в поле зрения. И я рядом с ней не больше чем слуга, обязанный исполнять все капризы.
Раздражился, надо же. Сам выпал из реальности на несколько мгновений. Хорошо, наверное, смотрюсь рядом с пациентом психиатра. Одинаково. Мотылек отпускает руку и открывает глаза.
Вы вчера поругались с лучшим другом. Агрессия выплеснулась. Очень давно дружите и раньше часто дрались, но теперь нет. Потому и неприятно. Но все наладилось, насколько я вижу. У друга высокий лоб, заостренный нос и волосы растут вот здесь.
Мудрец ведет пальцем от виска вниз до подбородка, а я вспоминаю размолвку с Марком. Не подрались только потому, что на разных материках в этот момент были. И о прошлом верно сказала и описала, как смогла.
Это называется бакенбарды, поясняю ей, друг старомоден.
Мотылек кивает и впервые за все время улыбается. Главный врач выдыхает и украдкой вытирает испарину со лба. Если мудрец видит такие подробности, значит и про Летума могла что-то рассказать, но не стала. Либо умная и благородная, либо у них свои игры.
Благодарю, впечатляет, киваю главному врачу, давая понять, что разговор окончен и дариссу можно отпускать. Она уходит, как мне кажется с поспешностью помилованного.
Необычные способности, говорю, возвращаясь обратно в кресло для посетителей на другом конце рабочего стола главного врача.
Жаль только, что практической пользы от них мало, улыбается Летум и разводит руками.
Усмехаюсь, думая о том, что не бывает бесполезных солдат, а бывают неумелые командиры. Своевременная мысль на самом деле. К чему делать крайним капитана Дара, когда я сам за полгода в центре впервые? Но его злоупотреблений и общего разгильдяйства это не отменяет.
Поэтому женщины живут в такой тесноте?
Вопрос неожиданный, но взгляд главврача снова мечется сильнее, чем положено.
Н-нет, Ваше Превосходство, произносит он с запинкой и переводит дух, помещений недостаточно.
В самом деле? выразительно обвожу взглядом роскошный кабинет, больше похожий на конференц-зал для проведения собраний, чем на скромную обитель начальника секретного объекта. Могу я взглянуть на план здания?
Летум бледнеет и скисает окончательно, а я чувствую себя рыбаком. Еще не видно под гладью воды, каким будет улов, но леска уже дергается. Капитан выводит план на экран планшета и пододвигает ко мне. Не помню наизусть нормы по площади, но вижу, что была перепланировка. Палаты у пациентов уменьшились, а кабинеты персонала и служебные помещения увеличились. Так мелочно. Ну, зачем?
Карцером на этаже двоек часто пользуетесь? спрашиваю, увеличивая этот фрагмент плана, и возвращаю планшет капитану.
Нам по Инструкции положено два карцера на такое количество пациентов, Летум хватается за привычный якорь и в его голос возвращается уверенность.
Я спросил, как часто вы им пользуетесь.
Сбиваю оправдательный порыв на излете. Капитан захлопывает рот, а потом выдает:
На этаже не все двойки. Мотылек единичка. Молодая, нестабильная пока, бывают срывы.