Светит рыжая луна,
замурлыкала под нос алатка, гейя-гей,
За тебя, мой свет, до дна, гейя-гей!
Лестница кончалась у самого садика Этери. Узенькая калитка явно предназначалась слугам, так что ведьму с рогами они благополучно обошли. Если ведьма все еще отвращала зло, хотя какое зло в такое утро? Розовое, ясное, холодноекак молодость, которая взяла да и вернулась под звон чужих струн и родных песен.
Ты не пьян, а я пьяна, гейя-гей,
Ты свободен, яжена, гейя-гей!..
Гыйя-гый! откликнулся все забывший и ничему не научившийся крылатый зеленоштанец, что означало: «Есть давай! Хочу! Много! Всегда!»
Кыш! велела алатка. Место вчерашнего пиршества пряталось за домиком, а здесь были усыпавшие куст ягоды и множество птиц, пичуг и пичужек, правда, зеленоштанец средь них был лишь один.
Хвост вырву, пригрозила принцесса не желающему отлетать наглецу и юркнула в распахнутую служанкой дверцу. Этери уже ждала, выглядела она озабоченной, но отнюдь не бледной и не зеленой. А ведь дочка Лиса могла в мансай что-то и подсыпать! Потому и сама бокал за бокалом пила, и гостье подливала. Покойный Адгемар, по слухам, только резал чужими руками, а травил сам, те же, кто на «ты» с отравой, на короткой ноге и с противоядиями.
Я не ждала вас так рано, быстро проговорила кагетка. Надеюсь, Мухрука вас не разбудила?
Могла бы и разбудить, раз уж нужно. Что было в мансае?
В мансае?
Будь он сам по себе, мы бы обе еще спали.
Разве? мысли лисоньки занимало что-то другое. Вы хорошо помните мою картину?
Такое, пожалуй, забудешь!
Тогда идемте.
Кто-то надо думать, верная Мухрука, постаралсяследы вчерашнего разгула исчезли, пахло и то не разлитым вином, а чем-то вроде полыни. С комнатой было все в порядке, за одним-единственным исключением. Роспись в нише уродовала нескладная долговязая фигура. Где-то едва намеченная, а где-то прорисованная до мельчайших подробностей, она, попирая все понятия о перспективе и прочих художественностях, вознеслась облезлой башкой выше не только дальних гор, но и занимавшего передний план рогатого Бакры. Вглядевшись, Матильда поняла, что непонятный урод сразу находится и перед козлом, и за ним. Четче всего вышли запястье, ногиодна по отворот сапога, а другая по бедро, и шея, зато туловище с трудом проступало сквозь пропоровшего его рогача.
Я не знаю, что с этим делать, посетовала хозяйка. Бакраны решат, что это Зло, и все начнется заново, а зарисовывать долго. Он слишком большой, и я не понимаю, откуда он взялся.
Матильда вгляделась, пытаясь припомнить стену, в которую летом ушли Алва с Валме. Фреска там была, но другая, к тому же испакостившая горы и небо фигура явно принадлежала не кагету.
Мужчина, начала с самого очевидного алатка. Одет не по-кагетски и не по-горски, точнее не скажешь.
Нога нарисована очень хорошо.
Я бы сказала, слишком, поморщилась Матильда: уходящая в никуда нога напоминала о Рыбке с ее презентами. Лучше б голову нарисовали!
Не могу вспомнить никого с такой осанкой. Писать по нему можно, краски ложатся Видите птицу? Там было ухо, оно мне особенно не понравилось Не само ухо, а то, что оно одно. У нас прежде был неприятный обычай, некоторые казароны его придерживаются до сих пор
Уши врагам рубили? Так и мы тоже.
Не просто рубилизасаливали и хранили на льду, а это Оно оказалось на облаке и было совсем как живое.
Птицачерный воронбыла не из лучших творений Этери, но какой спрос с художницы, обнаружившей на своей картине непонятное чучело? Принцесса поскребла ногтем сперва сапог, затемкозла. Козел соскребался, сапогнет. Как подобный казус истолкует Премудрая, Матильда не представляла, но знамение выходило не из приятных. Этери думала так же.
Если б только я нарисовала что-то другое, вдохнула кагетка. Скоро приедет тесть и с ним первая из Премудрых. Она везде видит Зло, которое по воле Бакры прогнал герцог Алва, а Зло всегда хочет вернуться Этот черный выше гор и больше Бакры и регента, его обязательно истолкуют.
Кстати, буркнула Матильда, ты опять ройю сняла! Надень, а то решат, что поганец из-за этого намалевался!
Я не снимала, запротестовала Этери, поднося руку к расписному шелковому платку. Она там. Мне шею надуло.
Бывает, кивнула Матильда, которой в прежние годы частенько «надувало» то шею, то грудь, то плечи. Кошки б подрали этих любовничков, отцелуют своеи в окно, а ты замазывай да прикрывай! Ну и глупы же мы с тобой! Повесь ковер, и вся недолга. По приказу Ворона повесь, и пусть он запретит к нему прикасаться всем, кроме тебя, а ты потихоньку этого болвана закрасишь.
Закрашу, вздохнула кагетка. Я слышала о нерукотворных иконах, они тоже сами появляются, но ведь это не святой.
Да уж! Матильда вновь воззрилась на застящую горы фигуру. Вообще-то это не он большой, а козел мелкий, но на святогода, не тянет. Поза не благостная.
2
Коннер пред Алвой благоговел, но это было благоговение волкодава, подразумевающее прыжки и счастливый лай. Нет, тело генерал-адуана не скакало и не гавкало, зато душа Рокэ это понимал и не забывал о пряниках, тоже духовных.
Больше мне послать некого, объяснил он варастийцу, и Марселю почудилось, что тот сейчас высунет язык и шумно задышит. Здесь вас заменить все-таки можно.
Это точно, Монсеньор, дураков не держим. Что делать-то?
Лететь к Дьегаррону, а от негов Эпинэ. В Тронко не заезжать, не заезжать вообще никуда. Дорога на ваш выбор, но через три недели чтобы были у Валмона; он в своих владениях сидит вряд ли, так что придется искать.
Найдем.
Начнете с того, что передадите письмо от сына, потом вручите мое и потребуете совместной прогулки. Когда убедитесь, что вокруг даже мухи не вьются, скажете, что я буду ждать его людей в Лаик где-то в десятый-пятнадцатый день Осенних Молний. Марсель, есть что добавить?
Бакранский козий сыр, бездумно сообщил язык виконта. Если, конечно, он доедет.
А чего б не доехать? удивился Коннер. Осень, авось не стухнет. Еще что?
Все, залихватски подмигнул отчаянно не желавший тащиться в Лаик Валме. Вперед!
Через часок двинем. Монсеньор, вы никак напрямки через Кольцо наладились?
Да.
А оно точно нужно?
Марсель считал, что нет, только Алва никогда не был горбат, вот дыра его и не исправила. Встревоженный Коннер удалился с песьим вздохом, а Марсель так ему и не объяснил, что посланец держит в руках их с Рокэ жизни.
Я думал, ты больше доверяешь Савиньякам, двинулся в обход Валме. Они могут обидеться. Только начали воевать, и вдругты.
Алву чувства братцев-маршалов не волновали, он с мечтательным видом глядел в окно, пейзаж и впрямь открывался прелестный.
Ты, несомненно, стал лиричней, заметил Марсель, а вот мы от войн огрубели. Не будешь ли ты столь любезен, что оставишь прекрасное в покое?
Буду. Хочешь стать Проэмперадором Сагранны?
Нет!
Отчего-то я так и подумал.
Виконт обреченно сунул за пояс три пальца, они влезли спокойно, но только они.
Я больше не худею, так что всему есть предел. Лошадей загонять станешь?
Нет.
Меня ты тем более не загонишь, но Котика Бонифацию я не оставлю. Эпинэ Марианну оставил, а она взяла и умерла.
Я оставил Моро, прекращать созерцание гор Алва не собирался. Войдите!
Так что письмо, доложил дежурный адуан. От кардинальши. Вроде срочно.
Рокэ читал, а Валме чистил ногти и не хотел за Кольцо. Если б не дыра, они бы давно были в Ноймаринен. К Мельникову Лугу, конечно, не успели бы, но Рокэ всяко нашел бы, чем заняться. И Бруно бы разбили, и скакать через кишащие придурками графства бы не пришлось.
Странный тон. Алва бросил распечатанное послание на стол. Матильда требует, чтобы я немедленно шел к Этери. Будь одна мамашей, а втораядевицей, я бы решил, что меня начнут женить. Как честного человека.
Я тебя провожу. Как бесчестного Почему Лаик?
Мы ее знаем, и сейчас там, по твоим собственным словам, должно быть тихо.